Главная » Книги

Светлов Валериан Яковлевич - Первая ложь

Светлов Валериан Яковлевич - Первая ложь


1 2


Валериан Светлов

Первая ложь

Рассказ

I

   В будуаре Ольги Степановны, где она имела обыкновение доканчивать свой туалет, пахло духами и дорогой пудрой. Ольга Степановна нервничала - как всегда, прежде чем выехать из дому: не находилась на определённом месте нужная брошка, а уж перчатки почему-то всегда исчезали бесследно; тщетно перерывались шкафы, шифоньерки, ящики и картонки, на что тратилось, по положению, добрых полчаса времени. Когда отчаяние доходило до зенита, оказывалось: перчатки, мирно приютившись, лежали в углу дивана.
   - Кому только могла придти идиотская мысль засунуть их в такое место! - нервно восклицала Ольга Степановна. - Это, наверно вы, Берта! - обращалась она к горничной.
   Берта, чрезвычайно выдержанная горничная, два года тому назад взятая из евангелической общины и хорошо изучившая свою барыню, с обычным своим предупредительным видом молчала.
   - Вы не слышите? - нервничала барыня. - Я говорю: это вы их сюда положили?
   - Nein, Frau, - спокойно отвечала Берта.
   - Ну, так значит святой дух.
   Петя, сын Ольги Степановны, лет одиннадцати, сделавший себе дурную привычку присутствовать при сборах матери из дому, фыркал.
   - Так это значит ты! - накидывалась на него мать.
   - Я? Бог с тобой, мама! Я их и не видел.
   - Так чему же ты смеёшься?
   - Ты говоришь "святой дух"... Мне смешно.
   - Ничего смешного нет! У перчаток ног нет, и они не могут сами передвигаться.
   Петя заливался смехом. Вообще, он был очень смешлив. В нервные минуты матери это её раздражало.
   - Ты только и делаешь, что смеёшься, - сердито проговорила она.
   - Да как же не смеяться, мама? У перчаток - ноги! У перчаток - пальцы, и они могли дойти на пальцах как клоуны в цирке.
   - Перестань болтать глупости. И пожалуйста, в десять часов ложись спать. С тобой побудет дядя Гриша; я просила, чтобы он не уходил до десять часов вечера.
   Мальчик сделал гримасу.
   - Что ещё?
   - Дядя Гриша всегда сердится, когда ты просишь его оставаться со мной. Пусть лучше Берта останется.
   - Берта уходит. Сегодня её день.
   - Ну, Настя.
   - Настя и без того останется дома. Но, пожалуйста, не торчи на кухне, а ложись в десять часов спать. Теперь - семь без двадцати... Ай, как поздно! Юбилейный банкет назначен в семь, и мы только-только успеем доехать. Всё ты со своими разговорами! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не торчал здесь всё время... Берта, узнайте, подана ли карета, и готов ли барин.
   Берта исчезла, потом вернулась.
   - Карета ist fertig.
   - А барин?
   - Schon lange.
   - Ну, матушка, какой дикий вопрос! - показавшись в дверях, проговорил Пётр Николаевич. - Когда же я бываю не готов! Я уж часа полтора как сижу во фраке с Гришей в кабинете.
   - Отлично, отлично... сейчас едем.
   - Сомневаюсь.
   - Ах Боже мой, разве ты не видишь - я готова?
