кудрей,
И от тех ли от ласковых дедов,
Что с потехой охотно мешали дела;
От их времени песня теперь повела,
От того ль старорусского краю,
А чем кончится песня - не знаю.
У Владимира Солнышка праздник идет,
Пированье идет, ликованье,
С молодицами гридни ведут хоровод,
Гуслей звон и кимвалов бряцанье.
Молодицы что светлые звезды горят,
И под топот подошв, и под песенный лад,
Изгибаяся, ходят красиво,
Молодцы выступают на диво.
Но Поток-богатырь всех других превзошел:
Взглянет-искрами словно обмечет:
Повернется направо- что сизый орел,
Повернется налево - что кречет;
Подвигается мерно и взад и вперед,
То притопнет ногою, то шапкой махнет,
То вдруг станет, тряхнувши кудрями,
Пожимает на месте плечами.
И дивится Владимир на стройную стать,
И дивится на светлое око:
"Никому,- говорит,- на Руси не плясать
Супротив молодого Потока!"
Но уж поздно, встает со княгинею князь,
На три стороны в пояс гостям поклонясь,
Всем желает довольным остаться -
Это значит: пора расставаться.
И с поклонами гости уходят домой,
И Владимир княгиню уводит,
Лишь один остается Поток молодой,
Подбочася, по-прежнему ходит,
То притопнет ногою, то шапкой махнет,
Не заметил он, как отошел хоровод,
Не слыхал он Владимира ласку,
Продолжает по-прежнему пляску.
Вот уж месяц из-за лесу кажет рога,
И туманом подернулись балки,
Вот и в ступе поехала баба-яга,
И в Днепре заплескались русалки,
В Заднепровье послышался лешего вой,
По конюшням дозором пошел домовой,
На трубе ведьма пологом машет,
А Поток себе пляшет да пляшет.
Сквозь царьградские окна в хоромную сень
Смотрят светлые звезды, дивяся,
Kaк по белым стенам богатырская тень
Ходит взад и вперед, подбочася.
Перед самой зарей утомился Поток,
Под собой уже резвых не чувствует ног,
На мостницы как сноп упадает,
На полтысячи лет засыпает.
Много снов ему снится в полтысячи лет:
Видит славные схватки и сечи,
Красных девиц внимает радушный привет
И с боярами судит на вече;
Или видит Владимира вежливый двор,
За ковшами веселый ведет разговор,
Иль на ловле со князем гуторит,
Иль в совете настойчиво спорит.
Пробудился Поток на Москве на реке,
Пред собой видит терем дубовый;
Под узорным окном, в закутнбм цветнике,
Распускается розан махровый;
Полюбился Потоку красивый цветок,
И понюхать его норовится Поток,
Как в окне показалась царевна,
На Потока накинулась гневно:
"Шеромыжник, болван, неученый холоп!
Чтоб тебя в турий рог искривило!
Поросенок, теленок, свинья, эфиоп,
Чертов сын, неумытое рыло!
Кабы только не этот мой девичий стыд,
Что иного словца мне сказать не велит,
Я тебя, прощелыгу, нахала,
И не так бы еще обругала!"
Испугался Поток, не на шутку струхнул:
"Поскорей унести бы мне ноги!"
Вдруг гремят тулумбасы; идет караул,
Гонит палками встречных с дороги;
Едет царь на коне, в зипуне из парчи,
А кругом с топорами идут палачи,-
Его милость сбираются тешить,
Там кого-то рубить или вешать.
И во гневе за меч ухватился Поток:
"Что за хан на Руси своеволит?"
Но вдруг слышит слова: "То земной едет бог,
То отец наш казнить нас изволит!"
И на улице, сколько там было толпы,
Воеводы, бояре, монахи, попы,
Мужики, старики и старухи -
Все пред ним повалились на брюхи.
Удивляется притче Поток молодой:
"Если князь он, иль царь напоследок,
Что ж метут они землю пред ним бородой?
Мы честили князей, но не эдак!
Да и полно, уж вправду ли я на Руси?
От земного нас бога господь упаси!
Нам Писанием ведено строго
Признавать лишь небесного бога!"
И пытает у встречного он молодца:
"Где здесь, дядя, сбирается вече?"
Но на том от испугу не видно лица:
"Чур меня,- говорит,- человече!"
И пустился бежать от Потока бегом;
У того ж голова заходила кругом,
Он на землю как сноп упадает,
Лет на триста еще засыпает.
Пробудился Поток на другой на реке,
На какой? не припомнит преданье.
