Степняк-Кравчинский Сергей Михайлович - Сказка о копейке

   - Вишь ты,- удивляется мужик.- Да зачем же это? Ведь лучше бы поделить на семейства и дать каждому свою долю, а потом, когда народятся дети, чтоб переделы были. Чтобы было, значит, так, как теперь у нас на Руси делается.

   - И это хорошо,- говорит старец,- разумеется, коли вся земля мужицкая, да нет на ней ни оброков, ни податей; да только так еще лучше, потому десять человек артелью сделают больше, чем тридцать поодиночке. Ведь тяжелый камень пудов в тридцать десять человек поднимут легко, а поодиночке не поднимет и сотня, и тысяча. Точно так же и в трудностях хозяйственных, чего одному, двум либо трем хозяевам вовек не сделать, то целому обществу сельскому нипочем.

   - Всё это так-то так. Да только как же это у них ссор не бывает? Ведь один-то сработает больше, а другой меньше?

   - А оттого не бывает,- говорит старец,- что они любят друг друга, как братья, и сильному и умелому нет больше радости, как помочь слабому да неумелому. А если ты не понимаешь, как это могли люди устроить промеж себя такую любовь, так я тебе скажу, что из-за выгоды нечего завидовать, коли люди не равно сработают.

   - Как так, не разберу,- говорит мужик.

   - А вот слушай. Жил-был себе старик со старухою, и было у них всякого добра много, потому оба они были люди работящие и непьющие. Жили они промеж себя так дружно, так дружно, что и сказать нельзя. Не то чтоб ударить - худого слова друг дружке не промолвят. Лёг старик однажды спать, да только не спится ему - все такие скверные думки в голову лезут. Только под утро он кое-как заснул. Заснул он и видит сон - подбегает это к нему петух да и кричит под самое ухо:

  

   За водою бабушка

   Ехала на дедушке,

   Кочергой погоняла,

   А метлой стегала.

  

   "Пошел прочь!" - кричит дедушка во сне, а петух подлетает с другого бока и опять свое:

  

   Приехала бабушка.

   Дала корку дедушке,

   Себе взяла каравай;

   Ты, мол, рот не разевай.

  

   "Уйди, окаянный,- кричит опять дед,- не то поленом запущу!" А петух ну плясать у него под самым носом и давай дразнить его:

  

   Ой дед, дед, дед.

   Тебе б клячей быть след.

   Твоей бабе - мужиком

   Да лупить тебя кнутом!

  

   Зло взяло деда. Размахнулся он и со всей силы хвать петуха кулаком по голове!

   "Да что это ты разодрался сегодня?" - кричит ему баба, потому он её-то вместо петуха огрел по голове.

   "Так тебе и надо",- сказал с сердцем дед и повернулся от нее на другой бок.

   Лежит дед и думает: нет, полно, не дам я бабе власти над собой.

   Вот встали они утром раненько, дед и говорит бабе: "Пойдем мешки таскать". "Пойдём",- говорит баба.

   Пришли. Дед взял мешок и понес. Баба тоже взяла и пошла за дедом. Только оборачивается дед, видит: бабин мешок куда меньше его мешка.

   "Постой, старая карга,- говорит про себя дед,- ты думаешь, я за тебя мешки таскать стану".- "Ступай вперед,- говорит дед,- а я пойду сзади".

   Баба пошла, а дед вынул ножик и распорол свой мешок - пусть, мол, мой и большой, да пустой зато.

   Пока дошли до дому, вся рожь и высыпалась.

   "Что, много взяла?" - говорит дед бабе.

   Всплеснула баба руками, однако поздно было, воробьи расклевали все зерно.

   На другой день пошли дед и баба пахать. Дед опустил плуг на пять вершков, а баба на четыре. "Постой, старая карга,- говорит про себя дед,- ты думаешь, что я за тебя пахать буду". Поднял дед свой плуг всего на вершок и спахал так почти все поле. На третий день пошли они сеять. Дед берет мешочком, баба горсточкой. "Постой,- говорит дед,- я тебе покажу, как я за тебя сеять буду!"