   - Не вижу, потому что на тебе нет ещё лифа.
   - Это одна минута. Берта, дайте лиф. Нет, постойте... Принесите зеркало и подержите, чтоб я видела с трёх сторон - хорошо ли причёсана голова?
   Пётр Николаевич, махнув рукой, вышел:
   - Ежели бы я курил сигары, то успел бы выкурить две.
   - Однако твоя сестрица одевается! - войдя в кабинет, сказал он, обращаясь к Григорию Степановичу.
   - Если бы у нас в училище собирались так на парад...
   Юнкер засмеялся и звякнул шпорами.
   - Так ты останешься с Петькой? Сегодня, как нарочно, такой день, все исчезли из дому - madame ушла с утра, Берта уходит, одна Настя...
   - Я уж обещал Ольге, - недовольным тоном ответил юнкер. - Что за принц такой ваш Петя, что не может один побыть два-три часа?
   - А что? Ты хотел идти куда-нибудь...
   - Конечно. Вот удовольствие сидеть на праздниках дома! Мне это и в училище надоело. A propos. Es-tu assez riche pour me prêter?..
   - Ah, voilà, je m'y attendais! Но что у тебя за несоответственные слова... Prêter? Prêter предполагает отдачу. А тебе нужно без отдачи. Ведь так?
   - Ну... так, - улыбнулся юнкер. - Но это приличнее.
   - Enfin... сколько?
   - Mon Dieu, pas grand'chose. Une misère...
   - Ладно, ладно - сколько?
   - Ну пятьдесят, что ли.
   - Ого! Хорош misère... На прошлой неделе...
   - Ах, какая у тебя манера вести бухгалтерию!
   - Да, но и на позапрошлой неделе...
   - Ну да! Так что же такое? Enfin est-ce oui ou non?..
   - C'est oui, отстань.
   - A la bonne heure! Ты ведь знаешь мою милую мамашу, свою почтенную тёщу. Le terme - c'est tout. Avant le terme tu pourrais crever que tu ne toucherais rien.
   - А зачем тебе такая уймища денег?..
   - Какой нелепый вопрос! Разве я выдумал деньги? Охотно обходился бы без них, честное слово. Но они выдуманы, que veux-tu? Что ж мне делать?..
   - La petite danseuse d'Aquarium?
   - Tu n'y est pas, mon cher. Avec tes miserables cinquante roubles - la petite danseuse? Tu n'y songe guère.
   - Ну... пятьдесят да пятьдесят делают сто, да ещё двадцать пять - ça fait toujours quelque chose!
   - Ах, опять бухгалтерия. Принести счёты?
   - Нет, merci. Enfin qui est la petite en question?
   - Ты не боишься состариться... C'est Jenny l'ouvrière, - засмеялся юнкер и, ловко приняв пятидесятирублёвку, небрежно скомкал её и опустил в карман брюк.
   - Ты готов? - крикнула у дверей кабинета Ольга Степановна в длинном сорти-де-баль, окончательно готовая.
   Пётр Николаевич засмеялся.
   - Конечно, - сказал он. - Не только готов, а перепёкся.
   Она сделала гримасу.
   - Однако ты во фраке, а не в шубе.
   - В шубе?! Но не мог же я сидеть в шубе час и три четверти!
   - Удивительная манера всё преувеличивать. Держу пари, что ты у него просил денег, - обратилась она к брату.
   - Почему?
   - По лицу. Так, пожалуйста, Гриша, не уходи до десяти часов.
   - C'est entendu. Будь покойна.
   Супруги уехали.
  

