----------
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 1. М., 2008. С. 512-519.
Морозно и тихо. Улицы совсем опустели; кому охота выходить из дому в Рождественскую ночь!
Уныло плетутся извозчики. Городовые с заиндевевшими усами переминаются с ноги на ногу. Да где-нибудь у ворот мелькнёт, как тень, фигура нищего, озябшего, напрасно старающегося спрятать свои руки в узкие рукава...
Зато окна домов так и горят. Там, должно быть, очень светло, тепло и весело.
Ещё бы: такой праздник!..
По одной из улиц, на самой окраине города, шёл Чорт.
Он прошёл уже через весь город и направлялся к заставе.
Это не был тот легкомысленный чорт со вздёрнутым хвостом и острыми рожками, о котором нам так часто рассказывают.
Нет. Чорт был старый. С лицом усталым и измученным. Хвост его бессильно волочился по тротуару. Сутулая, мохнатая спина покрылась инеем. Плечи были опущены. Видимо, он совсем отдался своим думам и ни на что не обращал внимания.
Лицо Чорта до странности похоже было на человеческое. Не было в нём ничего безобразного, злобного. Печальные, уставшие глаза, старческие морщины на щеках, на лбу - седые волосы. Во всей фигуре - безграничное утомление. Его можно было принять за бездомного старика, одинокого и жалкого, которого тоска выгнала из дому и которому некуда идти. И вот он бесцельно бродит по опустевшим улицам...
Медленно переставлял он свои костистые ноги и низко-низко опустил голову.
Чорт думал: "Ну и времена настали... Весь город прошёл, ни одного человека нет, которым бы стоило заняться... Мелким бесам и то делать нечего... срам... Разучишься зло творить... В один дом сунулся, в другой... хозяева давно готовы!.. Да и то сказать: с ними один бес-подросток справился бы, а тут полон дом бесенят... Жужжат, как пчёлы... Времена!.. Тоска без дела... Жить незачем..."
И, чтобы хоть сколько-нибудь развлечься, Чорт стал смотреть в освещённые окна домов, мимо которых проходил.
Всюду по окнам прыгали мелкие бесы; узнавали Чорта, кланялись ему.
Он отворачивался и брезгливо морщился...
Дома потянулись всё ниже и ниже, одноэтажные, деревянные, точно вросшие в землю. Улица стала ещё пустынней и шире. В окнах темнота или тусклый свет сквозь замерзшие стёкла.
Вот и застава.
Чорт хотел было повернуть на шоссе. Вдруг остановился.
Почудилось ему что-то странное.
Чем-то давно забытым повеяло на него. Не может быть... это так... показалось... Вспомнилось прошлое - вот и показалось...
Но нет - странное ощущение всё усиливалось: Старый Чорт ясно почувствовал близость праведника...
"Ну, так и есть, здесь, - подумал Чорт, спускаясь в подвальный этаж по узкой, тёмной лестнице. - Все ноги переломаешь... И что за манера у этих господ забиваться в подвалы..."
Чорт ворчал, но шёл с страшным любопытством. Уже давно не встречал он праведника. И хотелось ему узнать: такой ли теперешний праведник, как и тысячу лет тому назад?..
Отворил дверь.
В каморке было почти темно. На деревянной койке лежал молодой человек, заложив за голову руки, и смотрел в темноту, как раз на то место, где стоял вошедший Чорт.
Лицо у молодого человека было бледное и худое. Под глазами синие круги, тёмные волосы мягкими прядями лежали на лбу.
"Та-ак-с: голодный и больной, - думал Чорт, рассматривая молодого человека. - Мало ли их, голодных-то... Да... Чувствую - праведник, а почему - не поймёшь..."
Потянул воздух: нет ли запаха ладана. Нет, не пахнет.
Чорт пристально стал всматриваться в глаза молодого человека.
И заметил он в них какой-то тихий восторг. Точно перед глазами его были не сырые каменные стены и не тяжёлая полутьма, а роскошные стены дворца и ослепительный свет солнца.
