----------
Публикуется по рукописи духовной дочери автора.
----------
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Отец Иоанн Кронштадтский в истории Церкви - явление необычайное. История Церкви знает подвижников величайших, более великих, чем отец Иоанн, история Церкви знает молитвенников более великих, чем отец Иоанн. Святая Церковь знает угодников Божиих, каковым Святая Церковь по сие время ещё не называет отца Иоанна, но это явление необычайное в истории Церкви потому, что никогда подвиг молитвы не совершался в таких условиях жизни мирской, в каких совершал его Иоанн Кронштадтский. Подвиг молитвы соборного протоиерея, подвиг молитвы четвёртого священника в штате, каковым начинал отец Иоанн.
Много невольных сомнений возникло о самой возможности такого подвига в обычных условиях жизни. И Феофан Затворник полагал, что такой подвиг и не может и не должен совершаться в миру. Он предостерегал отца Иоанна Кронштадтского письменно от этого пути и советовал ему укрыться в монастыре. Просил отец Иоанн свидания с Затворником, но не вышел из своего затвора Феофан и не состоялась между ними беседа. Отец Иоанн пошёл своим путём молитвенного подвига, совершаемого в миру.
Какова была мысль Феофана Затворника, предостерегавшего отца Иоанна? Мысль его заключалась в том, что подвиг в миру ведёт к катастрофе. Что должно быть между миром и подвижником нечто - какая-то среда, не вполне отрешённая от мира и не вполне мирская, каковыми и являются обычные общежительные монастыри. И воистину как бы подтверждалось это опасение Феофана, когда вокруг отца Иоанна этот мир, не покорившийся его молитвенному подвигу, а восставший на него, творил дела злые, ибо вокруг отца Иоанна много было людей недостойных, которые вводили в соблазн и навлекали осуждение на самого отца Иоанна. Когда же это указывал отцу Иоанну один близкий к нему человек (митр. Серафим Чичагов), отец Иоанн отвечал: "Что же ты хочешь, чтобы я был мировым судьёй города Кронштадта?"
Но всё же, несмотря на эти отрицательные явления, в общем нам думается, что отец Иоанн не погрешил, оставив себя в миру, не уйдя в монастырь, дав нам образ пастыря, а не монаха, совершающего свой молитвенный подвиг в мирской жизни. И вот та книга, которую мы будем в выдержках читать здесь, подтвердит нам, что этот путь был избран верно. Достаточно только прочесть предисловие, несколько слов, предваряющих его дневник "Моя жизнь во Христе".
"Не предпосылаю моему изданию предисловия, - говорит отец Иоанн, - пусть оно говорит само за себя. Всё содержащееся в нём есть не что иное, как благодатное озарение души, которого я удостоился от всепросвещающего Духа Божия в минуты глубокого к себе внимания и самоиспытания, особенно во время молитвы".
Вот оправдание всей жизни отца Иоанна, вот оправдание того пути, по которому шёл пастырь, утверждающий возможность в условиях жизни мирской совершения молитвенного подвига, ибо мы здесь имеем благодатное озарение души, имеем результаты истинной молитвенности, т. е. имеем то же самое, что мы имеем и от святых отцов, подвизавшихся в затворах, пустынях и монастырях, - и там было благодатное озарение души, и там был подвиг молитвы.
И не случайно остановились мы теперь именно на чтении дневника отца Иоанна. Хотя по времени жизнь отца Иоанна Кронштадтского отдалена от жизни Иоанна Лествичника многими веками, но это лишь разделение во времени, разделение внешнее. Что же руководит нами, когда ныне мы избираем чтение отца Иоанна Кронштадтского?
Во всех чтениях здесь, по средам, мною руководит одна мысль - утвердить верующих в том, что духовная жизнь не есть нечто доступное в каких-либо определённых условиях и каким-либо определённым, избранным людям. Духовная жизнь есть обязательный жизненный путь каждого христианина.