   Вот высеет дед горсточку, а что останется - возьмет да сразу и высыпет из мешка на землю.

   Баба смотрит, да только руками разводит.

   "Что, много взяла?" - говорит дед бабе. "Да что ты, окаянный, свое добро переводишь?" - кричит ему баба. "Так ты ещё ругаться! Вот я же тебя!"

   И побил дед бабу в первый раз в жизни.

   Приходят они домой, баба ушла в садик, села под яблоней и плачет. Всю ночь просидела баба в саду, всю ночку долгую проплакала она.

   А старик сердитый-рассердитый завалился спать спозаранку. На душе таково скверно ему было. Заснул старик, и снится ему сон. Чистит будто он колодец. Сам в колодец залез, грязь ковшом черпает и в ведро накладывает, а баба наверху стоит, да веревкой ведро вытягивает, да на землю грязь выливает. Чистили они эдак колодец часа с два. Вдруг у старика зарябило в глазах, перекладина покачнулась, и чудится ему, что в воду упал, поранился и тонет, уже совсем задыхается, а баба сверху ему кричит: "Иван, а Иван, что же ты там? Заснул али что?" А старик только и бултыхает воду и голоса не подает. Видит баба, что дело неладно. Мах по веревке в колодец, да давай таскать старика из воды на перекладину, а по веревке совсем на свет божий, тянет старуха старика, тянет, аж пот выступил, а все-таки вытащила. Смотрит и будто глазам своим не верит: старик совсем искалечился, рука надвое переломлена, глаз один совсем закрылся. Заплакала старуха горькими слезами, потащила старика домой да и уложила его на горячей печи. Разопрел старик, да и проснулся. Проснулся да и думает: ведь вон какие сны бывают, а ведь эдакая беда со всяким может действительно приключиться. Припомнил дед, что он наделал в последние три дня, и ничего понять не может. "Да что это со мной сделалось,- думает дед.- На старости лет стал глупее ребенка малого! Да нешто баба виновата, что я сильнее её! Да нет, все это во сне мне приснилось?!"

   Спрашивает он бабу, та говорит: "Взаправду было".

   "Да врёшь ты,- говорит дед.- Ведь тебе, может, труднее поднять пуд, чем мне два!"

   "А вот поди ж ты! Это я сама тебе сказывала не раз".

   Пошел дед на поле. Видит - точно, поле поцарапано словно только, а хлеба и следов нет. Перепахивай и снова сей!

   Развел дед руками и говорит: "Ну, прости меня, баба! Все точно я взаправду наделал. Видно, чёрт у меня разум отнял, потому в своем разуме никто такого не наделает".

   Выслушал мужик старика, да и говорит:

   Ну ладно, твоя правда! Точно, нечего ссориться, коли один меньше другого сработает по слабосилию. От этого, точно, один убыток бывает. Ну, а если он это с озорства сделает, нарочно, значит - пусть, мол, другие работают за меня?!

   - Ну, тогда другое дело! Кто живет на счёт артели да не хочет работать, тот артель обкрадывает. А вора прогнать можно. Да только рассуди, где лучше ведется да где лучше работают, в артели или у хозяина.

   - Вестимо, когда с хозяином - лучше, потому хозяин сам до всего дойдёт, да и не заленится.

   - Послушай-ка, что я тебе расскажу. Жила-была старая-престарая старуха. И был у нее сын Тетеря. И уродился Тетеря такой глупый, такой глупый, что во всей округе не было парня глупей его. Раз идет Тетеря мимо своего сарая и видит - совсем наклонился он набок.

   Насупился Тетеря и стал думать крепкую думу, что из этого выйдет. Думал он, думал, наконец вскричал: "Знаю, что будет: сарай набок свалится!" Лег он спать веселый, да довольный: "Какой я,- думает,- умный, как скоро догадался! А ещё люди дураком зовут!"

   На другой день он встал и пошел прямо к сараю. А сарай за ночь совсем к земле наклонился, вот-вот повалится.

   Усмехнулся Тетеря. "Вишь,- думает,- моя правда вышла".

   Да только как же теперь делу помочь? Ломал, ломал себе голову Тетеря, да где тут, не его ума это дело,- ничего так-таки и не вздумал. "Пойду,- думает, к куме, она у нас умная".

   Приходит он, да и говорит: "Кума, а кума, вот ты все смеёшься, что я глупый, а я, смотри, какой: увидел это я, что сарай набок наклонился, и сейчас догадался, что он, может быть, cвaлитcя. Ну, а теперь посмотрим, точно ли ты умная: скажи-ка, что нужно сделать, чтобы он не упал". "Ах ты, дурак, дурак,- говорит кума.- Твой сарай ведь на двенадцати столбиках стоит, оттого и валится, а ты подруби одиннадцать, так на одном-то он, наверно, устоит".

   Злющая была баба эта кума, над дураком насмеялась, а Тетеря и говорит: "Ну, вижу, ты, точно, умная: я ведь и сам еще прежде хотел так сделать!" А сам про себя думает: "Ловко же я провел куму-то!"

   Вот прибежал Тетеря домой, схватил топор и бросился рубить столбики под сараем.

   Подрубил он столбиков шесть, ан вдруг сарай так набок и громыхнулся!

   "С чего бы это было? - думает Тетеря.- Видно, с того, что я не успел еще пяти столбиков подрубить!"

   Пошёл Тетеря домой.

   Приходит, видит - телёнок и жеребёнок маток не сосут и пойла не пьют.

   Опять крепко задумался Тетеря: что бы это значило? Целый день думал он, наконец догадался:

   "Хворают они, вот что! А и какой же я умный стал,- думает Тетеря,- уже второй раз как скоро догадываюсь!"

   На другой день пошёл он прямо на скотный двор, видит - жеребёнок и телёнок совсем захирели; обрадовался Тетеря! моя,- думает, правда вышла.

   Потом стал он думать, как бы горю помочь. Думал он, думал, ничего не придумал. Нечего делать, пошел он опять к куме. Пришел да и говорит:

   "Загадаю я тебе, кума, загадку. Коли отгадаешь, ты, значит, умная, а нет, так дура. У одного мужика была корова с телушкой да кобыла с жеребёнком. Вот раз перестали они сосать, захворали, значит. Скажи-ка, что нужно сделать, чтобы вылечить".

   А кума уже догадалась, к чему Тетеря речь ведет, да и говорит:

   "Вот видишь, умник мой, вся беда в том, что каждая скотина свое собственное детище кормит, оттого мало дает ему сосать. А коли подпустить телушку к кобыле, а жеребенка к корове, тогда матки будут давать сосать вволю и они сейчас выздоровеют".

   "Вишь ты,- думает Тетеря.- Да как это я сам не догадался?"

   Послушался он сдуру куминого совета и запер корову с жеребенком в одном, а кобылу с теленком в другом стойле.

   Приходит он через некоторое время, смотрит: подохли и жеребёнок, и телушка.

   "Да с чего это они,- думает Тетеря.- Видно, с голоду молока опились!"

   Вот так-то и остался Тетеря без сарая, да без телушки и жеребёнка, потому послушался он глупого да злого совета.

   - Совет точно глупый, только дурак Тетеря мог послушаться,- говорит мужик.

   - Хорошо,- говорит старец,- да только припомни-ка поговорку: "Говорит Петруха Аносу: Анос, у тебя нос кос! А у самого рожа крива". Ведь и ты, друг сердечный, не во гнев тебе будь сказано, маленько на Тетерю похож: тот думал, что сарай будет крепче стоять на одном, чем на всех столбах, а ты думаешь, что дело лучше пойдет, коли думать да заправлять будет один хозяин, а не вся артель. Недаром говорится: ум хорошо, два лучше, а много - ведь еще лучше.

   Да нет же,- говорит мужик,- не то! Я знаю, что артелью лучше всякое дело обдумают, чем каждый в одиночку. Я говорю, что в артели присмотру нет, как хочешь, так и работай!

   Эх, друг милый,- говорит старец,- опять ты на Тетерю похож: он думал, что скотина лучше будет кормить чужое детище, чем свое, а ты думаешь, что на хозяина лучше работать станут, чем на себя; ведь в артели всё, что сработаешь, тебе же достанется.

   Ничего не мог ответить мужик старцу.

   А старец помолчал немного, подумал да и говорит:

   - Ты видел теперь насчет земли. Видел, как здесь владеют землею, видел, как работают на ней. Теперь я покажу тебе другое.

  

   Взмахнул старец пучком павлиньих перьев в золотой ручке. Птица широко взмахнула крыльями и снова понеслась вперед.

   - Тошно тебе жить от помещиков, попов да начальства всякого,- говорит старец мужику.- А от купцов да мироедов и того тошней.

   Содрал с тебя поп поросенка, а купец уж тут как тут: один содрал улей меду, а другой так и портки с тебя снял.

   Заставил тебя барин плотину чинить, а купец уж тут как тут - сруби и ему избу.

   Поп сдерёт блин - купец каравай.

   Барин сдерет сноп - купец копну.

   Баре, попы да начальство - чёртова скотина, которая все пить просит; сколько её ни пои - ей все мало. Взялся мужик по простоте своей поить эту скотину. И все таскает ей воду из колодца. Да только-то далеко от чана, откуда пьет скотина-то. Вот чёрту и жалко стало своей скотины, далеко ей ходить на водопой. И наделал чёрт корыт, и льет мужик воду из колодца в корыта, а уж по корытам течёт она в чан. Вот скотине-то теперь и хвостом болтнуть не приходится; уткнула она свою поганую морду в чан и все пьёт да пьёт. Только мужику теперь хоть в гроб ложись, потому корыта-то все дырявые. Мается мужик не намается, таскает воду не натаскается.

   Скотина - это баре, начальство всякое; колодец с водой - это труд мужицкий, а дырявые корыта - это купцы, да мироеды. Не будет счастья рабочему да честному человеку на земле, пока останутся на ней баре, купцы да начальство! Ты видел, как живут люди без бар. Теперь смотри, как живут они без купцов.

   Приостановил старец полет птицы, и мужик стал смотреть, куда он ему указывал.

   Видит, перед ним большая площадь, точно рынок, а лавок нет. Народу кишмя кишит, и у всякого что-нибудь в руках.

   Присмотрелся мужик и видит - у одного мешок хлеба, у другого кусок холста, у третьего пара сапог, у четвертого кучка гвоздей. Только никто ни у кого ничего словно не покупает, а только посмотрит, посмотрит, что-то спросит и отойдет.

   - Что за притча,- спрашивает мужик,- на кой леший они тут толкутся зря?

   - Нет, не зря толкутся они, а за делом. Каждая артель раз в месяц посылает от себя человека и дает ему свой товар для образца и наказывает ему, что забрать от других артелей. Вот они сходятся и уговариваются, а на другой день всяк получает, что ему требуется, взамен - за товар свой, значит.

   - Понимаю,- говорит мужик,- значит, купцов у них, точно, нет. Да только скажи ты мне, артели небось ведь друг дружке тоже норовят товар втридорога продать да подчас подсунуть какой-нибудь дряни.

   - Если б тебя услышали люди, что на площади, то наверно сказали бы, что ты сумасшедший. У них не только не надувают и не обманывают друг друга, а никому этого и в голову не приходит. Потому все они любят друг друга. Да и понимают они, что только совсем бессмысленный человек может делать это.

   - Как так? - спросил мужик.

   - А вот слушай и смекай. Жили-были два пастуха. Одного звали Фомой, а другого Еремой. У каждого было свое стадо. Пасли они их один по один бок, другой по другой бок леса. Вот раз и попутал бес Фому. "Дай-ка, думает Фома,- пойду я и украду у Еремы овечку". Взял он с собой полхлеба и пошел. Подходит это он к стаду, а две собаки как кинутся на него! Испугался Фома, однако не сробел, разломал он свою краюху и бросил половину одной, а половину другой собаке. Собаки присмирели, а Фома хвать овцу, да и драла! Бежит он, а сам весь дрожит как осиновый лист. Где ветка хрустнет, а ему уж сдается, что его за шиворот хватают. Сколько он страху натерпелся, того и не рассказать. На другой день Фома опять взял полхлеба и снова украл тем же порядком овцу. На третий день тоже.

   "Ну,- думает,- дай-ко сосчитать, много ли у меня овец-то?" Сосчитал и руками развел. "Наказан я за несправедливость свою, в то самое время, как я воровством занимался, волки у меня трех овец зарезали!"

   Погоревал он, погоревал, наконец успокоился: пойду,- думает Фома,- и украду у Еремы уж не одну, а две овцы. Вот взял он целый хлеб и, как стемнело, опять пошел к Ереме овец воровать. Опять кинулись на него собаки; Фома разломал пополам свой хлеб и бросил им, чтобы они не лаяли. Потом взвалил на плечи две овечки и побежал домой. Только идти околицами он не смог, потому больно тяжело было, и пошел он самым коротким путем. Прошел это он полдороги, вдруг слышит - впереди заблеяла овечка.

   "Ах ты господи,- думает Фома,- это, видно, волк мою овечку тащит".

   Почуявши волка, овечки его заблеяли во всю мочь, а он все бежит прямо на волка. Подбегает и со всего размаха хвать волка по голове, а сам хлопнулся навзничь, потому его самого кто-то огрел дубиной. Поднялся Фома, подходит и глазам не верит.

   "Да ведь это ты, Ерема!" - кричит Фома.

   "Да ведь это ты, Фома!" - кричит Ерема.

   "Так это ты мои овечки крал!" - опять закричали они в один голос, и обоим стало совестно глядеть друг на дружку.

   Вот помалу разговорились они и решили, что лучше каждому своих овец пасти да жить в чести и согласии, чем красть овец друг у дружки и собак хлебом кормить.

   Вот, видишь ли,- говорит старец,- так точно и здесь: коли сапожники станут продавать хлебопашцам сапоги с барышом, хлебопашцы сапожникам - хлеб с барышом, так выйдет и у них то же, что вышло у Фомы с Еремой: ни тем, ни другим не будет никакой выгоды.

  

   Опять взмахнул старец павлиными перьями, опять понеслись они над землею. Но скоро старец остановил полет птицы и сказал:

   - Двумя цепями скован ты, мужик русский; одна-то цепь тяжелая, железная, другая золотая! Золотая тонкая, да только будет крепче железной.

   Ты видел, как разорвали эти люди цепь золотую. Теперь я покажу тебе, как живут они без тяжелой железной цепи. Много крови, своей и чужой, пролили они, пока порвали наконец эту железную цепь.

   И старик указал мужику на большой красивый дом.

   Вдруг крыша и потолок дома стали как бы стеклянные, так что можно было видеть все, что делалось внутри его.

   Видит мужик - посреди огромной комнаты стоит большой круглый стол, покрытый красной бархатной скатерью с золотыми кисточками. Вокруг стола сидят люди и о чем-то разговаривают, а вокруг народ сидит и слушает.

   Диву дался мужик: "Что бы это было? - думает он.- Трактир не трактир, театр не театр!"

   Вот поднялся самый старый из тех, кто сидели за круглым столом, и что-то сказал всем.

   Все в один голос закричали:

   - Любо, любо!

   Тогда народ расступился, и из толпы вышел и подошел к старику человек средних лет с умным лицом, одетый, как все.

   Старик поклонился ему и дал какую-то бумагу.

   - А! Теперь понимаю,- говорит мужик,- это старики волостного старшину выбрали либо кого еще постарше.

   Нет,- отвечает ему старец,- потому что здесь нет ни старшин, ни губернаторов, никакого начальства, нет даже и царя у них. Все у них миром делается.

   - Как так? - удивился мужик?- Кого же они выбирают?

   - А вот кого: нужно им было чугунку построить. Вот и прислали к ним от соседнего общества того старика, что за столом сидел. Собрал он народ и предложил им, что так и так, мол, нужно бы чугунку нам построить. Народ согласился и сейчас же выбрал тех, что со стариком за круглым столом сидели. Вот они и обсудили дело как следует. Потом выбрали они того самого человека, что к старику подходил, потому он уж мастер своего дела и при постройке всяких дорог, мостов, плотин очень искусным оказался, и все оставались им довольны.

   Коли другое какое дело решить нужно - насчет школ, примерно, либо торговли,- то народ выбирает уже других людей, потому не может один человек знать и как дороги строить, и как торговлю вести, и как в школах обучать.

   Всякое свое решение они объявляют народу, и коли он не доволен, так выбирает новых.

   - Хорошо же тут! - воскликнул мужик.

   - Твоя правда,- говорит старец.- Но я показал тебе только начало того счастья, до которого достигнет человек. Того же, что будет, когда настанет на земле царство братской любви, справедливости и правды, не может видеть ни одно человеческое око, пока будет промеж людей обман, грабеж да всякая неправда!

   Старик замолчал немного и потом опять начал говорить:

   - Все вы будете жить так, но время еще не пришло, хотя скоро настанет оно. Смотри, вон там уже занимается заря, и скоро разгонит кромешную тьму зла и неправды, что покрывает землю, солнце любви. И не будет тогда ни плача, ни скорби, ни страданий, ни нищеты на земле. Тучи застилают грядущее солнце - великую грозу предвещают они. С тех пор, как стоит земля, не было такой грозы. Злой и неправый затрепещет, реки потекут кровавой водой! Горе вам, богатые, ибо вы уже получили свое утешение! Горе вам, пресыщенные ныне, ибо взалчете! Горе вам, смеющиеся ныне, ибо восплачете и возрыдаете!

   Слезы полились из глаз старца. Он положил руку на голову мужика и сказал:

   - Благословляю тебя на проповедь. Иди, возвещай по селам и городам, по дорогам и ярмаркам народу русскому правду, которую поведал я тебе. Если возьмут тебя и заключат, закуют тебя и станут судить, перед судом грабителей, мучителей твоих, будь тверд, ибо Сын Человеческий был мучим и распят за то же, за что замучат тебя.

   Тут мужик проснулся.

   Проснулся он и долго не мог взять в толк, во сне ли он видел старца или теперь он спит.

   Потом он вдруг все припомнил - и копейку, и экзекуцию, и солдат. И заплакал он горькими слезами.

   - Господи,- говорит,- за что ты так мучишь меня? Показал ты мне рай земной, а теперь снова бросил в ад кромешный и не дал мне капли воды, чтобы утолить жажду мою!

   Я и сам знал, что хорошо бы жить без помещиков да начальников, да только как это сделать?

   Вот идет мужик лесом и плачет.

   Вдруг слышит он жалобный писк. Оборачивается, видит - огромный ястреб гонится за маленькой птичкой. Вдруг с соседнего дерева поднялся целый рой таких же птичек. С страшным писком и криками налетели птички на ястреба и ну его клевать: кто в голову, кто в глаза, кто в грудь, кто в спину.

   Дождем полетели ястребиные перья, и он во всю мочь бросился удирать от них.

   А птички с веселым щебетаньем снова уселись на свое дерево.

   Задумался мужик и утер слезы. Вот идёт он дальше. Идёт он и видит - пасётся стадо быков. Только вдруг, откуда ни возьмись, волк - и прямо на стадо. Замычали телята, коровы и быки, однако не сробели; точно по чьему приказу, телята и коровы сбились в кучу, а быки кольцом окружили их со всех сторон, головами наружу. Сунулся было волк, да не тут-то было: бык так его хватил рогами, что он чуть ноги унес.

   Повеселело на сердце у мужика. И стал он думать крепкую думу, и не заметил он, как подошел к конскому табуну.

   Вдруг ему послышался где-то конский топот. Прислушался - все ближе и ближе. Наконец послышал он жалобное протяжное ржанье, и на поляну выбежала взмыленная и окровавленная лошадь, а за нею два волка. Вот они нагоняют её; вот то один, то другой куснет её то там, то тут. Кровь бежит из нее ручьем, она уже вот-вот упадет; но табун уже близко, она натуживает последние силы и влетает в самую средину его. Вмиг весь табун скучился головами внутрь. Волки наскочили было на него с разбегу, но тут же свалились оба замертво!

   Увидел это мужик и вскликнул: теперь я знаю, что нам нужно, мужикам, делать, чтобы добиться того, что показал мне во сне святой старец.

   И пошел мужик по селам, городам, деревням и хуторам, и всюду говорил он:

   - Проснись, проснись, народ православный! Чего маешься ты, над работой непосильной надрываючись! Народ простодушный! Вспаши ледяное поле и засей его пшеницей. Когда на льду взойдет и созреет пшеница, тогда разживешься ты от трудов своих! Отцы твои, и отцы отцов твоих, и деды твои, и деды дедов твоих всю жизнь работали, не разгибаючись. А много ли оставили они тебе от трудов своих?!

   Столько же и ты оставишь детям своим! Чего ждешь ты, народ замученный, народ многострадальный!

   Уж не ждешь ли ты, что баре, попы да купцы сжалятся над тобой и отдадут тебе то, что они с царем своим отняли у тебя?

   Поймай волка и запри его в овчарню вместе с овцами. Когда волк рядом с ягнятами станет траву щипать, тогда баре, царь, попы да купцы перестанут грабить тебя! Отцы отцов твоих и деды дедов твоих покорно подставляли им шею свою. А много ли они оставили тебе от милостей своих грабителей? Столько же и ты оставишь детям своим. Чего ещё терпишь ты?! Уж не ждешь ли ты, что царь защитит тебя от друзей своих?

   Выпусти цыплят без наседки, когда молодые коршунята летают над двором твоим. Когда коршун отнимает цыплят у детей своих и принесёт их на крышу твою, тогда царь защитит тебя от друзей своих!

   Тысячу лет правят цари народом русским, тысячу лет отцы и деды твои верно служили им. А много ли оставили они тебе от щедрот царских?

   Столько же и ты оставишь детям своим!

   Так довольно же тебе терпеть муку мученическую! Довольно тебе надрываться, на своих лиходеев работаючи! Поработай же, коли не погибла в тебе сила богатырская, поднимись как один человек, на злодеев своих, истреби их с лица земли до последнего!

   Пусть не поганят они землю русскую! Пусть не развращают они душ человеческих! От них одних все зло на земле!

   Пойдем же, братцы, во все стороны великого царства русского и будем говорить народу, что настала пора подняться нам против злодеев наших.

   Пусть каждый, до кого дойдет голос мой, поклянется в сердце своем проповедовать братьям своим всю правду, как апостолы проповедовали.

   Пусть каждый поклянется принять муку и смерть за братьев своих, как принимали апостолы!

   И тогда всей землей, как один человек, поднимется вся Русь-матушка, и никакая сила вражья не устоит против нас!

   Тогда-то настанет на земле царство божие, царство правды и любви, и не будет на ней плача, ни болезней, ни скорби, ни страданий!

  

   1873

  

   Оригинал здесь: http://russbalt.rod1.org/index.php?topic=2649.0

   Выложил Варяг, 2011 г.