II

   Юнкер прошёл по гостиной, звеня шпорами.
   - Вот ещё, торчать здесь до десяти часов вечера! - возмущённо ворчал он, измеряя гостиную. - И ради чего? Ради Петьки! Что такое Петька? Шиш, с которым ровно ничего не может сделаться дома.
   Он заглянул в детскую.
   - Эй ты, шиш!
   Мальчик высунулся из двери.
   - Я не шиш, дядя Гриша.
   - Разговаривай!.. Ты что, боишься один дома сидеть?
   - Не боюсь.
   - Ну так что же? Для чего тебе непременно нужна нянька?
   - Мне скучно.
   - Ах, скажите пожалуйста, какой принц! А мне не скучно здесь с тобой околачиваться? Тётка ты, а не мальчик! Другой бы обрадовался свободе, а ему непременно надо, чтобы мадам при нём торчала.
   Петя фыркнул.
   - Какая же madame - в шпорах!
   - Остри ещё!
   Юнкер снова зашагал по гостиной, а Петя уселся на диване с ногами. Ему всегда запрещали делать это, чтобы не пачкать обивки, но теперь он очень обрадовался отсутствию матери и madame и с удовольствием поджал под себя ноги.
   - Дядя Гриша?
   - Что тебе?
   - Скажи, пожалуйста, что такое банкет?
   - Банкет, - протянул юнкер. - Мне, брат, надоело отвечать на это и в училище, а ещё ты тут пристаёшь с глупостями. На какого рожна тебе знать это?
   Однако он припомнил из курса фортификации значение этого слова и недовольным голосом ответил:
   - Банкет - это насыпь для помещения стрелков, на внутренней крутости бруствера. Всё равно ничего не понял! Так только, чтобы язык чесать...
   Мальчик сделал изумлённое лицо и спустил ноги с дивана.
   - Разве там будут стрелять? - спросил он.
   - Где? - огрызнулся юнкер.
   - Куда мама поехала с папой. Она сказала - на банкет.
   - Ты глуп! - окончательно рассердился юнкер. - Банкет - это обед в честь кого-нибудь...
   - А ты говоришь - для стрелков.
   - Отстань.
   Мальчик помолчал, но не мог сидеть долго, не разговаривая, и снова спросил:
   - Дядя Гриша?
   - Ну?
   - А что такое "рожна"?
   - Отстань.
   Юнкер начинал неистово скучать.
   Он прощупал в кармане пятидесятирублёвку, и ему захотелось поскорее отделаться от скучной обязанности изображать madame.
   Он велел немедленно подавать обед.
   За обедом он ел торопливо и соображал, как бы высвободиться из дому под достаточно приличным предлогом. В то время как Петя усиленно занимался уничтожением крема, пользуясь отсутствием необходимого надзора, и рисковал расстроить себе желудок, дядя Гриша, быстро сообразив что-то, вышел в переднею, отворил двери на лестницу и позвонил, затем с такой же быстротой запер их и снова с шумом открыл.
   - Что вам надо? - громко заговорил юнкер, ни к кому не обращаясь, так как никого на лестнице не было.
   Затем произнёс неразборчиво несколько слов и опять нарочито громко произнёс:
   - Требуют немедленно? Хорошо. Скажи, пообедаю только. Или лучше ничего не говори. Я - сейчас.
   Он быстро захлопнул двери, так что прибежавшая на звонок Настя ничего не успела увидеть.
   - Ну, брат, надо ехать в училище, ничего не поделаешь! - недовольным тоном сказал он мальчику, возвращаясь в столовую. - Требуют в училище.
   Петя надулся.
   - Вот так всегда! - сказал он. - Обещаешь посидеть и уходишь.
   - Я чем виноват? Слыхал, ведь, не глухой?
   - Слыхал.
   - Ну, так и скажи своей маме. Приходил, мол, посыльный, дядя Гриша очень сердился, мол, а ты ложись раньше спать, вот тебе и не скучно будет.
   - Не скучно! У всех Рождество, ёлка, а мне - спать.
   - Ну, пореви ещё, тётка! У других была ёлка, и у тебя будет. Не всё ли равно? Какая разница?
   Мальчик готов был заплакать, но удержался.
   "Буду с Настей играть в шашки, - в утешение себе подумал он, - и уж так сделаю, что непременно запру её".
   - Дядя Гриша?
   - Чего тебе?
   - Ты не можешь мне сказать, Бессарабия в Африке?
   - В Африке.
   - В северной или южной?
   - Посредине.
   - А мыс Гаттерас?
   - Что мыс Гаттерас?
   - Где он?
   - В Гренландии.
   - А кого больше: людей или птиц?
   - Отстань. Что ты мне репетицию по географии делаешь, что ли? Мне, брат, и свои-то надоели. Ну, так прощай, мне некогда, веди себя хорошенько, а главное, - заваливайся спать.
   - Мне не хочется спать.
   - Глупости! - важно заметил юнкер. - В твои годы я спал. Повернись носом к стене и заснёшь.
   - Не засну.
   - Ну, так проговори сто раз "мыс Гаттерас" - и заснёшь.
   Мальчик обиделся.
   - Сам говори, коли хочешь.
   - Ну-ну, не дерзи. Скажи-ка маме, что меня потребовали, и я мол очень жалел. В другой раз посижу.
   - Не посидишь.
   - Посижу. Прощай!
   И юнкер скрылся.
   Петя ушёл к себе в комнату, пошевелил солдатиков, которые ему опротивели, рассыпал бирюльки и, собрав их, спрятал в коробку. Ко всему он потерял вкус. Потом открыл "Обитателя лесов" и стал читать. Но чтение не удавалось. В окнах надворного флигеля, приходившихся как раз против его окна, засветилась многоцветными огнями ёлка, и за морозным стеклом мелькнули тени детей. Петя прильнул лицом к окну своей комнатки и не мог оторвать глаз от соблазнительного зрелища.
   Настя гремела посудой в столовой.
   Петя позвал её.
   - Чего вам? - спросила она.
   - Настя - вон ёлка, видите?
   - Вижу.
   - А у меня нет.
   - Нет, так будет. Ёлку можно делать до Крещения.
   - А мама не заказывала вам ёлку?
   - Нет.
   - А дядя Гриша ушёл.
   - Знаю. Они завсегда уходят.
   - Настя, давайте играть в шашки. Я вас запру.
   - Некогда мне, Петя, надо со стола убрать.
   - А потом?
   - А потом видно будет.
   Настя ушла, а Петя опять подошёл к окну.
  