Начали мы с творения святых подвижников и видели, как раскрывался этот путь жизни духовной в условиях, как бы специально созданных для духовной жизни. Мы видели, как развивалась внутренняя, духовная жизнь подвижников, которые совершали свои подвиги в пустыни, в затворе и монастырях. Далее мы перешли к творениям святого Григория Богослова - здесь мы увидели духовный подвиг, молитвенный подвиг внутренней жизни, как она раскрывалась в условиях уже совсем иных, в условиях церковной борьбы с еретичеством, потрясавшим тогда Церковь. Мы видели, как святой Григорий Богослов учил нас молитве и внутренней жизни, борясь с клеветой, борясь со злобой людской, борясь с наветами, борясь с врагами Церкви.
И вот теперь мы видим подвижника, который нам раскрывает духовную жизнь уже в условиях совсем для нас близких, в тех самых условиях, в которых мы живём, которые нам так хорошо известны. И что же? Изучая духовную жизнь Иоанна Лествичника, и святого Григория Богослова, и отца Иоанна Кронштадтского, мы видим нечто поразительное, укрепляющее в нас веру - мы видим общность законов духовной жизни. Может ли это не возвеселить наше сердце? Ведь когда в мире физическом делаются наблюдения и если одни и те же причины вызывают одно и то же явление - на этом основании устанавливают физические законы. Нечто подобное и в жизни духовной, когда мы видим, как люди разных эпох, разных национальностей, в разных условиях жизни вступающие на путь жизни духовной открывают нам нечто общее, совершенно объединяющее их между собой, мы чувствуем здесь не их личные переживания, не их личную, индивидуальную жизнь, мы чувствуем, что здесь открывается самая сущность духовной жизни. И в этом смысле творения отца Иоанна Кронштадтского для нас являются особенно важными именно потому, что они говорят о той духовной жизни, которая протекала в условиях, совершенно одинаковых с нашей теперешней мирской жизнью.
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Давно, в дни моей юности, была мною написана книга "Антихрист". В этой книге я пытался показать дух антихриста, каким он рисовался мне в данный момент мирового развития. В этой книге мною ставился один общий духовный вопрос: можно ли узнать Христа, не пережив антихриста? Если бы я писал эту книгу теперь, я многое не написал бы так, как тогда. Но это основное её положение я и теперь утверждал бы так же: нельзя узнать Христа, не пережив антихриста. В этом утверждении не заключается ничего идущего вразрез с учением Святой Церкви и святых отцов. Говоря так, я вовсе не разумел и не разумею, что для того, чтобы познать Господа Иисуса Христа, нужно обязательно отдаться во власть антихриста. Но в той или иной форме в зависимости от личности, воспитания, в зависимости от всей совокупности жизненных условий человека обязательно сей дух антихриста преградит ему путь ко Христу, и если не очистить внутренним своим борением себя от этого препятствующего Богопознанию духа, не может воссиять нам и истинный свет Христов. И не только в личной жизни постоянно встают препятствия для жизни во Христе, но дерзает враг Христа постоянно ставить свои страшные препятствия и на пути шествия самой Церкви. И Церковь не с чем иным борется на своём славном шествии, как всё с тем же препятствующим ей духом антихриста.
По мысли, выраженной в моей юношеской книжке, дух антихриста в разные эпохи меняется, ибо он как бы растёт, как бы зреет, дондеже явит себя миру в образе рождаемого зверя. А пока сроки и времена не исполнились, различные лики и образы его являются нам в жизни.
Первая выписка из дневника отца Иоанна и касается этой истины - необходимости пережить дух диавольский, антихристовский, богоборческий, прежде чем воссияет Дух Христа.
"Не узнавши духа убивающего, не узнаешь и Духа Животворящего. Только по причине прямых противоположностей добра и зла, жизни и смерти - мы узнаём ясно ту и другую; не подвергаясь бедам и опасностям смерти телесной и духовной, не узнаешь сердечно и Спасителя, Жизнодавца, избавляющего от этих бед и от духовной смерти".