Губы его не улыбались и были плотно сжаты, на лбу морщины. И всё-таки печать серьёзного, большого счастья легла на его лицо.
"Молится он, что ли?.. - размышлял Чорт. - Нет, не похоже... любопытно... да... Не знаешь, как и подойти... Что-то новенькое... В душу надо заглянуть..."
И Чорт заглянул в душу.
Заглянул - и от изумления отшатнулся.
...Солнце радостно сияло над землёй. Небо было голубое и нежное. Пели птицы, и ещё какие-то новые, незнакомые звуки наполняли воздух. Зелёные, бархатные поля были покрыты множеством белых цветов. И шли люди в светлых одеждах, радостные и чистые. Шли, взявшись за руки. И говорили на новом языке... Не было на лицах их ни скорби, ни следов страстей, ни печати смерти. Это были свободные люди. Радостные, как солнце и небо. И шли они по великой дороге вечного совершенства...
Понял Чорт, почему был такой восторг в глазах молодого человека.
И решил Чорт так:
Человек этот праведник потому, что лежит голодный, больной в каменном подвале и мечтает о земном рае для человечества. Завладеть душой его - можно только через отчаяние. Безобразна действительность вокруг него. Надо сделать её ещё хуже. Он болен и голоден и лежит в подполье. Этого мало. Надо истерзать его больное тело. И придёт он в ужас и убьёт себя. И погубит свою Душу.
Махнул Чорт рукой, и за дверью послышался шум, пьяная брань и крики. Стучали кулаками в стену.
Молодой человек с недоумением приподнялся на постели.
Дверь распахнулась, и ворвались люди.
С бессмысленным криком бросились они к его постели. Стащили на пол и стали бить по спине, по лицу, по больной груди. И смеялись, и спрашивали:
- Не хочешь ли убежать от нас? А?..
И снова били и пинали ногами.
Лицо молодого человека стало белым как снег, из углов рта текла красная кровь. Он задыхался от боли, но не стонал и не говорил ни слова.
И тогда один из людей схватил со стола подсвечник и ударил им по голове.
"Будет, - подумал Чорт, - а то до смерти заколотят, только позволь".
И махнул рукой Чорт, и снова стало тихо.
Молодой человек лежал в глубоком обмороке. Чорт поднял его, положил на кровать.
Чорт ждал...
Молодой человек медленно открыл глаза. Застонал. Снова закрыл веки. Назвал кого-то по имени...
Темно, тихо...
"Надо заглянуть в душу", - с любопытством и неуверенностью снова подумал Чорт и отшатнулся ещё с большим изумлением.
...Точно весенний дождь прошёл. Кровь омыла всё. И ещё чище было голубое небо. Ещё радостней горело солнце. Поля блестели как изумруд. И белые цветы светились, как драгоценные камни. И люди по-прежнему шли, взявшись за руки. И ещё большим восторгом сияли их лица...
И Чорт задумался: "Новое что-то... Д-да... Надо сообразить... дело выходит интересно..."
И Старый Чорт почувствовал, как бывало в молодости, что его охватывает вдохновение...
"Надо сообразить... Надо сообразить..."
Долго стоял Чорт в глубокой задумчивости. Не двигался. Только глаза его разгорались и высоко поднималась мохнатая грудь.
И вот встряхнул головой. Помолодел. Преобразился. И, как будто желая проверить своё решение, нагнулся к самому лицу молодого человека. Спина согнулась горбом. Худые старческие плечи поднялись. Шея напряжённо вытянулась. Острые глаза так и впились в худое, измученное лицо. "Так, так... Конечно, так..." - точно уверяя самого себя, говорил Чорт, и от радостного волнения у него даже дрожали ноги.
И махнул Чорт рукой, и разом исчезли стены каморки. И молодой человек услыхал страшные крики.
Люди, только что ворвавшиеся в его комнату, били на площади связанных людей.