Погуляв себе взад и вперед в холодке,
Входит он во просторное зданье,
Видит: судьи сидят, и торжественно тут
Над преступником гласный свершается суд.
Несомненны и тяжки улики,
Преступленья ж довольно велики:
Он отца отравил, пару теток убил,
Взял подлогом чужое именье
Да двух братьев и трех дочерей задушил -
Ожидают присяжных решенья.
И присяжные входят с довольным лицом:
"Хоть убил,- говорят,- не виновен ни в чем!"
Тут платками им слева и справа
Машут барыни с криками: браво!
И промолвил Поток: "Со присяжными суд
Был обычен и нашему миру,
Но когда бы такой подвернулся нам шут,
В триста кун заплатил бы он виру!"
А соседи, косясь на него, говорят:
"Вишь, какой затесался сюда ретроград!
Отсталой он, то видно по платью,
Притеснять хочет меньшую братью!"
Но Поток из их слов ничего не поймет,
И в другое он здание входит;
Там какой-то аптекарь, не то патриот,
Пред толпою ученье проводит:
Что, мол, нету души, а одна только плоть
И что если и впрямь существует господь,
То он только есть вид кислорода,
Вся же суть в безначалье народа.
И, увидя Потока, к нему свысока
Патриот обратился сурово:
"Говори, уважаешь ли ты мужика?"
Но Поток вопрошает: "Какого?"
"Мужика вообще, что смиреньем велик!"
Но Поток говорит: "Есть мужик и мужик:
Если он не пропьет урожаю,
"Феодал!- закричал на него патриот,-
Знай, что только в народе спасенье!"
Но Поток говорит: "Я ведь тоже народ,
Так за что ж для меня исключенье?"
Но к нему патриот: "Ты народ, да не тот!
Править Русью призван только черный народ!
То по старой системе всяк равен,
А по нашей лишь он полноправен!"
Тут все подняли крик, словно дернул их бес,
Угрожают Потоку бедою.
Слышно: почва, гуманность, коммуна, прогресс,
И что кто-то заеден средою.
Меж собой вперерыв, наподобье галчат,
Все об общем каком-то о деле кричат,
И Потока с язвительным тоном
Называют остзейским бароном.
И подумал Поток: "Уж, господь борони,
Не проснулся ли слишком я рано?
Ведь вчера еще, лежа на брюхе, они
Обожали московского хана,
А сегодня велят мужика обожать!
Мне сдается, такая потребность лежать
То пред тем, то пред этим на брюхе
На вчерашнем основана духе!"
В третий входит он дом, и объял его страх:
Видит, в длинной палате вонючей,
Все острижены вкруг, в сюртуках и в очках,
Собралися красавицы кучей.
Про какие-то женские споря права,
Совершают они, засуча рукава,
Пресловутое общее дело:
Потрошат чье-то мертвое тело.
Ужаснулся Поток, от красавиц бежит,
А они восклицают ехидно:
"Ах, какой он пошляк! ах, как он неразвит!
Современности вовсе не видно!"
Но Поток говорит, очутясь на дворе:
"То ж бывало у нас и на Лысой Горе,
Только ведьмы хоть голы и босы,
Но, по крайности, есть у них косы!"
И что видеть и слышать ему довелось:
И тот суд, и о боге ученье,
И в сиянье мужик, и девицы без кос -
Все приводит его к заключенью:
"Много разных бывает на свете чудес!
Я не знаю, что значит какой-то прогресс,
Но до здравого русского веча
Вам еще, государи, далече!"
И так сделалось гадко и тошно ему,
Что он наземь как сноп упадает
И под слово прогресс, как в чаду и дыму,
Лет на двести еще засыпает.
Пробужденья его мы теперь подождем;
Что, проснувшись, увидит, о том и споем,
А покудова он не проспится,
Наудачу нам петь не годится.
Под броней с простым набором,
Хлеба кус жуя,
В жаркий полдень едет бором
Едет бором, только слышно,
Как бряцает бронь,
Топчет папоротник пышный
И ворчит Илья сердито:
"Ну, Владимир, что ж?
Посмотрю я, без Ильи-то
Двор мне, княже, твой не диво!
Не пиров держусь!
Я мужик неприхотливый,
Но обнес меня ты чарой
В очередь мою -
Так шагай же, мой чубарый,
Уноси Илью!
б
Без меня других довольно:
Сядут - полон стол!
Только лакомы уж больно,
Все твои богатыри-то,
Значит, молодежь;
Вот без старого Ильи-то
Тем-то я их боле стою,
Что забыл уж баб,
А как тресну булавою,
Правду молвить, для княжого
Не гожусь двора;
Погулять по свету снова
Не терплю богатых сеней,
Мраморных тех плит;
От царьградских от курений
Душно в Киеве, что в скрине,
Только киснет кровь!