В каком отношении для нас важно уяснить эту духовную истину? Она практически важна для каждого из нас в том отношении, что при той борьбе, иногда чрезвычайно мучительной и страшной, человек не должен думать, что он один только оказывается в таком тяжком душевном состоянии, и потому не должен впадать в уныние, в соблазн, в маловерие; пусть ему не покажется, что перед ним поставлено какое-то единственное в своём роде препятствие, лишь ему прилежащее, преодолеть которое у него нет сил. Пусть он помнит, что это есть та преграда на пути его, которая всегда стоит на пути человека, желающего стяжать спасение.
Опасно, когда это препятствие вдруг как бы сливается с самим человеком и то страшное искушение антихристова духа, которое встало на его пути, как бы делается им самим. Это самая тяжкая форма и степень борьбы и искушений. Но чаще всего бывает не так. И всё-таки у многих опускаются руки, когда видят они себя окружёнными со всех сторон такими неожиданными сомнениями, такими неожиданными страстями, и человеку думается, что всё это возникло из недр его собственного духа, он начинает сам себе казаться каким-то отверженным грешником, которому нечего и мечтать о помиловании и спасении. Пусть вспомнит он тогда эти слова: нельзя узнать Христа, не пережив антихриста.
"Чем вернее и сильнее средство, соединяющее нас с Богом, тем больше направляет против него разрушительных действий противник Божий и наш".
Злой силе непереносимо, когда человек в земной и тленной оболочке устремляется к Богу, соединяется с небесным и тем побеждает злое начало, действующее на нашу душу через наши страсти. Враг свои нападения направляет всегда на наиболее важное, наиболее существенное. Чем сильней то средство, которое нас с Богом соединяет, тем большим нападениям оно подвергается. Что же нас соединяет больше, чем молитва, чем покаяние, чем Евхаристия? И вражеский дух нападает прежде всего на нашу молитву, нападает на нас в нашем покаянии, действуя через самооправдание, поражая нас окамененным нечувствием, лишая слёз о грехах наших, нападает на нас в нашем стремлении к великому таинству Евхаристии, заставляя нас отодвигать Его от себя, по возможности избегать и тем привыкать к постоянной греховной, повседневной мирской жизни.
"Помни, что Господь в каждом христианине. Когда приходит к тебе ближний, имей к нему всегда великое уважение, ибо в нём Господь, Который чрез него часто выражает волю Свою".
Здесь отец Иоанн учит нас относиться к каждому человеку как к образу Божию и, памятуя и чувствуя в человеке это независимо от внешнего его положения, его отношения к вам, всегда относиться к приходящему с добротой, с радушием. Нужно так делать, говорит отец Иоанн, потому что часто через совершенно неожиданных людей Господь нам указывает Свою волю и посещает нас.
Как часто бывает с нами, что приходит к нам какой-нибудь незнакомый человек и мы встречаем его холодно, без внимания. И вдруг этот человек говорит, что он пришёл от какого-то близкого и уважаемого нами человека. Как сразу изменяется у нас отношение к этому человеку - откуда-то берётся и теплота, и внимание, и благодушие, и желание ему помочь. Но каждый приходящий к нам приходит не от уважаемого и хорошего нашего знакомого, а от Самого Господа, как носитель Его Образа. Поэтому всё, что только есть в нашем сердце доброго, должно быть всегда у нас наготове, чтобы принять приходящего к нам человека.
"Замечай за собою - за своими страстями, особенно в домашнем быту, где они свободно проглядывают, как кроты в безопасном месте".
Следи за собою, за своими страстями, за своими недостатками в вседневной своей жизни и в домашнем быту, говорит отец Иоанн. И это потому так, что мы ничем себя не сдерживаем, там мы таковы, каковы мы есть. Часто человек раздражается, гневается, бранится, когда он в своём домашнем быту, но когда к нему приходит посторонний, на виду у чужих людей у него сразу находятся силы сдержать в себе эти страсти, ибо ему неловко при постороннем человеке обнаруживать тёмную сторону своей души. Эту темноту страсти своей он преодолевает другой страстью - самолюбием, гордостью, ибо самолюбие его страдает, что посторонний человек увидит, как он груб и зол. Наблюдай за собою тогда, когда ничто тебя не стесняет, когда ты даёшь волю своим душевным состояниям, тут ты и лови этих чёрных кротов, которые подтачивают твою внутреннюю жизнь.