Кожа на спине, на груди, на ногах вздулась багровыми буграми, из рассечённых ран падала на землю тёмная кровь, связанные руки и ноги судорожно напрягались. Безобразный, хриплый вой стоял над площадью. В нём нельзя было узнать человеческий голос. Это уже были какие-то глухие, конечные звуки:
- Ууу!.. Ууу!..
- Ууу!.. ууу!..
Молодой человек лежал не двигаясь. Только на лбу его надулись жилы. И грудь сжимала судорога.
И вдруг заметался он на своей постели и закричал:
- Оставьте! Оставьте! Оставьте!..
Но между ним и площадью точно каменная стена стояла, и голос его не доходил до площади.
И он продолжал биться на постели и кричал как безумный:
- Не мучайте их!.. Не смейте!.. Оставьте!..
Но люди на площади хохотали над связанными и спрашивали их:
- Убежать не хотите ли? А?..
И топтали ногами связанных и смешивали кровь с грязью...
И по-прежнему глухой, нечеловеческий стон стоял над площадью:
- Ууу!.. Ууу!..
Молодой человек приподнялся на постели и, задыхаясь, стал разрывать свою грудь руками. Как исступлённый кричал он:
- Не могу я!.. Перестаньте!.. Возьмите меня!.. Не могу!..
Он искал кругом, чем бы можно было убить себя. Судорожно хватался за что ни попало. На столе лежал тупой обломок ножа, и он взял его и крепко стиснул в руке...
И исчезла площадь...
В маленькой, сырой каморке тихо лежал молодой человек с перерезанным горлом...
Чорт отворил дверь и медленно поднялся по узкой, тёмной лестнице. Он вышел на улицу, прошёл заставу и повернул на шоссе.
Чорт знал, что, по закону, душа самоубийцы идёт в ад, и мог праздновать полную победу.
Но почему-то не испытывал он никакой радости. Даже сам удивлялся: "Должно быть, стар стал - не иначе... Стар!.. Ну а посмотрел бы я, как с таким праведником справились бы нынешние молодые!.. Они бы до смерти его заколотили, а он бы только радовался. И прямо в рай... Тут жалостью надо взять... Жалостью до окончания довести..."
И чувство, похожее на радостное торжество, шевельнулось в его старой груди. Но сейчас же опять стало тоскливо... "Устал, должно быть... Отдохнуть надо".
По правую сторону шоссе начинался сосновый лес. Старый Чорт свернул с дороги и пошёл по лесу. Он выбрал себе местечко поудобнее на низком молодом ельнике, под старой, дуплистой сосной. Снег хлопьями навис на густой пихте, и морозные иглы блестели на тёмном стволе.
- Эй, эй, дедушка! - кричали со всех сторон.
Мелкие бесенята тормошили Старого Чорта:
- Проснись! слышь, что ли!.. В ад зовут... Приказ от Дьявола... Проснись же, ну!..
Насилу растолкали.
- Что? В ад?.. - бормотал спросонья Чорт
- Да, да! - торопили его. - Идём. Дорогой всё расскажем.
И они быстро пошли из леса. Старый Чорт еле поспевал за ними своими тяжёлыми, костистыми ногами.
Дорогой мелкие бесы рассказали, что Дьявол страшно разгневан. Что, будто бы, Старый Чорт сегодня ночью сделал одну душу святой...
Чорт остановился поражённый:
- Святой?! Самоубийца!..
- Да, да, - тараторили бесенята. - Какой-то новый циркуляр... Вообще, подробностей мы не знаем... Только что, весь ад в тревоге... Новый святой...
- Самоубийца - святой!.. - бормотал Чорт. - Ну, это мы ещё посмотрим... Новшества пошли всё... Д-да!..
И снова опустил он свою усталую спину и шёл, едва волоча старые ноги по морозному, скрипучему снегу...
А на небе звёзды становились бледнее. Рождественская ночь шла к концу.