Сиповский Василий Васильевич - История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

политическихъ учен³й сложились y насъ два характерныхъ философско-историческихъ м³росозерцан³й: славянфильство и западничество. Первые представители этихъ взаимно-противорѣчащихъ м³росозерцан³й вышли изъ одного гнѣзда - изъ кружка Станкевича.

   Славянофильство было учен³емъ болѣе сложнымъ, чѣмъ теор³я "оффиц³альной народности", хотя, несомнѣнно, между ними было большое сходство. Главнымъ отлич³емъ между ними были цѣли и средства. Цѣлью "оффиц³альной народности" было, какъ мы видѣли, внушен³е русскому обществу вѣры въ неподвижные идеалы старины; это было стремлен³е чисто-консервативное. Первые славянофилы проповѣдовали свободное развит³е идеаловъ старины; они были прогрессисты-народники. Главнымъ средствокъ для достижен³я цѣли y "оффиц³альной народности" была "опека" надъ обществомъ и борьба съ протестомъ,- славянофилы же стояли за свободу мысли и слова. Но, по существу идеаловъ, обѣ теор³и во многихъ пунктахъ соприкасались.

   Возникло наше славянофильство, какъ результатъ - 1) романтизма, пробудившаго нац³оналистическ³я стремлен³я y многихъ народовъ Европы,- 2) наполеоновскихъ войнъ, которыя подняли патр³отизмъ во всѣхъ страахъ Европы и смѣнили идеалы французскаго космополитизма стремлен³емъ кь нац³ональному самоопредѣлен³ю {Особенно рѣзко это проявилось тамъ, гдѣ народности пытались бороться за свою самобытность (возстан³е въ Ирланд³и, Бельг³и, Венгр³и, Польшѣ).}, 3) - философ³и Шеллинга и особенно Гегеля, съ ихъ широкими взглядами на величественный ходъ м³ровой истор³и на началахъ развит³я. Особенно плодотворна была идея Гегеля относительно того, что каждая историческая нац³я является носительницей какой-нибудь "идеи". Гегель остановился на грекахъ, римлянахъ и германцахъ. Славянофилы обратились къ "славянамъ" - 4) Кромѣ того, къ родной старинѣ и народу славянофиловъ потянуло подъ вл³ян³емъ того чувства разочарован³я, которое многими овладѣло при видѣ того, какое крушен³е потерпѣли западническ³е идеалы Александра I въ Росс³и, 5) - наконецъ, для народническихъ симпат³й было основан³е и въ родной литературѣ: въ поэз³и Пушкина, Жуковскаго, позднѣе Лермонтова, уже сказались нац³онально-патр³отическ³я настроен³я; въ ихъ творен³яхъ уже опредѣлилось искан³е родной культуры, выяснялись идеалы народа - семейные, государственные и религ³озные.

   Въ поискахъ самостоятельнаго типа русской культуры славянофильство пр³обрѣло демократическ³я характеръ, наклонность къ идеализац³и старины и тяготѣн³е къ панславизму (мечты объ соединен³и всѣхъ славянъ подъ русской державой). Изъ этого видно, что славянофилы, въ нѣкоторыхъ отношен³яхъ, близко подходили къ либеральной части русскаго общества (демократизмъ), въ нѣкоторыхъ - къ консервативной (идеализац³я старины).

   Школа славянофиловъ сложилась около второй половины 30-хъ годовъ: братья Кирѣевск³е, Иванъ и Петръ, Хомяковъ, Дм. Валуевъ, Аксаковы, Константинъ и Иванъ, Юр. Самаринъ,- вотъ, самые видные дѣятели славянофильства, разработавш³е это учен³е въ философскомъ, религ³озномъ и политическомъ отношен³яхъ. Сперва они дружили съ "западниками", но потомъ постепенно разошлись: философск³я письма Чаадаева разорвали послѣдн³я связи,- особевно послѣ злобнаго памфлета Языкова.