III

   Настя возилась в кухне, перемывая посуду, потому что служившая в доме для этой цели девочка тоже ушла со двора.
   Настя знала, что когда уходили со двора мадам, Берта и девочка, то ей надлежало оставаться дома, чтобы сторожить Петю. Уходу юнкера она ничуть не удивилась, потому что это стало уже обычным явлением.
   Она была не в духе. В квартире старшего дворника была в этот вечер ёлка, на которую была приглашена и она. Старший дворник был вдов и имел сына Броню. Дворник давно и безуспешно ухаживал за Настей, но Настя только в последнее время стала "отвечать" ему. Их роман достаточно уже подвинулся, и на сегодняшний вечер она очень рассчитывала, как вдруг вспомнила утром, что сегодняшний день принадлежит Берте.
   "Палки с неба будут валиться, а немка не уступит своего дня", - подумала Настя. И хотя палки с неба не валились, но Берта своего дня, действительно, не уступила и, как только господа уехали, исчезла из дому.
   - Вот и сиди с Петей и играй в шашки! - проворчала Настя. - Эх жизнь! Кто там?
   Это вошёл старший дворник.
   - Это я-с, краля моя.
   - Ничего я вам не краля, а Настасья Егоровна.
   - Тэк-с...
   - Да, уж с тем возьмите. Чего тебе?
   - Так, что у меня ёлка, Настасья Егоровна, и желательно было бы, чтобы вы осветили праздник своим присутствием.
   Настя фыркнула.
   - Я не фонарь, чтобы светить тебе.
   - Благоволите, Настасья Егоровна.
   - Не проедайся. Все слова твои по пустому.
   - Что так-с? Завсегда оказывали внимание...
   - И врёшь, вовсе не завсегда.
   Дворник взял у неё тарелку, мочалку и стал помогать ей в мытье посуды.
   Настя нисколько не препятствовала ему в этом; вымыла под краном руки, сняла передник, пригладила перед зеркалом волосы и заговорила:
   - Человек-то вы хороший, Семён, хотя и бывший солдат, а уж бывший солдат, известно, к женщинам никакого уважения не имеет...
   - Напрасно-с изволите говорить, я к вам со всяким уважением.
   - То и говорю: человек вы будто хороший, и я к вам завсегда пошла бы в гости, особливо в такой вечер, а только наш маленький барин один оставшись и потому невозможно.
   - А господа-то ваши?
   - Удрамши.
   - А мадама?
   - С утра задрала хвост.
   - И никого дома нету?
   - Никого.
   - Это действительно...
   Семён задумался и чуть не разбил тарелку, которую вытирал полотенцем.
   - Однако без вашего присутствованья моей ёлке никак невозможно, Настасья Егоровна. О6думайте-с.
   - Обдумала уж. Не выходит, Петя скажет, ежели уйду.
   Семён вдруг быстро положил на стол тарелку и крикнул:
   - А я придумал!
   - Как это? - с оттенком надежды в голосе сказала Настя.
   - Так что значит в доме вы и Летя?
   - Да, сказано уж.
   - И оба скучаете?
   - Натурально.
   - Ну так забирайте мальчугана с собой и - айда! Мы, стало быть, развлекаться будем, а он с Бронькой моим повозится. Кухню запрём на ключ. Вот тебе и весь сказ, всем весело будет.
   Настя отрицательно покачала головой. Это было похоже на дело, и ей очень показался соблазнительным проект Семёна; ничего невозможного в нём не было, хотя было страшновато.
   - А как мальчик-то проболтается? - с сомнением спросила она.
   - А вы ему внушите: мол так и этак... И коли ежели что, то не тово... Ну и прочее.
   - Попробую, - пожав плечами, проговорила Настя и отправилась в комнаты.
   Петя строил на столе какую-то чудовищную пирамиду и в качестве материала для постройки пошли у него и кубики, и оловянные солдатики, и бирюльки, и шашки, и даже "Обитатель лесов" со "Всадником без головы" и "Молодым буром из Трансвааля". Но "Молодой бур из Трансвааля" оказался тяжелее всего, и под его тяжестью рухнула грандиозная пирамида.
   Петя сначала очень рассердился, но, увидя входящую Настю, чрезвычайно ей обрадовался.
