Сологуб Федор - Январский рассказ (Ёлкич)

Федор Сологуб. Январский рассказ (Ёлкич)

  Оригинал находится здесь: Сайт "Федор Сологуб"

  

  

  

  I

  

  Елка, елка, не сердись.

  Елкич, елкич, не бранись,

  Мне постели не топчи,

  Сядь на елку и молчи.

  

  Вера Алексеевна прислушалась. В скучной темноте зимнего рассвета из детской доносилось тихое пение, - кто-то тоненьким голоском тянул песенку со странными словами. На лице Веры Алексеевны выразилась озабоченность. Она тихо подошла к дверям детской. Пение замолкло на минуту. Потом тоненький голос опять затянул, отчетливо выговаривая тихие и странные слова и придавая им трогательное и жалобное выражение:

  

  Мама елку принесла.

  Елка елкичу мила.

  Елка выросла в лесу.

  Елкич с шишкой на носу.

  

  Вера Алексеевна, сохраняя на лице все то же озабоченное выражение, осторожно потянула к себе дверь детской. Старший мальчик, Дима, еще спал, приткнувшись носом к подушке и мерно дыша открытым ртом. Младший, Сима, худенький, черноволосый и черноглазый мальчик, сидел на постели, охватив колени руками, смотрел горящими в темноте глазами в темный угол, покачивался и напевал. Вера Алексеевна позвала тихонько, чтобы не испугать его:

  - Симочка.

  Сима не услышал. Продолжал свою песенку, и звуки ее казались все более хрупкими и печальными.

  

  Елкич миленький, лесной!

  Уходил бы ты домой.

  Елку ты уж не спасешь,

  С нами сам ты пропадешь.

  

  Вера Алексеевна подошла к постели мальчика. Нарочно стучала каблучками своих туфель. Сима повернул к ней лицо.

  - Симочка, что ты поешь спозаранку? Дай Диме спать.

  Дима проснулся. Пухлый, румяный, лежал на спине и сердито смотрел на мать.

  Сима сказал печальным и хрупким голосом:

  - Елкич-то, вот бедненький! Каково ему теперь! Елку срубили, - где он теперь жить будет? Пустят ли его на другую елку? И как он туда доберется? Мама, как он теперь будет?

  - Что ты говоришь, Симочка? - недовольным голосом заговорила мама. - Какой еще елкич тебе приснился? И как можно петь в постели! Всех разбудил.

  Дима, который вставая всегда бывал груб, сказал хриплым и сердитым голосом:

  - Пришла! Кому мешает. Усмирение с помощью родительских шлепков.

  - Дима, не груби, - строго сказала мама. - Шлепков пока еще никому не было, ты их не хочешь ли?

  - Попробуй, - все так же сердито отвечал Дима, - я ведь и зареветь могу.

  Мама спокойно сказала:

  - Ну, миленький, меня ревом не испугаешь.

  Подошла к Диме, сняла с него одеяло, приподняла Диму за плечи, наклонилась к нему, и шепнула:

  - Разговори Симу, - ему опять что-то снится нескладное.

  Дима был польщен. Сразу стал очень любезен. Поцеловал обе мамины руки. Поздравил с праздником. Шепнул:

  - Трудно. Теперь он все будет рассказывать.

  Тоненький голосок за ними опять затянул свою нескончаемую песенку.

  

  Елкич в елке мирно жил,

  Елкич елку сторожил.

  Злой приехал мужичок,

  Елку в город уволок.

  

  Мама вздрогнула, и короткое время стояла, как испуганная. Потом решительно подошла к Симе. Взяла его за плечо. Сказала решительно и строго:

  - Симочка, не дури. Какой елкич? Что за вздор!

  - А он, елкич, такой маленький, - заговорил тоненьким и возбужденным голоском Сима, - маленький, маленький, с новорожденный пальчик.

  И весь зелененький, и смолкой от него пахнет, а сам он такой шершавенький. И брови зелененькие. И все ходит, и все ворчит: "Разве моя елка для вас выросла? она сама для себя выросла!"

  - Это, Сима, тебе приснилось, - сказала мама. - Проснулся, так нечего в постели сидеть, - одевайся проворно. Дима, одеваться! И не дурить. Смотрите вы оба у меня.

  И мама ушла из детской спальни. Она знала, что надо бы остаться сколько-нибудь еще с мальчиками, - но ей было так некогда. Эти праздники в городе, - их положительно не видишь, вздохнуть некогда. Столько разных выездов и приемов, положительно, какая-то неприятная праздничная повинность. И так много расходов, и так много домашних хлопот, суетни, неурядиц, неудовольствий, - с мужем, с детьми, с прислугою. Право, быть хозяйкою дома при современном строе жизни становится уже очень тяжело. Видно, и нам скоро придется ступить на ту же дорогу, по которой идут хозяйки в Северной Америке.