   Первые славянофилы были люди прекрасно-образованные, воодушевленые горячей вѣрой въ свое учен³е, независимые и потому смѣлые. Они вѣрили въ великое будущее Росс³и, преклонялись передъ "Святой Русью", говорили о томъ, что Москва - "трет³й Римъ", что тамъ новая цивилизац³я смѣнивъ всѣ устарѣвш³я, культуры, Запада, и этимъ "спасетъ" "гн³ющ³й Западъ". Съ ихъ точки зрѣн³я, Петръ совершилъ грѣхъ задержавъ самостоятельное развит³е русскаго народа. Они изложили теор³ю о существован³и "двухъ м³ровъ" - восточнаго, греко-славявскаго,- и западнаго. Они указывали, что западная культура основывается на римской церкви, древне-римской рбразованности, и государственная жизнь основана на завоеван³и. Совсѣмъ иной порядокъ вещей видѣли они въ восточномъ греко-славянскомъ м³рѣ, главнымъ представителемъ котораго являлся въ ихъ глазахъ русск³й народъ. Восточное христ³анство есть православ³е, отличительная черта котораго есть неизмѣнное хранен³е вселенскаго предан³я. Православ³е есть поэтому единственное истинное христ³анство. Наша образованность визант³йскаго происхожден³я; если она уступала западной во внѣшнемъ развит³и разума, то превышала ее глубокимъ чувствомъ живой христ³анской истины. Въ государственномъ устройствѣ такая же разница: начало русскаго государства отличается отъ начала государствъ западныхъ тѣмъ что y насъ не было завоеван³я, a было добровольное призван³е. Этотъ основной фактъ отражается и на всемъ дальнѣйшемъ развит³и обществевныхъ отношен³й: y насъ не было насил³я, соединеннаго съ завоеван³емъ, а потому не было феодализма, не было той внутренней борьбы, которая постоянно дѣлила западное общество; не было сослов³й; земля была не личною собственностью феодальной аристократ³и, но принадлежала общинѣ. Этой "общиной" славянофилы особенно гордились: они говорили, что западъ только въ самое послѣднее время дошелъ до идеи создать "общину" (сенсимонизмъ) - институтъ, вѣками уже y васъ существующ³й въ деревнѣ. Такимъ образомъ, до Петра Великаго, по мнѣн³ю славявофиловъ, y насъ развит³е шло естественно; религ³озное сознан³е было основной нравственной силой и руководствомъ въ жизни; народный бытъ отличался единствомъ понят³я и единствомъ нравовъ. Государство было обширной общиной; власть принадлежала царю, представлявшему общую волю; тѣсная связь членовъ этой великой обищны выражалась земскими соборами, всенароднымъ представительствомъ, смѣнившемъ древн³я вѣча. Съ такой либеральной идеализац³ею старины (вѣче, соборы) связывалось самое восторженное преклонен³е передъ простымъ русскимъ народомъ-"богоносцемъ"; въ его жизни славянофилы увидѣли воплощен³е всѣхъ христ³анскихъ добродѣтелей (любовь къ ближнимъ, смирен³е, отсутств³е эгоизма, благочест³е, идеальныя семейныя отношен³я). Поэтому формула: самодержав³е (ограниченное земскими соборами), православ³е (съ духовными собран³ями и полномоч³ями прихода) и народность (съ общиной, соборами и свободой развит³я) сдѣлалась, лозунгомъ славянофильства. Стоя на такой точкѣ зрѣн³я, они часто являлись строгими критиками русской современности, и потому если не всѣ, то мног³е изъ нихъ, должны быть отнесены къ оппозиц³оннымъ дѣятелямъ этой эпохи.

   Западничество этой эпохи отличалось менѣе-опредѣленными чертами: оно захватывало слишкомъ много оттѣнковъ западнаго либерализма (отъ конституц³онализма до республиканства и сенсимонизма). Самые видные западники эпохи, Бѣлинскй и Герценъ, выросли подъ впечатлѣн³емъ событ³й 14 декабря 1825 года (Бѣлинскому было 14 л, Герцену 13-14). Оба признавали впослѣдств³и, что это событ³е было одно изъ самыхъ сильныхъ юношескихъ впечатлѣн³й ихъ жизни; оба выросли въ суровую эпоху николаевскаго режима; оба прошли затѣмъ ту же школу гегел³анства, основная идея котораго - "идея законосообразнаго развит³я",- легла въ основу ихъ историческаго м³ровоззрѣн³я. Это м³ровоззрѣн³е, внесло трагизмъ въ ихъ жизнь. Услов³я русской жизни этой эпохи мѣшали имъ проводить въ жизнь свои идеалы. Немудрено, что порою они чувствовали себя "лишними" здѣсь въ Росс³и. Сознан³е своей безпомощности заставляло нашихъ западниковъ - или интересоваться европейской жизнью, гдѣ въ эта вре³мя, вкривь и вкось, шла политическая борьба,- или полемизировать съ "славянофилами",- такъ какъ даже на писателей, представителей "оффиц³альной народности", цензура не разрешала имъ подымать оруж³я. Тѣмъ злѣе и пристрастнѣе была ихъ критика "славянофильства".

   Въ м³рѣ визант³йскомъ западники видѣли упадокъ и застой, неограниченный деспотизмъ, поглощен³е личности государствомъ, государства - императоромъ; въ древней русской жизни они тоже не видѣли ничего привлекательнаго; въ пылу полемики они отходили отъ славянофиловъ въ другую крайность,- готовы были пренебрежительно отзываться о народной поэз³и, иронизировать надъ "славянами" и надъ ихъ "великой исторической мисс³ей". Они превозносили Петра и защищали западъ; мнѣн³е славянофиловъ о томъ, что западъ "гн³етъ", что онъ наканунѣ смерти - западники считали абсурдомъ, увѣряя, что Сенъ-Симонъ и его единомышленники, выступивш³е съ рѣзкимъ осужден³емъ западноевропейской жизни, самъ же своимъ учен³емъ предлагаетъ и лечен³е, которое воскреситъ, дѣйствительно "больной западъ". Они выступили рѣшительными противниками родового быта и излюбленной славянофилами "общины", такъ какъ въ ней "личность" была порабощена, не могла развиваться свободно {Славянофилы на это отвѣтили, что въ древней Руси личность просвѣщенная греческою церковью, была свободна,- она обладала высокимъ даромъ самопожертвован³я и добровольно переносила свою свободу на личность государя... Онъ выражаетъ собою сострадан³е, благоволен³е и свободную индивидуальность. Каждый отказывался отъ личной самостоятельности и, вмѣсѣ съ тѣмъ, спасалъ ee въ представителѣ личнаго начала -"государѣ".}. Западники въ "смирен³и" русскаго народа видѣли не добродѣтель, а недостатокъ,- слабость "личнаго начала"; мечты о великой культурной мисс³и русскаго народа они называли "мистической фантаз³ей", такъ какъ ни въ прошломъ, ни въ настоящемъ не видѣли основан³й для такой восторженной вѣры. Русская дѣйствительность стояла передъ ними слишкомъ обнаженною,- ея идеализировать они не могли. Вотъ почему мечтою западниковъ сдѣлалось не сохранен³е и углублен³е нац³ональныхъ добродѣтелей русскаго народа, a перевоспитан³е его на началахъ общечеловѣческаго прогресса.