Государыне-пустыне
Вновь изведаю я, старый,
Волюшку мою -
Ну же, ну, шагай, чубарый,
И старик лицом суровым
Просветлел опять,
По нутру ему здоровым
Снова веет воли дикой
На него простор,
И смолой и земляникой
Пахнет темный бор.
Порой веселой мая
По лугу вертограда,
Среди цветов гуляя,
Он в мурмолке червленой,
Каменьем корзно шито,
Тесьмою золоченой
Она же, молодая,
Вся в ткани серебристой;
Звенят на ней, сверкая,
Блестит венец наборный,
А хвост ее понявы,
Шурша фатой узорной,
Ей весело, невесте,
"О милый!- молвит другу,-
Не лепо ли нам вместе
И взор ее он встретил,
И стан ей обнял гибкий.
"О милая!- ответил
Здесь рай с тобою сущий!
Воистину все лепо!
Но этот сад цветущий
"Как быть такой невзгоде!-
Воскликнула невеста,-
Ужели в огороде
А он: "Моя ты лада!
Есть место репе, точно,
Но сад испортить надо
Затем, что он цветочный!"
Она ж к нему: "Что ж будет
С кустами медвежины,
Где каждым утром будит
"Кусты те вырвать надо
Со всеми их корнями,
Индеек здесь, о лада,
Подняв свои ресницы,
Спросила тут невеста:
"Ужель для этой птицы
"Как месту-то не быти!
Но соловьев, о лада,
Скорее истребити
"А роща, где в тени мы
Скрываемся от жара,
Ее, надеюсь, мимо
"Ее порубят, лада,
На здание такое,
Где б жирные говяда
Иль даже выйдет проще,
О жизнь моя, о лада,
И будет в этой роще
"О друг ты мой единый!-
Спросила тут невеста,-
Ужель для той скотины
"Есть много места, лада,
Но наш приют тенистый
Затем изгадить надо,
Что в нем свежо и чисто!"
"Но кто же люди эти,-
Воскликнула невеста,-
Хотящие, как дети,
"Чужим они, о лада,
Не многое считают:
Когда чего им надо,
"Иль то матерьялисты,-
Невеста вновь спросила,-
У коих трубочисты
"Им имена суть многи,
Мой ангел серебристый,
Они ж и демагоги,
Толпы их все грызутся,
Лишь свой откроют форум,
И порознь все клянутся
В одном согласны все лишь:
Коль у других именье
Отымешь и разделишь,
Весь мир желают сгладить
И тем внести равенство,
Что все хотят загадить
"Поведай, шуток кроме,-
Спросила тут невеста,-
Им в сумасшедшем доме
"О свет ты мой желанный!
Душа моя ты, лада!
Уж очень им пространный
Вопрос: каким манером
Такой им дом построить?
Дозволить инженерам -
А земству предоставить
На их же иждивенье,
То значило б оставить
"О друг, что ж делать надо,
Чтоб не погибнуть краю?"
"Такое средство, лада,
Чтоб русская держава
Спаслась от их затеи,
Повесить Станислава
Тогда пойдет все гладко
И станет все на место!"
"Но это средство гадко!"-
"Ничуть не гадко, лада,
Напротив, превосходно:
Народу без наклада,
"Но это средство скверно!"-
Сказала дева в гневе.
"Но это средство верно!"-
"Как ты безнравствен, право!-
В сердцах сказала дева,-
Ступай себе направо,
И оба, вздевши длани,
Расстались рассержены,
Она в сребристой ткани,
"К чему ж твоя баллада?"-
Иная спросит дева.
- О жизнь моя, о лада,
Нет, полн иного чувства,
Я верю реалистам:
Искусство для искусства
Равняю с птичьим свистом;
Я, новому ученью
Отдавшись без раздела,
Хочу, чтоб в песнопенье
Служите ж делу, струны!
Уймите праздный ропот!
Российская коммуна,
Прими мой первый опыт!
По вешнему по складу
Мы песню завели,
Ой ладо, диди-ладо!
Поведай, песня наша,
На весь на русский край,
Что месяцев всех краше
В лесах, в полях отрада,
Все вербы расцвели -
Ой ладо, диди-ладо!