"Когда дело идёт о Тайнах Божиих, не спрашивай внутренне: как это бывает?".
Какое благодатное состояние души, когда не хочется знать, почему и как, когда верится просто потому, что верится. Это самое вожделенное состояние духа, и не нужно воспитывать в своём разуме потребность умственного суетного любопытства. Наш разум - злейший враг этого сердечного состояния. Ведь когда вы верите какому-либо человеку, вы не спрашиваете, почему он сказал вам именно так, какие у него были основания, - вам просто хорошо ему поверить. А тут не человек, тут Сам Господь! И когда вы встаёте на путь веры, когда главное - Сам Господь, когда вера наполнит сердце ваше - обо всём остальном не хочется думать, обо всём остальном не хочется знать, ибо всё остальное становится лишним. Поэтому такими ненужными, скучными и странными кажутся докучливые вопросы "от разума". По необходимости, по обязательству иной раз мы и должны заставить свой разум отвечать на эти вопросы, но для себя-то, для своей души, для своего спасения, для своей внутренней, духовной жизни это совсем не нужно, совсем не нужно!
"Когда диавол в нашем сердце, тогда необыкновенная, убивающая тяжесть и огонь в груди и сердце; душа чрезвычайно стесняется и помрачается, всё её раздражает, ко всякому доброму делу чувствует отвращение; слова и поступки других в отношении к себе криво толкует и видит в них злоумышление против себя, против своей чести, и потому чувствует к ним глубокую, убийственную ненависть, ярится и порывается к мщению".
По плодам узнаете дух. И вот, помимо всяких иных доказательств, это смущение души, которая отдаётся во власть тёмной силы диавольской, лучше всего свидетельствует о том, каков есть этот дух; ибо когда в нашем сердце поселится дух нечистый диавольский, мы чувствуем постоянную тягость, постоянное беспокойство, постоянное озлобление, а в окружающих мы постоянно видим недостатку, злые против себя умыслы, вечно их заподозриваем, всё толкуем так, чтобы это было нам обидно, чтобы это вызывало в нас чувство отмщения. И так сами себя мучаем тем злым духом, которому даём у себя в сердце приют.
"И время течёт не останавливаясь, и тело моё при жизни ещё постоянно меняется и преходит, и мир весь, как видно по его движению, тоже преходит и как будто поспешает к предположенному концу своему, как заведённая машина. Где же постоянное? Постоянное - то, что всё это движет и направляет к своим целям; постоянна первая причина всего сложенного и сотворённого, которая сама не сложна и потому непреходяща, вечна".
Отец Иоанн размышляет здесь о преходящей жизни мира. Всё течёт, всё изменяется, всё зыбко в мире. И кажется, что жизнь человеческая подобна сему: из младенца делается юноша, потом взрослый человек, потом старик, а потом низводится человек в землю, и каждый человек, подобно миру, поспешает в этих изменениях к своему окончательному уничтожению. И спрашивает отец Иоанн, как спрашивает и каждая душа человеческая: что же постоянно? В ответе на этот вопрос - ответ и на вопрос о смысле жизни. Постоянна первопричина, всё создавшая, постоянно то, что содержит эту изменяющуюся и вечно текущую жизнь, постоянен Бог и постоянна в нас бессмертная душа. Человек, оглядывающийся на жизнь свою, иногда думает, что он всё такой же, и будто бы время не ушло, и ему странно, что волосы его начали седеть, потому что изнутри ему не видится этих мелькающих перемен вещественного бытия, потому что бессмертный дух его не изменился соответственно этому вещественному изменению. И вот из глубины духа человеческого утверждается его бессмертие: вот то, что есть вечное, нетленное, неизменяемое. И в этом утверждении черпает человек упование, что истинный смысл жизни заключается не в том, постоянно текущем, внешнем, изменяемом, вещественном бытии, а в этом неизменяемом, в этом вечном бытии и спасении.