  Такими соображениями утешая или, вернее, расстраивая себя, мама пошла в столовую, где уже ее ждали. И проходя мимо больших зеркал в гостиной, она с удовольствием, как всегда, кинула быстрый взгляд на отраженное в зеркалах прекрасное, еще такое молодое лицо и на стройную фигуру в домашнем, совершенно простом, но очень изящном, и, что самое важное, очень идущем к лицу наряде.

  

  

  

  

  II

  

  А мальчики, оставшись одни, немедля заговорили о бедном елкиче, который так тоскует о своей загубленной елке и не может утешиться.

  Маленький, зелененький, шершавенький, с зелеными бровями и зелеными ресницами, он все ходит по комнатам, и ходит, и ворчит. Никто его не видит, кроме маленького Симочки.

  И ходит, и ворчит, и жалуется, и наводит тоску на Симу.

  Ворчит:

  - Разве она для вас в лесу выросла? Разве вы сделали ее? Зачем вы ее зарубили?

  Сима оправдывается:

  - Милый елкич, да ведь нам зато как весело-то было! Ты подумай только, как свечки зажгли на елочке, вот-то весело стало! Разве ты этого не понимаешь? Ведь ты же сам видел, - свечки на елочке, и золотой дождь, и блестки, - так все и горит, и блестит, и переливается. Еще мне-то что, я ведь не первую елку справляю, - а вот самые маленькие, и еще вот швейцаровы дети, - ведь им это какой праздник! Что же ты сердишься так, милый елкич?

  И с тоскою прислушивался к тому, что ему ответит елкич. И уже заранее знал, что елкич не поверит его словам, что нельзя никакими словами утешить елкича, у которого зарубили его родную елку.

  - Она у меня одна была, - ворчит елкич.

  И ноет, и скулит тоненьким голоском. И только Сима слышит его.

  - Какую власть взяли! - ворчит елкич. - Взяли мою елку, привезли, веселитесь. Если вам нужно вокруг елки плясать, ехали бы в лес сами. В лесу хорошо. А то срубили, погубили.

  Ноет, скулит.

  

  

  

  

  III

  

  Сима наконец приступил к своему старшему брату, студенту.

  - Кира, елкич-то все тоскует. Он, елкич-то, все ходит, и на домашних сердито смотрит, и все скулит таким тоненьким голоском. Какой он бедный!

  - Результат чтения фантастических произведений, - проворчал студент.

  - Нет, Кира, ты скажи, вот он жалуется, что елка не для нас выросла, а вот ее для нас срубили. Как же это так? Ведь она, и в самом деле, - для себя? И каждый для себя. А то ведь этак каждого придут и возьмут, и сделают, что хотят.

  Студент выслушал хмуро. Сказал:

  - Елка - дерево. Ее можно срубить. А вот относительно нас с тобою, тут, действительно, дело обстоит неладно. Человек есть автономная личность, не правда ли?

  Сима утвердительно кивнул головою. Кира продолжал:

  - Ну, и вот, приходят агенты власти, и берут тебя, и ведут, куда ты не хочешь, и заставляют делать то, что несвойственно твоей натуре. Ты говоришь: я для себя вырос, тебе отвечают: нет, брат, шалишь, ты вырос церкви и отечеству всему на пользу, а раз на пользу, так мы тебя и используем. Так-то, брат, в общем хозяйстве все на пользу идет, ничто даром не пропадает.

  - Это очень нехорошо, - убежденно сказал Сима.

  - Хорошего, действительно, мало, - согласился студент, - но уж таков социальный строй. Служи другим, коли хочешь, чтобы тебе служили.

  - Тогда я не хочу, - печально сказал Сима, - если надо заставлять и мучить, тогда я не хочу.

  - Ну, брат, об этом нас с тобой не спросят, - сказал студент.

  Затянулся папиросой. Видно было, что ему очень приятно курить и чувствовать себя дома на положении взрослого. Покровительственно посмотрел на Симу. Похлопал его по плечу. Сказал:

  - Ты - забавный мальчуган. Все фантазируешь. Пожалуй, вырастешь, так поэтом будешь.

  Сима помолчал, вздохнул и сказал, краснея и потупясь:

  - Елкича жалко. Как он теперь будет?

  

  

  

  IV

  

  Сима проснулся ночью. Услышал опять, как елкич ходит, скулит тоненьким голоском и ворчит. И домашние шепчутся с ним, стараются его утешить.

  Тоненький голосок из угла говорит:

  - Мы тебя не гоним. Будь с нами. У нас хорошо. Светики перебегают. Пылиночки кружатся. Очень хорошо.