Затем так бодр и весел
Владимир, старый князь,
На подлокотни кресел
И с ним, блестя нарядом,
В красе седых кудрей,
Сидит княгиня рядом
За пряжей за своей;
б
Кружась, жужжит и пляшет
Ее веретено,
Черемухою пашет
И тут же молодые,
Потупившие взгляд,
Две дочери княжие
Сидят они так тихо,
И взоры в ткань ушли,
В груди ж поется лихо:
И вовсе им не шьется,
Хоть иглы изломай!
Так сильно сердце бьется
Когда ж берет из мочки
Княгиня волокно,
Украдкой обе дочки
Но вот, забыв о пряже,
Княгиня молвит вдруг:
"Смотри, два гостя, княже,
С коней спрыгнули смело
У самого крыльца,
Узнать я не успела
А князь смеется: "Знаю!
Пусть входят молодцы,
Не дальнего, чай, краю
И вот их входит двое,
В лохмотьях и тряпьях,
С пеньковой бородою,
Вошедши, на икону
Крестятся в красный кут,
А после по поклону
Князь просит их садиться,
Он хитрость их проник,
Заране веселится
Нo он обычай знает
И речь заводит сам:
"Отколе,- вопрошает,-
"Мы, княже-господине,
Мы с моря рыбаки,
Сейчас завязли в тине
Двух рыбок златоперых
Хотели мы поймать,
Да спрятались в кокорах,
Но князь на это: "Братья,
Неправда, ей-же-ей!
Не мокры ваши платья,
Днепра ж светлы стремнины,
Чиста его вода,
Не видано в нем тины
На это гости: "Княже,
Коль мы не рыбаки,
Пожалуй, скажем глаже:
Стреляем зверь да птицы
По дебрям по лесным,
А ноне две куницы
Трущобой шли да дромом,
Досель удачи нет,
Но нас к твоим хоромам
А князь на это: "Что вы!
Трущобой вы не шли,
Лохмотья ваши новы
Куниц же бьют зимою,
А ноне месяц май,
За зверью за иною
"Ну, княже,- молвят гости,-
Тебя не обмануть!
Так скажем уж попрости,
Мы бедные калики,
Мы старцы-гусляры,
Но петь не горемыки,
Мы скрозь от Новаграда
Сюда с припевом шли:
Ой ладо, диди-ладо!
И если бы две свадьбы
Затеял ты сыграть,
Мы стали распевать бы
"Вот это,- князь ответил,-
Другой выходит стих,
Но гуслей не заметил
А что с припевом шли вы
Сквозь целый русский край,
Оно теперь не диво,
Теперь в ветвях березы
Поют и соловьи,
В лугах поют стрекозы,
И много, в небе рея,
Поет пернатых стай -
Всех месяцев звончее
Но строй гуслярный, други,
Навряд ли вам знаком:
Вы носите кольчуги,
В мешке не спрятать шила,
Вас выдал речи звук:
Пленкович ты Чурило,
Тут с них лохмотья спали,
И, светлы как заря,
Два славные предстали
Их бороды упали,
Смеются их уста,
Подобная едва ли
Их кровь от сил избытка
Играет горячо,
Корсунская накидка
Коты из аксамита
С камением цветным,
А бeрца вкрест обвиты
Орлиным мечут оком
Не взоры, но лучи;
На поясе широком
С притворным со смущеньем
Глядят на них княжны,
Как будто превращеньем
И взоры тотчас тихо
Склонили до земли,
А сердце скачет лихо:
Княгиня ж молвит: "Знала
Я это наперед,
Недаром куковала
И снилось мне с полночи,
Что, голову подняв
И в лес уставя очи,
Но, вид приняв суровый,
Пришельцам молвит князь:
"Ответствуйте: почто вы
Указан был отселе
Вам путь на девять лет -
Каким же делом смели
"Не будь, о княже, гневен!
Твой двор чтоб видеть вновь,
Aрмянских двух царевен
Зане твоих издавна
Мы любим дочерей!
Отдай же их, державный,
Но, вид храня суровый,
А сам в душе смеясь:
"Мне эта весть не нова,-
От русской я державы
Велел вам быть вдали,
А вы ко мне лукаво
Но рыб чтоб вы не смели
Ловить в моем Днепру,
Все глуби я и мели
Чтоб впредь вы не дерзали
Следить моих куниц,
Ограду я из стали
Ни неводом вам боле,
Ни сетью не ловить -
Но будет в вашей воле
Коль быть хотят за вами,
Никто им не мешай!
Пускай решают сами
Услыша слово это,
С Чурилой славный Дюк
От дочек ждут ответа,
Что дочки им сказали -
Кто может, отгадай!
Мы слов их не слыхали
Мы слов их не сл