   Литературная дѣятельность Пушкина въ николаевскую эпоху. Пушкинъ остался ѣсколько въ сторонѣ отъ этой сложной умственной жизни эпохи; она только нѣкоторыми сторонами коснулась его. Мы видѣли уже, что къ концу царствован³я Александра I онъ доросъ до полной умственной самостоятельности; его м³росозерцан³е, политическое и эстетическое, сложилось уже прочно и навсегда. "Примирен³е" съ жизнью, интересъ къ русскому прошлому и простому народу, любовь къ родинѣ,-вотъ, основы его новаго политическаго м³ровоззрѣн³я; онъ отказался отъ оппозиц³и, признавъ, что можетъ больше пользы принести отечеству, будя "добрыя чувства", чѣмъ воспѣвая "свободу" и высмѣивая ея враговъ. Развязка 14 декабря должна была сильно подѣйствовать на его впечатлительную душу: онъ преклонился передъ мощью власти; въ нац³оналистическихъ идеалахъ молодого императора онъ увидѣлъ сродство со своими вѣрован³яни; слабость оппозиц³и, обнаружившаяся при подавлен³и мятежа 14 дек., и легкость, съ которою русское общество отъ поверхностнаго либерализма перешло къ консерватизму, убѣдили его, какъ неосуществимы и преждевременны были либеральныя мечты его друзей. Со свойственной ему способностью увлекаться, онъ сталъ сравнивать императора Николая I съ Петромъ Великимъ; онъ сдѣлался поклонникомъ не только сильной личности Николая {"Стансы"("Смотрю впередъ я безъ боязни..."), "Друзьямъ" ("Нѣтъ, я не льстецъ!..").}, но и его нац³оналистической политики,- ему стало казаться (въ 1830 г.), что императоръ исправитъ "ошибку" Петра Великаго, устроивъ "контръ-революц³ю" (возстановлен³емъ нац³онализма) его "революц³и". Но, при всемъ своемъ почитан³и Николая I, онъ далекъ былъ отъ того, чтобы закрывать глаза на всѣ отрицательныя стороны режима: впрочемъ, онъ готовъ былъ вину за многое сваливать на помощниковъ царя, его приближенныхъ {Послѣ прочтен³я "философскихъ писемъ" Чаадаева, Пушкинъ писалъ ему въ 1836-омъ году, что не можетъ съ нимъ согласиться почти ни въ чемъ: онъ находилъ, что Росс³я сыграла великую культурную роль, спасая собою западноевропейскую культуру отъ татаръ,- и это было причиной русской отсталости... Онъ говорилъ, что унижать русское православ³е за то, что оно взято y Визант³и нельзя, такъ какъ Евангел³е остается Евангел³емъ, откуда бы оно ни было взято, и на нравственность русскую жизнь Визант³и не оказала вл³ян³я; духовенство русское до церковной реформы при Петрѣ пользовалось общимъ уважен³емъ... Онъ не соглашался сь Чаадаевымъ, что прошлое Росс³и ничтожно: "Петръ Велик³й, говорилъ онъ, есть самъ - цѣлая всем³рвая истор³я". И въ николаевской Росс³и онъ видѣлъ "что-то величественное", "поражающее". "Хотя лично я сердцемъ привязанъ къ императору, писалъ онъ, но я далекъ отъ восхищен³я всѣмъ тѣмъ, что меня окружаетъ... Но я клянусь Вамъ честью, что ни за какую цѣну не хотѣлъ бы мѣнять отечество, или имѣть не ту истор³ю, которую прожили наши предки". Онъ соглашался, что не только въ управлен³и страной, но и въ жизни русскаго общемтва много дурного (отсутств³е общественнаго мнѣн³я, равнодуш³е къ долгу, справедливости и истинѣ, циничное презрѣн³е къ мысли и достоинству человѣка).}...

   Ho онъ не отвернулся и отъ своихъ друзей-декабристовъ: въ стихахъ возславляя императора Николая, онъ, въ то же время, написалъ трогательное "Послан³е въ Сибирь" къ друзьямъ-каторжникамъ. Такое равное сочувств³е ко всѣмъ людямъ и событ³ямъ, повидимому, не имѣющимъ между собой ничего общаго, было y Пушкина результатомъ примирен³я его съ жизнью. Характернымъ въ этомъ отношен³и является его стихотворен³е на лицейскую годовщину (19 октября 1827 г.); въ немъ онъ привѣтствуетъ своихъ друзей:

  

   "Богъ помочь вамъ, друзья мои,

   Въ заботахъ жизни, царской службы,

   И на пирахъ разгульной дружбы,

   И въ сладкихъ таинствахъ любви!

   Богъ помочь вамъ, друзья мои,

   И въ буряхъ, и въ житейскомъ горѣ,

   Въ краю чужомъ, въ пустынномъ морѣ

   И въ мрачныхъ пропастяхъ земли!

  

   Этотъ широк³й привѣтъ одинаково относится и къ друзьямъ-сановникамъ, и къ друзьямъ-каторжникамъ. Но не всѣ современники понимали истинное настроен³е поэта, a за его восхвален³я императора мног³е открыто обвиняли его даже въ "искательствѣ". Эти обвинен³я были, конечно, несправедливы: Пушкинъ всегда былъ правдивъ и поступалъ согласно убѣжден³ямъ и чувствамъ своего честнаго сердца.

   Къ стихотворен³ямъ, въ которыхъ онъ выразилъ свои политическ³я вѣрован³я, откликнувшись на современныя событ³я, относятся его извѣстныя оды: "Клеветникамъ Росс³и", "Бородинская годовщина". Оба произведен³я написаны по поводу возстан³я въ Польшѣ, и оба проникнуты такимъ патр³отическимъ настроен³емъ, которое свидѣтельствуетъ и о народной гордости, владѣвшей тогда его сердцемъ, и о томъ чувствѣ обиды, которое было внушено сознан³емъ, что на Росс³ю враждебно смотритъ западная Европа, сочувствующая полякамъ. Къ польскому вопросу Пушкинъ отнесся съ точки зрѣн³я "оффиц³альной народности". На историческую роль Росс³и онъ взглянулъ съ точки зрѣн³я славянофиловъ,- онъ увѣровалъ въ ихъ мечты, что со временемъ въ "русское море" сольются "славянск³е ручьи", т. е. что Росс³я объединитъ всѣ славянск³я племена. Мирный поэтъ, увлекаясь духомъ милитаризма, моднымъ въ николаевскую эпоху, готовъ былъ преувеличить военное могущество Росс³и, грозя войною всей Европѣ,-

  

   "Иль намъ съ Европой спорить ново?

   Иль русск³й отъ побѣдъ отвыкъ?

  

   -задаетъ онъ вопросъ "клеветникамъ Росс³и", т. е. иностраннымъ журналистамъ, осуждавшимъ русску³ю политику... Набросавъ картину необъятности росс³йскихъ предѣловъ, поэтъ задаетъ вопросъ: неужели-

  

   Стальной щетиною сверкая,

   Не встанетъ русская земля?-

   Такъ высылайте къ намъ, вит³и,

   Своихъ озлобленныхъ сыновъ:

   Есть мѣсто имъ въ поляхъ Росс³и

   Среди нечуждыхъ имъ гробовъ!

  

   Въ другомъ стихотворен³и онъ выражаетъ восторгъ по поводу взят³я Варшавы. Онъ иронизируеть надъ мнѣн³емъ западноевропейскихъ журналистовъ, будто Росс³я "большой, разслабленный колоссъ"-и торжествующе вопрошаетъ:

  

   "Вашъ бурный шумъ и хриплый крикъ

   Смутили-ль русскаго владыку?

   Скажите, кто главой поникъ?

   Кому вѣнецъ: мечу, иль крику?

   Сильна-ли Русь?-Война и моръ,

   И бунтъ, и внѣшнихъ бурь напоръ

   Ее, бѣснуясь, потрясали -

   Смотрите-жъ: все стоитъ она!

   A вкругъ нея волненья пали,

   И Польши участь рѣшена.

  

   И въ этомъ стихотворен³и грозитъ онъ западноевропейцамъ гибелью на необозримыхъ поляхъ русскихъ:

  

   "Тяжко будетъ имъ похмѣлье,

   Дологъ будетъ сонъ гостей

   На тѣсномъ, хладномъ новосельѣ

   Подъ злакомъ сѣверныхъ полей!

   Таковы были "стихотворныя отражен³я" новыхъ политическихъ убѣжден³й Пушкина.

   Существуетъ мнѣн³е, что и философ³я Шеллинга коснулась его своими эстетическими теор³ями. "Московск³й Вѣстникъ", органъ московскихъ шеллинг³анцевъ, проводилъ взгляды нѣмецкаго философа на "поэз³ю", какъ на "божественный даръ", на поэта - какъ на "священнослужителя", который стоитъ выше толпы, съ ея низменными потребностями; въ его вдохновенной душѣ - "святая святыхъ", куда онъ можетъ не пускать непосвященныхъ. Поэтъ Веневитиновъ, другъ Пушкина, былъ убѣжденнымъ сторонникомъ такого взгляда на поэз³ю.

   Къ стихотворен³ямъ Пушкина этого рода относятся слѣдующ³я: "Поэтъ" (1827), "Чернь" (1828), "Поэту" (1830).

   Въ первомъ стихотворен³и Пушкинъ изображаетъ тотъ моменть, когда поэтомъ овдадѣваетъ вдохновен³е, когда Аполлонъ призываетъ его къ "священной жертвѣ",-тогда тотъ, еще недавно "малодушно" погруженный въ "заботы суетнаго свѣта" и "межъ дѣтей ничтожныгь м³ра" быть можетъ, самый ничтожный,- преображается: ему душно въ мелочной людской толпѣ -

  

   "Тоскуетъ онъ въ забавахъ м³ра,

   Людской чуждается молвы;

   Къ ногамъ народнаго кумира

   Не клонитъ гордой головы.

  

   "Дик³й и суровый" бѣжитъ онъ отъ людей къ природѣ. Въ этомъ стихотворен³и "вдохновен³е" представлено, какъ "наит³е свыше", творчество - какъ священнодѣйств³е, принесен³е жертвы Аполлону...

   Въ ствхотворен³и "Чернь" изображено отношен³е къ поэту "толпы", холодной, непонимающей..

  

   "Онъ пѣлъ - a хладный и надменный,

   Кругомъ народъ непосвященный

   Ему безсмысленно внималъ.

  

   Слушая вольныя пѣсни поэта, "чернь" судила о томъ, какая будетъ "польза" ей отъ тѣхъ волнен³й, которыя пробуждались въ ея серддѣ отъ слушан³я этой пѣсни. На эту точку зрѣв³я становятся всѣ утилитаристы, которые отъ знан³я, отъ искусства, отъ всѣхъ человѣческихъ трудовъ, отъ ген³я и чернорабочаго - требуютъ только пользы, ненедленно обнаруживающейся въ осязательныхъ результатахъ. Эстетическое отношен³е къ жизни чуждо такой узкой точки зрѣн³я: "печной горшокъ", въ которомъ варятся щи, оказывается "полезнѣе", a потому и нужнѣе статуи Аполлона Бельведерскаго. Это - точка зрѣн³я крыловскаго пѣтуха, который ячменное зерно предпочитаетъ жемчужному. Отъ поэз³и утилитаристы требуютъ только "служен³я обществу: поэтъ могъ быть только "учителемъ", или "обличителемъ" своихъ современниковъ. Но пушкинск³й поэтъ безотрадно смотритъ на такое "служен³е" обществу - онъ убѣжденъ, что такого общества не оживитъ гласъ его лиры; не мирному поэту учить и обличать то общество, которое себя учитъ "бичами", "темницами и топорами"... Да, къ тому же, у поэта есть другое, болѣе высокое призван³е: - онъ говоритъ:

  

   "Во градахъ вашихъ, съ улицъ шумныхъ,

   Сметаютъ соръ - полезный трудъ;

   Но, позабывъ свое служенье,

   Алтарь и жертвоприношенье,

   Жрецы-ль y васъ метлу берутъ?..

   Не для житейскаго волненья,

   Не для корысти, не для битвъ -

   Мы рождены для вдохновенья,

   Для звуковъ сладкихъ молитвъ.

  

   Въ третьемъ стмотворен³и Пушкинъ утѣшаетъ поэта, оскорбленнаго непостоянствомъ и легкомысл³емъ толпы:

  

   "Восторженныхъ похвалъ пройдетъ минутный шумъ,

   Услышишь судъ глупца и смѣхъ толпы холодной.

  

   По мнѣн³ю Пушкина, поэтъ, тѣмъ не менѣе, долженъ остаться "твердъ, спокоенъ и угрюмъ"; по его словамъ, поэтъ - царь; онъ долженъ "дорогою свободной" идти туда, куда влечетъ его "свободный умъ"; не толпѣ судить его, a потому и судъ ея не долженъ его тревожить.

   Всѣ три произведен³я, дѣйствительно, соприкасаются со взглядами Шеллинга на значен³е поэта,- но большой ошибкой было бы считать эти три произведен³я навѣянными знакомствомъ Пушкина съ нѣмецкой философ³ей - 1) противопоставлен³е "поэта" и "толпы" встрѣчается даже въ лицейскихъ стихотворен³яхъ Пушкина, повторяется и въ позднѣйшихъ {"Добрый совѣть" (1817), "Жуковскому' (1818), "Деревня" (1819), "кн. А. М. Горчакову" (1819), "Погасло дневное свѣтило" (1820), "Чаадаеву" (1821), "Пирующ³е студенты" (1814), "Послан³е къ Галичу" (1815), "Послан³е къ Юдину" (1815), "Я говорилъ предъ хладною толпой" (1822), "Свободы сѣятель пустынный" (1823).}; 2) всѣ три произведен³я имѣютъ автоб³ографическое значен³е,- они вызваны столкновен³емъ Пушкина съ русской критикой, гр. Бенкендорфомъ, дерзавшимъ подавать совѣты Пушкину, какъ надо исправлять его произведен³я,- наконецъ, съ русской публикой, охладѣвшей къ поэту; 3) въ литературѣ до ознакомлен³я съ идеями Шеллинга Пушкинъ встрѣчалъ уже представлен³е поэта, какъ существа, высоко стоящаго надъ толпой. Такъ, подражая Гете (прологъ къ Фаусту), онъ еще въ 1824-омъ году написалъ: "Разговоръ книгопродавца съ поэтомъ",- произведен³е, въ которомъ намѣчены уже всѣ идеи названныхъ произведен³й {Эпиграфомъ къ стихотворен³ю "Поэть и чернь" онъ взялъ изъ Горац³я: "Procul este, profani" - указан³е, свидѣтельствующее о томъ, что и въ римской лирикѣ онъ подслушалъ мотивы противопоставлен³я "поэта" и "черни".}. Такимъ образомъ, къ тому времени, когда Пушкинъ познакомился со взглядами Шеллинга на поэта, y него самого сложилось уже сходное представлен³е.

   Но не слѣдуетъ забывать того, что всѣ эти три произведен³я не только не исчерпывають взглядовъ Пушкина на поэз³ю, но даже представляютъ недостаточно вѣрно ихъ сущность: они всѣ созданы подъ вл³ян³емъ чувства обиды, чувства горечи отъ столкновен³я съ толпой,- оттого въ нихъ такъ много тревоги, вызванной оскорбленнымъ самолюб³емъ. Поэтому не въ нихъ только надо искать выражен³е взглядовъ Пушкина на поэз³ю.

   Гораздо спокойнѣе, a, слѣдовательно, и правильнѣе высказался онъ въ другихъ произведен³яхъ. Въ стихотворен³и "Эхо" поэз³я представлена зеркаломъ, отражающимъ всю жизнь во всѣхъ ея проявлен³яхъ,- грозныхъ и мирныхъ: поэтъ, подобно "эхо", на все откликается въ силу прирожденной ему отзывчивости,- онъ, какъ эхо, не имѣетъ власти выбирать изъ жизни то, или другое,- онъ долженъ откликаться на все. Такой широкой отзывчивостью, отличалось, какъ разъ, творчество Пушкина. Но безотрадно смотритъ онъ на результаты пѣсни поэта: какъ на эхо, такъ и на эту пѣсню, нѣтъ отзыва,- только сознан³е полной отчужденности отъ современнаго общества могло вызвать так³я строки.

   Но есть стихотворен³е y Пушкина, въ которомъ онъ опровергаетъ идеи всѣхъ вышеразобранныхъ произведен³й. Здѣсь Пушкинъ всего ближе подходитъ къ опредѣлен³ю истинныхъ цѣлей поэта и болѣе правильной самооцѣнкѣ. Это стихотворен³е - "Памятникъ". Поэтъ отмѣтилъ въ немъ великое культурное значен³е своей гуманной поэз³и.

  

   "И долго буду тѣмъ любезенъ я народу,

   Что чувства добрыя я лирой пробуждалъ;

   Что въ мой жесток³й вѣкъ возславилъ я свободу

   И милость къ падшимъ призывалъ!

  

   Это признан³е совершенно противорѣчитъ тому гнѣвному отвѣту, который поэтъ далъ "черни", обратившейся къ нему съ просьбой "исправлять сердца собрат³й",- явное доказательство, что въ этомъ страстномъ, тревожномъ стихотворен³и ("Чернь"), отразившемъ минутныя настроен³я, поэтъ говорилъ противъ совѣсти, самъ отрицалъ истинную сущность своего призван³я, настоящую цѣну своихъ заслугъ...

   Не будучи поэтомъ "дидактическимъ", не обращая своихъ произведен³й въ "нравоучен³я", Пушкинъ объективно рисовалъ "добро" въ жизни,- и въ этомъ великое значен³е его гуманной поэз³и. Въ стихотворен³и "Памятникъ" нѣтъ презрѣн³я къ черни, нѣтъ самовозвеличен³я поэта-жреца, нѣтъ и пониман³я поэз³и, какъ "художественнаго зеркала", въ которомъ фатально отражается все,- здѣсь, въ этомъ стихотворен³и, поэз³я - есть любовь къ людямъ, къ падшимъ, къ рабамъ, къ "униженнымъ и оскорбленнымъ"... Таково идейное значен³е поэта, но Пушкинъ опредѣлилъ и художественное значен³е его.

   Въ цѣломъ рядѣ произведен³й (сь лицейскаго пер³ода) онъ шелъ опредѣленно къ реализму творчества и въ стихотворен³и "Шалость" достигъ высшей степени проясненности этого реализма. Изображать жизнь, какъ она есть, не идеализировать ея, не закрывать глазъ на безотрадную дѣствительность, въ ней умѣть найти настроен³я и идею,- вотъ, завѣтъ, который оставилъ Пушкинъ русской литературѣ. Итакъ, любовь ко всѣмъ проявлен³ямъ дѣйствительной жизни,-вотъ, смыслъ всей поэз³и; въ этой "любви" и въ изображен³и "дѣйствительности" видѣлъ онъ свое значен³е, какъ художника.

   Хотя лирическое творчество Пушкина значительно ослабѣло въ этотъ второй пер³одъ его творчества, смѣнившись творчествомъ эпическимъ, тѣмъ не менѣе, и теперь, время отъ времени, выражалъ онъ въ прекрасныхъ лирическихъ произведен³яхъ жизнь своей души.

   Такъ, въ цѣломъ рядѣ прочувствованныхъ "элег³й" онъ помянулъ свои прежн³я увлечен³я (напр. "Воспоминан³я"): - Ризничъ ("Элег³я" - "Подъ небомъ голубымъ", "Заклинанье", "Для береговъ отчизны дальней"),- гр. Воронцовою ("Ангелъ", "Талисманъ", "Разставан³е"),- А. П. Кернъ ("Когда твои младыя лѣта"). Немало лирическихъ стихотворен³й посвятилъ онъ и чувствамъ новой любви, овладѣвавшей его увлекающимся сердцемъ (напр... "Нѣтъ, нѣтъ не долженъ я"). Таковы стихотворен³я, посвященныя А. А. Олениной ("Примѣты", "Въ Альбомъ", "Я васъ любилъ", "Ты и вы"),- Е. И. Ушаковой ("Когда бывало"! "Вы избалованы природой", "Въ отдален³и отъ васъ", "Я васъ узналъ"),- H. H. Гончаровой ("Мадонна", "Красавица", "Когда въ объят³я мои").

   Изъ этихъ стихотворен³й особенной красотой отлича³отся тѣ, которыя посвящены памяти Ризничъ и стихотворен³е: "Я васъ любилъ". Въ этомъ произведен³и Пушкинъ возвысился до такои чистоты чувства, что любимой женщинѣ высказалъ пожелан³е быть любимой другимъ "такъ искренно и нѣжно", какъ любилъ ее онъ. Любовь, чувство самое эгоистическое по существу своему, y рѣдкихъ людей можетъ подниматься на так³я высоты самоотречен³я, когда любящ³й человѣкъ любимому существу желаетъ счастья путемъ самопожертвован³я.

   Большая группа произведен³й посвящена изображен³ю тѣхъ настроен³й поэта, которыя были слѣдств³емъ - или воспоминан³й о его прошломъ, или печальныхъ столкновен³й съ дѣйствительностью въ нѣсколькихъ стихотворен³яхъ, глубокихъ по идеѣ, выразилъ онъ свои взгляды на жизнь.

   Въ стихотворен³и "Воспоминан³я въ Царскомъ Селѣ" Пушкинъ съ горечью поминаетъ свою прошлую жизнь, полную ошибокъ... Посѣтивъ въ 1829 году Царское Село, припомнивъ свою юность, онъ, какъ "блудный сынъ", какъ -

  

   "...отрокъ Библ³и, безумный расточитель,

   До капли истощивъ раскаянья ф³алъ,

   Увидѣвъ, наконецъ, родимую обитель,

   Главой поникъ и зарыдалъ!"

  

   Вся жизнь пронеслась въ его воспоминан³и, припомнилъ онъ, какъ "много расточилъ сокровищъ сердечныхъ" за "недоступныя мечты", какъ долго "блуждалъ" онъ въ жизни, "раскаяньемъ горя, предчувствуя бѣды!". Въ другомъ стихотворен³и: "Въ началѣ жизни школу помню я..." - онъ вспоминалъ, что съ юныхъ лѣтъ въ его творчествѣ перебивались два противорѣчивыхъ состоян³я - одно возвышенное, духовное,- другое чувственное, плотское. Поэтъ разсказываетъ, что изображен³я двухъ языческихъ боговъ были ему дороги:

  

   "Одинъ (Дельф³йск³й идолъ) - ликъ младой,

   Былъ гнѣвенъ, полонъ гордости ужасной,

   И весь дышалъ онъ силой неземной.

   Другой - женообразный, сладострастный,

   Сомнительный и лживый идеалъ,

   Волшебный демонъ - лживый и прекрасный".

  

   Обращаясь отъ прошлаго къ настоящему, поэтъ чувствовалъ, что много было имъ прожито, юность и мечты улетѣли (19 окт. 1831 г.) -

  

   Мы возмужали; рокъ судилъ

   И намъ житейски испытанья

   И смерти духъ средь насъ ходилъ,

   И назначалъ свои закланья.

  

   Въ другомъ стихотворен³и, тоже посвященномъ лицейской годовщинѣ (19 октября 1836 г.) онъ говоритъ:

  

   "Была пора: нашъ праздникъ молодой

   С³ялъ, шумѣлъ и розами вѣнчался...

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Теперь не то: разгульный праздникъ нашъ

   Съ приходомъ лѣтъ, какъ мы, перебѣсился.

   Онъ присмирѣлъ, утихъ, остепенился...

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   И рѣже смѣхъ средь пѣсенъ раздается,

   И чаще мы вздыхаемъ и молчимъ".

  

   Но это спокойств³е души не приводитъ поэта къ холодному равнодуш³ю; озаренное чувствомъ тихой грусти, оно полно всепрощен³я къ людямъ и всей жизни, полно любви ко всему м³ру, къ его законамъ, смѣняющимъ день ночью, жизнь - смертью, старость - юностью. Еще устами Ленскаго высказалъ онъ такой взглядъ на жизнь:

  

   "Все благо! бдѣн³я и сна

   Приходитъ часъ опредѣленный.

   ...Благословенъ и день заботъ,

   Благословевъ и тьмы приходъ.

   Въ "Стансахъ": "Брожу-ли я вдоль улицъ шумныхъ" - Пушкинъ прекрасно выразилъ это чувство примирен³я съ жизнью. Безъ злобы, безъ тѣни эгоизма смотритъ поэтъ на жизнь, быстро летящую мимо него,- онъ привыкъ спокойно думать о смерти и, лаская младенца, онъ думаетъ о будущемъ человѣкѣ, который, въ лицѣ этого младенца, смѣнитъ его въ жизни. И онъ безъ зависти смотритъ на него, любовно уступаетъ ему мѣсто, убѣжденный, что всему свое время и свои права...

   "Мнѣ время тлѣть, тебѣ - цвѣсти!"-говорилъ онъ... Любовью къ жизни, къ молодости, къ природѣ звучатъ заключительныя слова его "Стансовъ",-

  

   "...И пусть y гробового входа

   Младая будетъ жизнь играть,

   И равнодушная природа

   Красою вѣчною с³ять"...

  

   Онъ знаетъ, что молодость, по существу своему, эгоистична, что природа равнодушна,- и все это не мѣшаетъ его любящему сердцу даже изъ могилы тянуться къ жизни {Совершенно так³я же чувства выражены въ стихотворен³и "Опять на родинѣ". Видя, какъ молодая поросль молодыхъ сосенъ эгоистично закрыла собой старыя деревья, Пушкинъ, безъ чувства горечи, шлетъ привѣтъ этому молодому лѣску: "Здравствуй, племя молодое, незнакомое", и любовно представляетъ себѣ своихъ внуковъ, которые смѣнятъ его на землѣ, заслонятъ собою...}.

   Примиряясь со смертью, онъ не отворачивался отъ жизни: въ своей "Элег³и" ("Безумныхъ лѣтъ...") онъ выразилъ свои отношен³я къ жизни: прошлое ему было тяжело, какъ "смутное похмѣлье",- настоящее было безотрадно:

  

   "Мой путь унылъ. Сулитъ мнѣ трудъ и горе

   Грядущаго волнуемое море".

  

   Но всетаки жизнь была для него счастьемъ:

  

   "...Но не хочу, о други, умирать!

   Я жить хочу, чтобъ мыслить и страдать".

  

   Въ юности Пушквну смыслъ жизни представлялся въ "наслажден³и"; потомъ смыслъ жизни сосредоточился въ "борьбѣ"; теперь смыслъ жизни увидалъ онъ въ "страдан³яхъ", которыя будятъ "мысль", подымаютъ энерг³ю, очищаютъ душу, наполняя ее сочувств³емъ къ такимъ же страдальцамъ. Аскетъ любитъ "страдан³я" съ эгоистической точки зрѣн³я: спасен³е души и гордое сознан³е своей силы,- вотъ основы этой любви; гуманный человѣкъ любитъ страданья, потому что только они учатъ его сочувствовать ближнему, - мудрый любитъ страданья потому, что, благодаря имъ, человѣкъ постигаетъ цѣну счастья.