   - А... это вы! Ну, садитесь Настя, будем играть в шашки.
   Она села.
   Мальчик расставил шашки. Они сыграли две партии. Ни Петя, ни Настя не умели играть и передвигали шашки зря; но Петя неизменно уверял, что он запер Настю.
   - Да почему же запер?
   - Да уж запер.
   - А я эту - съем, вот и не запер.
   - Как же вы её съедите, Настя, когда за ней другая?
   - А что, Пётр Петрович, - отодвинув шашечную доску, спросила Настя, так как им обоим уже надоело играть, - без ёлки-то, поди скучно.
   - Конечно, скучно.
   - И сама вижу, что скучно. Да что поделаешь? Оно бы, положим, можно...
   - Что можно? - встрепенулся Петя.
   - На ёлку-то попасть.
   - Да ну? Правда?
   - Известно, не вру. А только...
   - Что - только?
   - Опасно. Неравно разболтаете: и вам попадёт, и меня с места сгонят.
   - Я не разболтаю. Я уж не маленький.
   - Кто вас знает? Ещё с места сгонят, а место, нельзя сказать, недурное. И даже хорошее...
   - Не разболтаю, Настя, миленькая... А где ёлка-то? Там, в окне?
   - Нет, у Семёна. Хорошая ёлка, всё так же, что и у господ. Семён-то ведь богатый. Да и все гирлянды, и орехи золотые, и пряники со всех ёлок собрал, что в доме, по квартирам, были. Не хуже, чем у других, стало быть, а может, что и лучше.
   У мальчика разгорались глаза. Он слушал Настю, открыв рот. Страстное, необузданное желание видеть ёлку с её праздничными огнями, фонариками, яблоками, золотыми орехами и пряниками овладело им.
   - Настя, Настя, миленькая, поведи меня на эту ёлку. Ещё не поздно, не опоздали?
   - Нет, какое опоздали! Восемь часов только. Спать-то вам в десять. Ещё два часа времени.
   - Настя, поведите...
   - И Броня будет там, - подливала масла в огонь Настя.
   - И Броня?! Мне мама не запрещала с ним иногда видеться. Так пойдём?
   - А как выдадите?
   - Я-то? Что я фискал, что ли?
   - Аль повести? Что ж, я не для себя! Я для вас доброе дело хочу сделать, удовольствие оказать. Что так зря-то в комнате сидеть. Никакого удовлетворения нету.
   - Никакого, Настя. Так пойдём?
   Настя поставила Петю перед собой, зорко взглянула ему в глаза и внушительно проговорила:
   - Ну, пойдёмте. А только помните: ежели проговоритесь - грех будет на вашей душе. И погонят меня с места - вы будете виноваты. А Господь не простит этого.
   Но Петя уже ничего не слушал. Он только кивал в такт головой и рассеянно смотрел на Настю. Но и мысли, и взоры его были уже далеко. В его воображении быстро выросла рождественская ёлка со всеми её соблазнами и, как необходимая принадлежность к ней - Броня.
   Воспитанный дома, вне общества мальчиков, Петя давно уже чувствовал непреодолимую потребность в мужском обществе, инстинктивную жажду общения с мальчиками, среди которых он мог бы иногда проявить зарождавшиеся в нём позывы к резковатой выходке, грубоватому слову и вольному обращению. Броня импонировал ему именно своей грубостью и резкостью, которая очень нравилась Пете и казалась лихостью и геройством. Он побаивался этого мальчика, завидовал его свободе торчать под воротами, слоняться по двору между сложенными дровами и бегать по улице. Иногда Петя останавливался под воротами и болтал с Броней о всяких детских делах, и Ольга Степановна не мешала ему в этом, потому что у Ольги Степановны бывало обыкновенно семь пятниц на неделе, если не все восемь. И бывали пятницы демократические и бывали аристократические. На первых проповедовалось общение с народом и близость к природе, на вторых - благовоспитанность и держание себя подальше от "хамов".
   - Ну так идём, Настя?
   Настя глубоко вздохнула, потопталась на месте и, наконец, решительно сказала:
   - Идём. Что уж! Для вас только.
  

