Сумароков Александр Петрович - Элегии, Страница 3 - Книги

ѣсты Графа И. И. Панина.

Филлидв въ самыя свои цвѣтущи лѣта,

Лишается друзей и солнечнаго свѣта.

Сверкнула молн³я, слетѣлъ ужасный громъ,

Филлиду поразилъ и возмутилъ ихъ домъ:

Вой аъ домѣ: стонъ и воплъ, сестра и братъ во плачѣ,

Родитель мучится еще и всѣхъ ихъ паче,

А о твоемъ я что мучен³и скажу,

Когда тебя себѣ на мысли вображу,

И твой незапный сей и самый случай слезный,

Любовникъ страждущ³й, женихъ ея любезный!

При сопряжен³и пылающихъ сердецъ,

Се брачный розорванъ готовый вамъ вѣнецъ,

И брачныя свѣщи на вѣки затушенны;

Безъ возвращен³я другъ друга вы лишенны.

На семъ приятнѣйшемъ и радостномъ пути,

Ко сопряжен³ю которымъ вамъ ийти.

Гдѣ прежде сыпаны прекрасны были розы,

_&n_bsp;Куренье днесь кадилъ и кипарисны лозы.

Не восклицан³е услышишь ты, но вой,

И гласъ священника на стонъ и трепѣтъ твой

На мѣсто сихъ рѣчей: любися съ ней сердечно:

Простись въ послѣдн³й разъ и раставайся вѣчно!

Филлида на всегда увяла какъ трава,

О преужасныя любовнику слова,

И преужасняе еще стократно дѣло,

Бездушно видѣти возлюбленныя тѣло!

И можно ли тогда душѣ не унывать:

Когда на вѣкъ землѣ любезну предавать:

И выговорить: я тебя не позабуду;

Но больше ни когда я зрѣть тебя не буду?

Ты мыслишъ такъ теперь: чево лишился я!

Я съ самыхъ палъ верьховъ надежды моея:

Снабжаясь мужествомъ крѣплюсь, превозмогаюсь;

Но въ бездну горестей безъ помощи свергаюсь,

Во неисцѣльну скорбь во глубину всѣхъ золъ,

Съ Олимпа въ пропасти, и во плачевный долъ.

Часы, которыя мнѣ суетно мѣчтались,

На вѣчной памяти мнѣ тартаромъ остались:

И каждый на меня Филлиды прежн³й взглядъ,

Мнѣ боль, тоска, мятежь, и смертоносный ядъ.

Наполненная мысль моя любовью сею,

Филлидой огорчась, всегда во гробѣ съ нею

Уже не зримъ Еротъ передъ ея красой;

Скрежещетъ алчна смерть предъ тѣн³ю съ косой.

О тѣнь дражайшая, мнѣ вѣкъ подавша злосный!

Прости, очамъ моимъ, видъ милый и несносный!

Когда себѣ тебя я прежде вображалъ,

Воображеньемъ симъ утѣхи умножалъ:

Когда себѣ тебя теперь воображаю,

Воображеньемъ симъ болѣзни умножаю,

Твоя прекрасная, прекрасняй тѣмъ была,

Что съ тѣломъ въ ней душа согласная жила.

Увяла на всегда она какъ роза въ лѣтѣ,

Оставивъ по себѣ почтен³е на свѣтѣ.

А я тебѣ даю единый сей совѣтъ:

Мужайся сколько льзя; другихъ совѣтовъ нѣтъ.

Однако подавать легко совѣтъ полезный,

И трудно одолѣть, незапный, случай слезный.

Строжайш³й стоикъ самъ такой же человѣкъ.

Встрепѣщетъ разлучась съ любезною на вѣкъ.

Толико злой ударъ, толико злая рана,

Встревожитъ чувств³е и лютаго тирана.

Едино время лишъ покорствуя судьбѣ,

Для пользы общ³я, отраду дастъ тебѣ,

Напоминан³емъ слезъ горькихъ токъ отерши,

Что нѣть ко вѣчности дороги кромѣ смерти.