  - Насмотрелся я, - ворчит елкич. - Мне здесь у вас не нравится. Хозяева у вас нехорошо живут.

  - Нам нет никакого дела до хозяев, - отвечает домашний. - Мы сами по себе, они сами по себе, - мы им не мешаем, они на нас не обращают внимания. Только Сима за нами иногда смотрит, да это не беда, - он еще маленький, и он так и не вырастет, - он к нам уйдет. Он для нас почти что свой, - а до других нет дела.

  - Нет, - ворчит елкич, - не нравится, да и не нравится мне у вас. Что хотите, а не нравится. Кровью тут у вас пахнет, а я этого запаха не люблю.

  - А у вас в лесу разве ничем таким не пахнет? - с досадою и насмешкою спрашивает домашний.

  Но елкич не отвечает и ворчит себе свое:

  - И не нравится, и не нравится. Рубят, бьют, а для чего, и сами не знают.

  Сима приподнялся на локте и тихонько, чтобы не разбудить Димы, шепнул:

  - Миленький елкич, почему же тебе у нас не нравится? Мы все - добрые.

  Стало очень тихо. Домашние молчали и чутко ждали, что ответит елкич. Помолчал елкич. Сказал сердито:

  - Иди завтра на улицу, - сам увидишь.

  Домашние засмеялись, зашушукались. Сим стало тоскливо.

  - Что же я увижу? - спросил он. - Милый елкич, ты иди со мною и покажи.

  - Покажу, покажу, - ответил елкич.

  Пискливый голос его казался злым и угрожающим, но Сима не боялся этого: он знал, что елкич тоскует по своей елке и не может утешиться и потому такой сердитый.

  - Покажу, - повторял елкич, - будешь доволен мною.

  Домашние тихонько шушукались и смеялись тоненькими, шелестинными голосками, и не понять было Симе, добрые они или злые, смеются ли они от злости или от милой веселости. Жутко было Симе, и, чтобы подбодриться, он опять шепотом спросил елкича:

  - Милый елкич, когда же ты мне покажешь? Утром? Правда? Когда мы пойдем гулять с фрейлейн Эмилиею? да?

  - Да, да, - ворчал елкич. - Утром, так утром.

  И шелестинные расстилались по всем углам смешки и шепотки.

  И опять спросил Сима:

  - Милый елкич, ты ведь маленький, как же ты с нами пойдешь? Фрейлейн Эмилия как зашагает, так только поспевай. Она говорит: моцион надо делать весело. Так как же ты?

  - Ничего, - сердитым голосом сказал елкич, - уж я от вас не отстану. Я к тебе в карман сяду.

  Шелестинные шушукались, смеялись голосочки во всех уголочках. И под шелестинный смех заснул Сима.

  

  

  

  

  V

  

  Утром мальчики, как всегда, пошли гулять с фрейлейн Эмилиею. Но неспокойно и страшно было на улицах. Шли толпы. Слышались злые слова. И вдруг раздались вдали резкие звуки рожка.

  Старший Симочкин брат пробежал мимо.

  - Фрейлейн, - крикнул он на ходу, - ведите детей домой.

  Но уже фрейлейн и сама ухватила обоих мальчиков за руки и бросилась бежать в переулок, дальше от толпы, от веселого рожка.

  - Елкич, елкич, - кричал Сима, - что же ты мне покажешь?

  - Беги за братом, - быстро шептал елкич, - брось немку, беги за братом. Его сейчас убьют солдаты.

  Сима громко закричал и рванулся от фрейлейн Эмилии.

  - Сима, Сима, ради Бога, куда вы? - кричала испуганная фрейлейн, пытаясь поймать Симу.

  Но Сима убежал в толпу. Скрылся, за народом. Фрейлейн растерянно металась, не зная, что делать. Дима плакал. Кругом бежали какие-то испуганные, плохо одетые люди. Кричали что-то.

  Сима догнал брата.

  - Кира, пойдем вместе, - кричал он.

  Студент испуганно глянул на мальчика, и побледнел.

  - Зачем ты здесь? Где фрейлейн?

  Опять в ясном и морозном воздухе весело и звонко зарокотали звуки рожка. Нестройный гам поднялся в ответ этим звукам. Вдруг все побежали. Перед Симою и студентом стало пусто и светло. Стройный ряд наклонившихся штыков вдруг дрогнул и задымился. Сима в страхе отвернулся. Страшный треск пронизал, казалось, все его тело. Земля заколебалась, поднялась, камни под снегом холодной мостовой прижались к Симочкину лицу. Короткий миг было очень больно. И потом стало легко и приятно. Раскинув на снегу маленькие, помертвелые руки, Сима шепнул:

  - Елкич миленький...

  И затих.