IV

   В дворницкой, довольно обширной, но низенькой комнате, было светло и весело. Ёлка, хотя и небольшая, была очень хорошо убрана, и разноцветные восковые свечи ярко освещали её. В углу комнаты стоял стол, накрытый серой скатертью с красной вышивкой в русском стиле по бортам; на столе - ряд бутылок и яств.
   Настю с Петей встретили радостно.
   Семён встал и низко поклонился ей и Пете:
   - Здравствуйте, Настасья Егоровна. Здравствуйте, барин. Оченно даже хорошо, что пожаловали. Ваш Броня оченно скучал... С праздником...
   Он, очевидно, был несколько смущён и не знал, что говорить дальше и следует ли говорить. Петя тоже имел растерянный вид, хотя не сводил глаз с ёлки и с её ярких огней; но в этой небольшой и плохо обставленной комнате ему вдруг стало не по себе.
   Семён налил рюмку какой-то удивительно сладкой и тягучей наливки тёмно-красного цвета и поднёс её Пете.
   - Не откажите, с праздничком...
   Петя взглянул на Настю нерешительно и отстранился от рюмки.
   Настя мигнула ему и проговорила:
   - Ничего, можно. От рюмочки не станется.
   Петя выпил и сразу почувствовал себя свободным и развязным. И комната показалась ему лучше.
   - Вкусно, - сказал он, облизывая языком губы.
   - Тогда ещё не позволите ли? - предложил Семён.
   - Ну уж это ты брось! - строго остановила его Настя. - А то ведь мы и уйдём.
   - Зачем же-с, помилуйте! - испугался Семён. - Я ведь от души, а ежели возбраняете, так и не надо.
   В комнате было ещё две горничных из соседних квартир, и Настя была знакома с этими горничными. У Семёна как у бывшего военного общество было также военное - какой-то ефрейтор бравого вида с щетинистыми усами и писарь, пришедший с балалайкой.
   Гости уселись у стола, и у них вскоре, под влиянием выпивки и закуски, завязался оживлённый разговор. Дети возились у ёлки, и на них никто не обращал никакого внимания. Но когда Броня чуть не опрокинул ёлку, Семён цыкнул на него и велел им обоим сесть за стол.
   Семён нарезал ветчины и наложил на тарелку перед детьми.
   - Кушайте, - сказал он.
   И они покорно начали есть. Семён же не стеснялся присутствием барчука и не обращал на него внимания, весь сосредоточившись на Насте, которой он умильно смотрел в глаза, и даже отважился обнять за её довольно плотную талию. Настя успела уже выпить два стакана пива и стаканчик густой наливки: суровость её прошла, она повеселела и стала очень болтлива.
   - Выкушайте ещё, кралечка, - сказал ей Семён, - плюйте на всё, нечего стесняться. Свои всё. Нашего дома горничные со своими супирами.
   - С супирами?
   - Так точно, - галантно подтвердил писарь.
   - Это что же - супир?
   - Это, так сказать, ухажёр. Потому, ежели кто ухаживает за таким, примерно, бутончиком, как сия девица Даша из номера четвёртого, так беспременно в её присутствии воздыхает и держит глаза к небу, а в худшем случае жизни - к потолку. Вот, как по-французски, значит, "супире" это самое воздывание любовно, то и выходит, что ухажёр и есть самый супир. А потому выпьем? Выпьем, Даша, Дульцинея моя Таборская.
   - У вас и без того глаза-то на что похожи от водки?
   - "Не укоряй меня без нужды! Возвратом нежности моей!" [романс на стихи Е. А. Баратынского "Разуверение"] - фальшиво запел писарь, взяв балалайку. - Сей простонародный инструмент нынче весьма, можно сказать, в моде. И наш полковой адъютант совместно с батальонным занимаются сим спортом.
   Слова писаря о супирах только теперь добрались до сознания ефрейтора, и он вдруг хихикнул.
   - Вы это чего же-с, Филипп Иваныч? - спросил его писарь. - Аль приснилось что? - В его тоне чувствовались насмешка и лёгкое презрение к этому необразованному неучу.
   - Ничего не приснилось. Я о супирах. Занятно. Это стало быть, и мы с Женей - супиры?
   - Ах, вы вот когда спохватились! Всеконечно-с. Ежели вы за Женей ухаживаете, значит супир. А Семён - супир Настасьи... Настасьи...
   - Егоровны, - подсказал дворник.
   - Так-с. А ваш папа - военный? - спросил писарь, обращаясь к Пете.
   - Нет.
   - Шпак, значит.
   - Вовсе не шпак, - обиделся Петя. - Он служит в министерстве.
   - Я и говорю - шпак.
   Петя, сидя за столом, опять почувствовал неловкость, и его детская гордость проснулась. Он смутно чувствовал, что ему здесь не место, и что если бы об этом узнали его родители, то ему здорово бы попало, и, конечно, ещё больше Насте, приведшей его сюда.
   Настя выпила ещё наливки и окончательно осовела.
   Теперь и она смотрела масляными глазами на Семёна.
   У горничной Жени шёл разговор с Филиппом Иванычем. Она ему сообщила, что хочет уходить с места.
   - Нехорошее разве? - спросил ефрейтор.