   Главнымъ услов³емъ счастья въ глазахъ Пушкина была "свобода": съ дѣтскихъ лѣтъ до могилы боролся онъ за независимость своей личности: онъ отстаивалъ ее отъ своихъ родителей, гувернеровъ, лицейскихъ педагоговъ; увлеченный своими друзьями-декабристами, онъ отстаивалъ политическую свободу родины; онъ боролся за художественную свободу вмѣстѣ съ арзамассцами, a потомъ самостоятельно и единолично почти противъ всей русской критики, не понявшей его "Бориса Годунова" и послѣдующихъ произведен³й. Въ 1836-омъ году, незадолго до смерти, изнемогая отъ гнета тѣхъ зависимостей служебныхъ, общественныхъ и семейныхъ, которыя давили его свободолюбивую душу, онъ попытался выяснить, какая "независимость" теперь казалась ему самой разумной, самой необходимой.

   Въ стихотворен³и "Изъ VI Пиндемонте" онъ говоритъ, что не въ политическихъ правахъ, не въ формѣ правлен³я - счастье личности человѣческой.

  

   "Иныя, лучш³я мнѣ дороги права,

   Иная, лучшая, мнѣ дорога свобода.

   Зависѣть отъ властей, зависѣть отъ народа -

   Не все ли намъ равно? Богъ съ ними!.. Никому

   Отчета не давать; себѣ лишь самому

   Служить и угождать; для власти, для ливреи

   Не гнуть ни совѣсти, ни помысловъ, ни шеи.

   По прихоти своей скитаться здѣсь и тамъ,

   Дивясь божественнымъ природы красотамъ,

   И предъ созданьями искусствъ и вдохновенья

   Безмолвно утопать въ восторгахъ умиленья -

   Вотъ счастье! вотъ права!"

  

   Стихотворен³е это очень важно для пониман³я тревожныхъ настроен³й Пушкина въ послѣдн³й годъ его жизни, но оно отнюдь не характерно для его общаго м³росозерцав³я.

  

   Уже въ Михайловск³й пер³одъ творчества Пушкинъ испробовалъ впервые свои силы надъ изображен³емъ чувствъ и м³росозерцан³й другихъ народовъ, восточныхъ и западныхъ.

   Мы видѣли уже, какъ увлекался Пушкинъ эстетической и идейной стороной церковной поэз³и: онъ въ это время зачитывался Евангел³емъ, Библ³ей и Псалмами царя Давида, легендами, жит³ями святыхъ. Благодаря этому, онъ постигъ душу русскихъ людей XVII- го вѣка, сумѣлъ сродниться съ ихъ м³росозерцан³емъ и въ своемъ творчествѣ откликнулся на тѣ религ³озно-поэтическ³я настроен³я, которыми жила древняя Русь {Къ удачнымъ произведен³ямъ послѣдняго пер³ода, навѣяннымъ поэз³ей Св. Писан³я относится отрывокъ: "Юдиѳь", переложен³е великопостной молитвы Ефрема Сирина ("Отцы-пустынники") указываетъ, что и поэз³я святоотеческихъ творен³й была ему доступна и понятна.}.

   Хотя этотъ интересъ къ церковной поэз³и не умиралъ y насъ въ течен³е ХѴIII-го вѣка (Ломоносовъ, Державинъ, Дмитр³евъ и мн. др.),- но только въ лицѣ Пушкина онъ выразился особенно полно и ясно.

   И въ свѣтской письменности древней Руси онъ сумѣлъ найти для себя интересное чтен³е: "Слово о П. Игоревѣ" онъ зналъ наизусть, по лѣтописямъ сумѣлъ опредѣлить религ³озно-поэтическ³е мотивы родной старины, и потому на Пушкина можно смотрѣть, какъ на перваго русскаго поэта, близко подошедшаго къ основнымъ настроен³ямъ древне-русской письменности.

   Мног³я лирическ³я произведен³я этого пер³ода представляютъ собой переводы произведен³й древне-греческихъ лириковъ: Анакреона, Аѳенея, Ксенофона, ²она, Горац³я, Катулла. Высокое значен³е Пушкина, какъ цѣнителя античнаго м³ра, выяснено русской критикой {Черняевъ П., "А. С. Пушкинъ, какъ любитель античнаго м³ра" К. 1899. Любомудровъ, "Античный м³ръ въ поэз³и Пушкина". М. 1899.}.

   Ни одинъ изъ русскихъ поэтовъ до Пушкина не проникалъ такъ глубоко въ настроен³я классической поэз³и. Начавъ cъ псевдоклассицизма (poêsie lêgère), который изъ настроен³й античнаго м³ра сумѣлъ усвоить почти только одно - эпикуреизмъ, Пушкинъ перешелъ къ "неоклассицизму" и въ своихъ "переводахъ", особенно въ "подражан³яхъ", сумѣлъ подняться до истинно-античнаго м³ровоззрѣн³я на жизнь, природу и искусство. Въ этомъ отношен³и, на него можно смотрѣть, какъ на итогъ русскаго классицизма, прояснявшагося въ течен³е XVIII вѣка.

   Встрѣчаются среди лирическихъ произведен³й этого пер³ода также произведен³я, которыя вѣрно выражаютъ мотивы восточной поэз³и ("Не пой, красавица, при мнѣ", "Отрывокъ", "Изъ Гафиза", "Стамбулъ гяуры нынче славятъ", "Подражан³е арабскому), - испанско