Аминь.
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В древние времена, когда мир делился резко на две противоположные и враждебные стихии, когда с одной стороны стоял языческий мир, а с другой - Церковь, разделение это было определённым и ясным, тем более что языческий мир не был безразличным в отношении Церкви, а был ожесточённым её гонителем. Тогда и жизнь христиан была замкнутой, катакомбной жизнью, и не только в своих верованиях так резко отличались христиане от верования язычников, не только в своих нравственных законах они отличались от развращённого мира, но самый быт, самый уклад жизни - всё у них было иное, и они нисколько не стремились к тому, чтобы слиться с этим враждебным, чуждым духу Христову миром.
С торжеством христианства внешняя грань, разделяющая эти два враждебных мира, была уничтожена - образовался единый "христианский" мир. Но стихия "мирская" осталась и мало-помалу стала проникать и в самую Церковь, в нравы, в понятия, в жизнь христиан. Мы живём в эпоху, когда чувствуем это страшное наследство долгих веков слияния двух столь различных начал, как "Церковь" и "мир", слияния, которое и привело христианскую жизнь к страшному упадку. Но Господу было угодно поставить нас в смысле внешних условий в положение, приближающееся к первым векам христианства. Мир нецерковный больше не хочет называть себя христианским; мы остаёмся как бы в своём замкнутом церковном мире и здесь с ужасом видим, что этот мир церковный, который вновь обособляется от мира языческого, унаследовал массу всевозможных языческих черт. Нам вновь нужно оцерковляться, вновь надлежит безбоязненно, твёрдо и резко отмежеваться от неверующего, нецерковного, безбожного мира. Поэтому здесь важно не только внутреннее, но и внешнее, важно не только самое главное, но и второстепенное. Нарушение даже внешней церковности, что раньше можно было бы ещё простить, считая несущественным, теперь, при этой новой величайшей исторической задаче, становится преступным и недопустимым. Отсюда строгость соблюдения устава, отсюда нелюбовь к тому, что в Церкви отзывается мирским, отсюда это бессознательное, но глубокое стремление церковного народа ко всему истинно церковному, уставному. Не случайна эта любовь к монастырским службам, к долгим стояниям, к истовому церковному благочестию. Здесь церковный народ инстинктивно чувствует ту правду, которая важнее всего: отмежевание наше от мирской стихии. Отсюда это внутреннее отталкивание и отвращение ко всякому обновленчеству, которое в существе своём есть не что иное, как обмирщение Церкви.
Может быть, ни в чём не чувствуется это обмирщение так сильно, как в отношении поста. Пост становится делом исключительным, почти единицы на исповеди отвечают, что они пост соблюдают. Соблюдают по уставу пост совершенно исключительные из мирян. Может быть, на тысячу соблюдающих пост один найдётся вполне по уставу его соблюдающий. Чаще всего даже не знают, как нужно поститься по уставу. Нарушение и нетвёрдость исполнения устава о посте касается не только мирян, но и духовенства. Словом, пост как-то вышел из нашей жизни. Нужно его восстановить в числе многого, что подлежит восстановлению во имя оцерковления нашей жизни. Пост должен быть принят как дело первостепенной важности в нашем церковном устроении. Пост не есть ненужная, внешняя, отжившая форма, которая не имеет никакого внутреннего смысла и внутреннего содержания. Это не пережиток, это не устарелое, что можно отбросить как нечто несущественное в нашей современной церковной жизни, напротив, именно теперь самое время тому, чтобы восстанавливать правила о посте и соблюдать их. Сегодня предлежат нам несколько выдержек из творений святых отцов, уясняющих внутренний смысл и значение поста.
Святой Афанасий Великий (умер в 373 году) говорит следующее: "Видишь ли, что делает пост - болезни врачует, бесов изгоняет, лукавые помыслы удаляет, сердце делает чистым; если бы даже одержим был нечистым духом, да будет ему известно, что сей род, по слову Господа, изгоняется только молитвою и постом".
Если человек живёт внутренне мирскою жизнью, если у него лукавые помыслы, сердце нечистое, если он одержим духом бесовским, как ему ощутить эту потребность, эту надобность в посте? Но как только встаёт задача духовная, церковная, отличная от задачи мирской жизни, так окажется, что это лекарство, этот духовный режим является для него необходимым, ибо, как говорит Афанасий Великий, пост лукавые помыслы удаляет, сердце делает чистым, одержимых духом нечистым исцеляет.
Преподобный Ефрем Сирин (скончался в конце IV века) говорит: "Пост рождает пророков, умудряет законодателей, пост - училище подвижников. Пост - доблесть во бранях. Пост возводит молитву на небо. Пост - матерь здравия, мир в домах. О как велик ты, день поста! Блажен, кто проводит тебя как должно! Всякий, кто подчиняется тебе, на крыльях возносится на небо".
Наша молитва чёрствая, не духовная, мы чувствуем какую-то отяжелелость, мы не можем воспарить духовно к небу, нам пост кажется ненужным. Но вот каким лёгким делает молитву пост. И когда такая церковная задача будет ощущаться верующими, они возьмутся за пост как за необходимое условие таких внутренних состояний. Мы раздражаемся из-за всяких пустяков, всякий пустяк лишает нас внутреннего равновесия. Здесь полная наша внутренняя неустойчивость. Для того чтобы пребывать в таком самочувствии постоянного раздражения - пост не нужен. Но для того, чтобы стяжать мир, он необходим. И когда эта церковная задача ощутится нами, мы возьмёмся за пост.
Святой Василий Великий говорит: "Время поста определяет не воля каждого, но потребность того, что относится к благочестию".
За этими словами стоит некий особый смысл. Василий Великий говорит здесь, что пост определяется Церковью не как нечто случайное, не как какой-то каприз, не как нечто внешнее, за чем ничего не стоит, кроме "воли", распоряжения, приказа. Были указаны Спасителем и апостолами лишь общие принципы поста, раскрывающие их общий внутренний смысл, но подвижники, богоносные отцы, которые в своей личной духовной жизни исследовали значение всех этих подвигов, установили пост, руководствуясь задачами благочестия. Таким образом, пост не есть установление книжное, отвлечённое - он создавался на основании духовно-подвижнического опыта.
Святой Иоанн Златоуст говорит: "Люблю пост, потому что он - мать смиренномудрия и источник всякой премудрости... Пост есть пища для души, и как телесная пища утучняет тело, так пост укрепляет душу, сообщает ей лёгкий полёт, делает её способной подниматься на высоту и помышлять о горнем".
И здесь пост связывается с духовными и внутренними задачами, которые так не похожи на мирскую жизнь. Мы потому и чувствуем, что пост стал ненужным, стал каким-то надоедливым профессиональным поповским требованием; как будто бы старый заученный урок говорят они о том, что нужно поститься, а хриситианин не чувствует - зачем. Да, для того чтобы жить так, как мы живём, он и не нужен! Для этого совсем не требуется ни воздержания, ни поста. Но вот когда святые подвижники, которых мы ныне вспоминаем, говорят нам о том, что определяет пост, какую он жизнь создаёт, мы тогда понимаем, зачем нужны посты.
Святой Кирилл Александрийский (422 г.) говорит: "Если другие живут, чтобы есть - то мы будем есть для того, чтобы жить".
Св. Кирилл Александрийский противопоставляет с полной ясностью эти два мира - в этом вопросе они, как и во всём, противоположны друг другу. Зачем живут люди в мире? Для того чтобы есть, ибо другого высшего смысла, по их пониманию, жизнь не имеет. Отринув от себя Господа, отрёкшись от своего высшего человеческого достоинства, низведя себя в плоскость, общую со всем животным миром, не признавая бессмертия своего - во что превратил себя человек?
Что есть жизнь его, как не чередование мелькающих дней, в которые человек ест, пьёт и размножается, т. е. делает всё то, что делает всякий зверь. Но мы, говорит святой Кирилл, будем есть для того, чтобы жить, т. е. мы будем есть для того, чтобы поддержать своё материальное, физическое бытие и этим дать возможность совершаться в нас высшей духовной жизни. Люди мирские живут для того, чтобы есть, а мы, христиане, должны есть только для того, чтобы жить истинной духовной жизнью.
Преподобный Исаак Сирин, живший в VII веке, говорит: "Кто не радит о посте, тот приводит в колебание всё доброе".
Вот разгадка для понимания нашего расшатанного духа - оказывается, нельзя так безнаказанно пренебрегать церковными уставами, церковными правилами, думая, что это шутка, думая, что это пустяки, что можно всё это оставить и жить по-человечески. Оказалось совсем не так, оказалось, что плоды-то выросли страшные, горькие от нарушения церковных законов. Оказалось, что кто не радит о посте, а таковыми стали почти все, тот приводит в колебание всё доброе в себе.
Преподобный Симеон Новый Богослов (1022 г.) говорит: "Пост есть начало и основание всякого духовного делания".
Некоторые с недоумением спрашивают, зачем нужен пост. Это недоумение вполне понятно. Церковь говорит о необходимости поста, имея в виду духовную жизнь человека, а вопрошающий недоумевает, зачем нужен пост, имея пред собою совершенно мирскую жизнь. Если хочешь жить этой мирской жизнью, тогда тебе нужны кинематографы, а не посты, а если хочешь жизни церковной, молитвенной, ведущей нас к вечной жизни и спасению, тогда не удивляйся, не недоумевай, зачем нужен пост. Святые отцы на это отвечают: "Пост есть начало и основание всякого духовного делания".
Но вот больной вопрос, вот тревожный вопрос - о немощности человеческой. Церковь никогда не была жестокой, Церковь есть любвеобильная мать. Поэтому и в этом вопросе, в вопросе о немощи человеческой не от греха его, не от чревоугодия, не от обмирщения его, а когда речь идёт действительно о болезни, она даёт снисходительнейший ответ.
Святой Варсонофий, живший в конце VI века, говорит: "Один инок жаловался великому старцу, что по немощи своей он не в состоянии поститься. Старец на это ответил: "О посте чувственном не скорби, он ничего не значит без духовного; не от немощных телом требует Бог поста, а от сильных и здоровых. Снизойди немного телу, и это не будет грехом. Бог не требует от тебя поста, потому что знает твою болезнь, которую послал тебе. Благодари же Бога за всё; благодарение ходатайствует о немощи пред Богом"".
Так же ответил и более близкий нам старец Оптинский Анатолий, когда к нему обратились с вопросом о соблюдении постов при тяжкой болезни. Поэтому и ныне мы соблюдаем это снисходительное правило и освобождаем от поста тех, кто действительно по немощи телесной не может подвигом постным потрудиться. В отношении же всех других слабостей, которые приводятся в оправдание несоблюдения поста, Церковь отвечает со всей строгостью и создаёт законы, которые карают извержением из сана священнослужителей и из Церкви - мирян за нарушение постов в положенные дни.
69-е Апостольское правило гласит: "Аще кто епископ, или пресвитер, или диакон, или иподиакон, или чтец, или певец не постится в святую Четыредесятницу пред Пасхой, или в среду, или в пяток, кроме препятствия от немощи телесные - да будет извержен. Аще же мирянин, да будет отлучен".
Так Святая Церковь устами богоносных отцов наших учит нас о значении святого поста. Мы живём в такое время, когда каждое слово церковное приобретает особое жизненное значение. Прошло время проповедей только для амвона, прошло время учения только для учения - слишком много пережито, слишком много ещё впереди для того, чтобы мы могли лишь для услаждения слуха говорить о великих законах Церкви. Теперь от нас требуется исполнение нашего долга перед Церковью. От нас требуется и возрождение поста, ибо пост - это первая ступень на пути той жизни, которая ведёт нас из жизни мирской - в духовный наш монастырь.
Аминь.