   - Место ничего себе. И даже хорошее - докторское. Доходы есть. А только с кухаркой нелады.
   - Что ж так?
   - Чухонка она, - сказала Женя, подняв к верху свой курносый нос, что всегда служило у неё выражением чрезвычайного презрения. - А известно, все чухонки - нехристи. Окромя того, колдовством занимается.
   - Колдовством? - с комическим ужасом спросил писарь. - Соблаговолите, представить доказательства сему тяжкому обвинению в конце истекающего столетия.
   - Известно, колдовством. У нашего доктора Вагнера ни одна кухарка никогда не живёт дольше двух месяцев, не то чтобы заживаться. А эта пятый год выживает Не колдунья, скажите?
   - На костёр её! - пошутил писарь. - За косы и на костёр.
   - Вам бы только зубы скалить, - обиделась Женя.
   - Совсем даже напротив: пятый год живёт - это не жук начхал! Я совершенно серьёзно.
   Ефрейтор, который только что сообразил, что писарь издевается над его Женей, счёл долгом обидеться.
   - Ты... тово, - сказал он ему, - чего липнешь? Она тебя не трогает? Не тронь и ты её. Как погляжу я на тебя - гусь же ты, брат!
   - Значит тебе не товарищ, - с той же наглой усмешкой проговорил писарь.
   Даша и Семён рассмеялись, первая - визгливо, второй - сдержано, но ефрейтор не понял и весьма искренно заявил:
   - Известно, не товарищ. Ты - писарь, я - солдат. Какой я тебе товарищ? Моё дело - строевое, твоё - бумаги марать...
   Но вдруг его словно что осенило, точно луч молнии прорезал его сознание, и он сразу освирепел:
   - Сам ты - свинья! - закричал он. - Строчило проклятое! Не я, а ты, стало быть, свинья, коли такие твои слова к старшему...
   - Дошло! - прошептал писарь и обнял Женю, которая взвизгнула и покрыла этим визгом протест ефрейтора.
   Настя осоловела, и голова её лежала на плече Семёна, который гладил своей могучей дланью её белобрысые волосы.
   Дети давно сползли с табуреток и возились около ёлки.
   Броня с важным и серьёзным видом что-то рассказывал Пете тоном, не допускавшим сомнения и возражения с его стороны.
   - Сегодня вышел я за ворота и хочу перебежать улицу, вдруг поперёк - слон! Огромный. Как хватит меня хоботом поперёк тела - да кверху.
   - Ну? - протянул Петя.
   - Вот те и ну!
   - А потом что?
   - А потом перекувырнулся я раза два в воздухе, да шлёп оземь.
   - Расшибся?
   - Малость. А из хобота он фонтан выпустил.
   - Ну? - опять спросил Петя.
   - Чего нукаешь? Правду говорю. Пошёл дальше - на тумбе сидит преогромная обезьяна.
   - Обезьяна? - радостно переспросил Петя.
   - Она самая.
   - Откуда же она забралась на тумбу?
   - Надо быть, из Африки.
   - А потом что?
   - Протянула руку и вырвала у меня из головы несколько волосков.
   - Больно было?
   - Стра-асть!
   - Плакал?
   - Что я баба, чтобы плакать?
   - А что же ты сделал?
   - Хватил её по шее. Она кубарем и покатилась. Ну, народ собрался. Городовой её в участок взял.
   - А тебя?
   - Меня-то? Я - дворницкий сын, - с некоторой гордостью заявил Броня, - меня никто не может взять в участок. Это тебя вот - дело другое.
   - Меня тоже не могут - я господский сын. Мой папа...
   - А для кого участок-то? Для господ и есть, а не для дворников.
   Петя почувствовал себя глубоко оскорблённым. Он понял, что и слон, и обезьяна были издевательствами над ним, и ему стало стыдно, что он так глупо поверил этому. Ему захотелось отомстить.
   - А на меня вчера набросился ягуар! - сказал он, не желая отставать от Брони. - Насилу madame оттащила.
   Но Броня сделал такие злобные глаза и так грозно взглянул на Петю, что тот сразу осёкся.
   - Правда... ягуар... большой такой... - беспомощно лепетал он.
   - А костей он не изломал тебе?
   - Не-ет... Мадам оттащила...
   - Ну так я тебе изломаю, ежели ещё про ягуара скажешь...
   - Настасья Егоровна, - говорил Семён, обращаясь к своей подруге, - отгадайте загадку?
   - Загадывай.
   - Первое - я люблю, второе - вы любите. А всё вместе мы тепереча, значит, оба. Не угадать?
   - Нет.
   - А поцелуете, коли ежели я вам дам отгадку?
   - Там видно будет.
   - Я что люблю? Щи. А вы что любите? Сливы. Вот значит мы с вами оба тепереча щисливы, потому как любим друг друга. А тепереча, значит, поцелуй.
   Петя, прислушавшись, расхохотался.
   Между взрослыми началась возня, визг, хохот.
   Вдруг дверь в дворницкую с шумом отворилась. В комнату вбежал швейцар с парадной.
   - Настасья Егоровна, господа ваши в карете подъезжают. Скорее!
   Настя схватила Петю, опрокинула второпях стакан с пивом и бросилась бежать.
   Прибежав домой, она быстро помогла Пете раздеться и уложила его в постель, потушив электричество.
   Немедленно раздался звонок с парадной.
  