Намъ должно ею всѣмъ ийти изъ свѣта вонъ,

Оставя временно мѣчтан³е и сонъ,

Къ чему мы суетно толико пригвожденны;

Безъ исключен³я ко смерти всѣ рожденны.

ЕЛЕГ²Я.

Ко княгинѣ Варварѣ Петровнѣ, дочери графа

П. С. Салтыкова, на преставлен³е двоюродныя

Ея сестры графини Марьи Владимировны Салтыковой.

Тебѣ с³и стихи, княгиня, посвящаю,

Которыми я стонъ и слезы возвѣщаю,

И что сочувствуетъ теперь душа моя:

Скончалася сестра твоя:

Увяла въ лутчемъ цвѣтѣ,

Достойная, какъ ты, на семъ жить долго свѣтѣ,

Стени печальный домъ, лей слезы и рыдай;

Но въ лютой крайности мужайся и страдай!

Я мало знавъ ее, тому лишъ я свидѣтель,

Что въ ней таковъ быль умъ колика добродѣтель;

Возшедъ на вышшую степень.

Но все то, все промчалось,

И вѣчно окончалось:

Приятности ея преобращенны въ тѣнь.

Она ль во младости должна быть жертвой тлѣна,

И ей ли череда, такъ рано умереть!

Но стало такъ: и въ вѣкъ не будетъ солнца зрѣть.

Восплачь и возрыдай со мною Мельпомена!

Но ахь! Уже во злы с³и часы,

Я вижу на тебѣ растрепанны власы,

И на лицѣ твоемъ блѣднѣютъ и красы:

Твоя вся внутренная стонеть,

И во слезахъ твой зракъ, какъ мой подобно тонетъ.

Ково, кто зналъ ее печаль с³я не тронетъ!

О сокрушенная ее родивша мать,

И предающая прекрасный плодъ сей въ землю!

Могу твою тоску я живо понимать,

И гласъ твой ясно внемлю:

Ты рвешся, падаешъ, потоки слезъ л³етъ,

И тако воп³етъ:

На толь тебя, на толь носила во утробѣ,

И возрощала я любя,

Дабы достоинствомъ украшенну тебя,

И всѣми чтимую увидѣши во гробѣ!

Прошли тѣ дни,

Въ которыя я прежде,

Взирала на тебя, въ весел³и, въ надеждѣ:

И мнѣ осталися страдан³я одни.

Тебя любили всѣ, никто не ненавидѣлъ,

И каждый, кто тебя ни видѣлъ,

Тебѣ хвалы плететъ;

Но ахъ! Тебя ужъ нѣтъ;

Уже меня хвала тебѣ не услаждаетъ,

Достоинство твое тебя не возбуждаеть,

И горести моей ничто не побѣждаетъ.

Мать, братья и сестры лишаются всѣхъ думъ:

Чертоговъ жалобный колеблеть стѣны шумъ:

Съ умершей сродники прощаются на вѣки;

А я не сродникъ ей и лью слезъ горькихъ рѣки.

О ты вступившая со вѣчностью въ союзъ,

Любительница музъ!

Прими во край безвѣстный,

Мой стонъ тебѣ не лестный:

Внемли мои стихи какъ ты внимала ихъ:

Прими почтен³я плоды и слезъ моихъ!

Они достоинства твои возобновляютъ,

И память о тебѣ потомству оставляютъ;

Дабы чрезъ тысячи отъ насъ прешедшихъ лѣтъ,

Болѣзн³ю отъ насъ тебя отъяту злою,

Воспоминалъ весь свѣтъ,

Со похвалою,

И съ симь почтен³емь какъ я тебя хвалилъ.

Когда безстрастныя оть сердца слезы лилъ.

И естьли симъ тебя въ потомствѣ я прославлю.

Такъ тверже мармора я столпь почетный ставлю.

А ты, къ которой я пишу письмо с³е,

Прими сестрѣ своей усерд³е мое;

Представь умершую себѣ передъ глазами,

И ороси мое писан³е слезами!

ЕЛЕГIЯ.

На смерть Мар³и Ивановны Елагиной, дочери Ивана Перфильевича, 1774 года.

Елагина, куда твоею мы судьбою,

Куда мы шествуемъ, дѣвица, за тобою!

Великолѣпно такъ

Препровождаемъ мы знатнѣйтихъ дѣвъ на бракъ:

Отверзся храмъ тебѣ и видитъ нашъ то зракь:

А мы стѣсненно дышимь:

И ахь! Не брачныя мы пѣсни тамъ услышимъ.

Томясь я то глашу и не могу быть бодръ;

Отходишь ты не въ одръ;

Отходишь ты ко гробу,

И погрузимъ тебя въ земную мы утробу.

Во младости сеголь, сего ли ты ждала!

На то ли только жизнь судьба тебѣ дала

Чтобъ ты возросшая лишь только расцвѣла,

А разцвѣтя увяла,

И розою явясь цвѣтя со стебля пала!

Мы плачемъ о тебѣ въ другой идущей свѣтъ:

Мы плачемъ; но въ слезахъ отрады горькихъ нѣть;

За слезы мертвыя назадъ не отдаются.

Мы плачемъ суетно идущ³я во храмъ;

Но что же дѣлать намъ?

Слезъ токи изъ очей неволѣю л³ются.

Ея поступокъ былъ душъ чистыхъ образецъ,

И одарилъ ее большимъ умомъ творецъ:

А матерь и отецъ

Такое подали сей дѣвѣ воспитанье,

Что зрѣлося вездѣ ума ея блистанье.

А ты достойныя дѣвицы сей

Родитель, ахъ, умѣрь, умѣрь тоску по ней!

Но се слова его отвѣта:

Моя любезна дочь сего лишилась свѣта,

Разсталася она со мною на всегда,

И не увижуся я съ нею никогда:

Разсудокъ я имѣю,

И горести мои сносити я умѣю;

Мужаюся, сношу; но плачу и тогда.

О матерь! А твое лице въ слезахъ не тонетъ,

Но вся, увы! Но вся твоя утроба стонеть.

Рожденной отъ тебя сужденно умерѣть:

Тебѣ, ахъ! Болѣе во вѣкъ ея не зрѣть:

То мука въ лютой долѣ;

Но воспротивиться не можно рока волѣ,

А гдѣ жила твоя возлюбленная дщерь,

Запри въ тѣ комнаты на долго дверъ.

Тамъ скажеть мучася: васъ нынѣ ненавижу;

Я вижу васъ, да въ васъ я дочери не вижу;

Пустѣйте вы теперь.

Родители! С³е вамъ тяжко бремя;

И только облегчить ево едино время.

ЕЛЕГ²Я.

Смущайся томный духъ настали грусти люты,

И окончалися дражайш³я минуты:

Простите радости игран³е и смѣхъ,

Простите нѣжности со множествомъ утѣхъ;

Благополучный мой вѣкъ нынѣ укатился,

И нѣть ужъ нѣть того чѣмъ я на свѣтѣ льстился,

О ты котора мнѣ любовью вручена,

Разлучена!... Могу ль с³е снести я бремя,

Немилосердый рокъ, презлополучно время,

Не только истинна такой ужаcенъ сонъ,

Возмите свѣть отъ глазъ и выньте духъ мой вонъ,

Которымъ я дышу, сей воздухъ ненавижу,

Чрезъ горы и лѣса въ слезахъ тебя я вижу,

Въ слезахъ любезная въ оставленной странѣ.

Ты плачетъ, перестань, не плачь, не плачь о мнѣ,

Трепещетъ безъ того мой духъ и томны члѣны.

О градъ какъ мучась я твои оставилъ стѣны,

И въ нихъ прекрасную которой я горѣлъ,

Три раза на тебя издалека возрѣлъ,

И вспоминая то чѣмъ прежде утѣшался,

Три раза чувств³я, дыхан³я лишался.