V

   Ольга Степановна имела обыкновение, вернувшись домой и раздевшись, приходить в комнату Пети, класть на столик около его кровати грушу или гранату и будить его поцелуем. Пётр Петрович был против этого нарушения сна ребёнка и не раз делал замечания жене. Но она уверяла, что не могла бы заснуть, не поцеловав и не перекрестив сына, которого иногда, без всякого ущерба для своего здоровья и сна, не видала целыми днями.
   - Петя, ты спишь? - тихо спросила она.
   Петя притворился спящим, даже храпнул раза два, но потом сделал вид, что сразу проснулся.
   - Спал, - сказал он. - Ты что принесла?
   - Дюшес. А ты рано лёг?
   Большим достоинством Пети было то, что он никогда не лгал матери, даже в самых мелочных вещах. Но тут он вспомнил просьбу Насти и то, что угрожало бы ему, если бы он сказал правду; он набрался духу и в первый раз в жизни солгал:
   - Давно, мама.
   - Дядя Гриша сидел с тобой?
   - Нет. Его потребовали в училище.
   - Опять!!
   - Да. А я играл в шашки с Настей, а потом лёг.
   И вдруг ему захотелось напугать мать.
   - Только что я лёг, мама, вдруг вижу в постели - змея. Огромная. И жало так стрелкой извивается. Схватил её и удушил. Она под кроватью.
   Мать очень испугалась и приложила руку ко лбу Пети. "Не жар ли у него?" - подумала она.
   - Ты бредишь, Петя?
   - Нет, правду.
   - Ну, значит, это тебе приснилось. Спи мальчик, спокойно. Повернись на другой бок.
   Убедившись, что лобик Пети имеет нормальную температуру, она перекрестила его и поцеловала.
   - А я тебе хочу загадку загадать про щи и сливы... - начал было Петя.
   - Завтра милый, а теперь спи.
   И она вышла из комнаты.
   Настя, пошатываясь, вошла в детскую, как только Ольга Степановна вышла оттуда. Она нагнулась к кровати Пети и спросила его шёпотом:
   - Ну что, ничего не сказали?
   Петя сердито ответил:
   - Ничего.
   - Вот это так молодец! Можно значит вас повести и в другой раз.
   - Я не пойду, - ещё сердитее ответил Петя.

Другие авторы
  • Перцов Петр Петрович
  • Панов Николай Андреевич
  • Дмитриев Василий Васильевич
  • Гельрот Михаил Владимирович
  • Поссе Владимир Александрович
  • Шаховской Александр Александрович
  • Дашкевич Николай Павлович
  • Чаев Николай Александрович
  • Смирнова-Сазонова Софья Ивановна
  • Вронченко Михаил Павлович
  • Другие произведения
  • Блок Александр Александрович - Памяти Августа Стриндберга
  • Ротчев Александр Гаврилович - А. Г. Ротчев: биографическая справка
  • Стасов Владимир Васильевич - Иностранцы о русских художниках
  • Андреев Леонид Николаевич - Жизнь человека
  • Короленко Владимир Галактионович - Падение царской власти
  • Сапожников Василий Васильевич - По русскому и монгольскому Алтаю
  • Быков Петр Васильевич - Ал. П. Чехов
  • Успенский Глеб Иванович - Статьи
  • Жуковский Василий Андреевич - Статьи
  • Соловьев Владимир Сергеевич - Метрическое свидетельство о рождении и крещении Вл. С. Соловьева
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 696 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа