Сиповский Василий Васильевич - История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

кинъ далъ Гоголю сюжетъ "Мертвыхъ душъ", то юмористическое освѣщен³е его,- тонъ самаго произведен³я, принадлежитъ исключительно Гоголю. И, въ этомъ отношен³и, онъ - ученикъ великаго юмориста XVIII-го вѣка Лаврент³я Стерна и писателя XIX в. Жана-Поля Рихтера. В "Истор³и Тристрама-Шанди" Стерна встрѣчаемъ мы ту детальность письма, которая такъ характерна для Гоголя, ту яркость въ обрисовкѣ души и внѣшности разныхъ чудаковъ, наконецъ, то же грустно-насмѣшливое отношен³е автора къ жизни. Въ "Сентиментальномъ путешеств³и по Европѣ" того же Стерна смѣшное, даже циничное, прихотливо соединяется съ трогательнымъ: высмѣивая человѣческ³я слабости, онъ въ то же врехя страстно любитъ человѣка; самое опредѣлен³е юмора, какъ "соединен³е видимаго смѣха съ невидимыми слезами", принадлежитъ Стерну. Писатель субъективный, онъ такъ же любилъ лирическ³я отступлен³я, въ которыя влагаетъ весь паѳосъ своей чувствительной, издерганной души. Жанъ-Поль-Рихтеръ вышелъ изъ его школы, и то же соединен³е смѣха и слезъ характерны для его творчества.

   Но форма поэмы "Мертвыя Души" взята не y нихъ. Само назван³е "поэмы", конечно не подходитъ къ гоголевскому произведен³ю,- онъ назвалъ ее такъ тогда, когда захотѣлъ представить въ своемъ произведен³и всю Русь,- написать нѣчто всеобъемлющее, напоминающее, по композиц³и, "Божественную Комед³ю" Данте. На самомъ дѣлѣ, передъ нами типичный "плутовской ромамъ" - романъ о приключен³яхъ плута. Так³е романы очень были популярны y насъ въ XVIII вѣкѣ. Самый образцовый представитель этого жанра - романъ Лесажа "Приключен³я Жилблаза" {Оттуда заимствовалъ Гоголь идею повѣсти о капитанѣ Копѣйкинѣ.}. Было y насъ и въ XVIII, и въ XIX вѣкѣ много другихъ переводныхъ и оригинальныхъ произведен³й этого жара, и во времена Гоголя большимъ еще успѣхомъ y русской публики пользовался романъ Булгарина: "Похожден³я Ивана Выжигина". Форма такого романа представляетъ больш³я удобства для писателя-жанриста: герой романа встрѣчается съ цѣлымъ рядомъ разныхъ людей, попадаетъ въ различныя положен³я - все это даетъ возможность писателю широко захватить жизнь и всесторонне освѣтить душу героя. Такая форма и для цѣлей Гоголя была самая удобная,- ею онъ и воспользовался.

   Въ области реалистическаго творчества Гоголь въ свое время имѣлъ y васъ много предшественниковъ и современниковъ, но никто такъ широко и глубоко не захватывалъ русской жизни, какъ это сдѣлалъ онъ въ своихъ "Мертвыхъ Душахъ" - это первый по времени "реальный романъ, который помогъ читателю уловить смыслъ переживаемаго имъ историческаго момента" (Котляревск³й). Реализмъ Пушкина былъ чище, художественнѣе, такъ какъ былъ свободенъ отъ всякихъ тенденц³й, кромѣ того, y Гоголя даже въ "Мертвыхъ Душахъ" замѣтной осталась романтическая замашка къ идеализац³и, къ лиризму, но Пушкинъ въ своихъ повѣстяхъ никогда не вдумывался въ смыслъ русской жизни, или жизни вообще. Если его Маша Миронова и старики Мироновы вышли образами глубокими, многоговорящими, то это не было результатомъ какихъ-нибудь тревожныхъ искан³й авторомъ "русской души", сознательнаго желан³я оправдать, возвеличить, или учить чему-нибудь русск³й народъ,- велик³я находки Пушкина были случайны, были результатами его непосредственнаго художественнаго чутья.

   Другимъ ближайшимъ предшественникомъ Гоголя былъ Марлинск³й, большинство произведен³й котораго имѣютъ автоб³ографическое значен³е; изъ современной жизни онъ выбралъ для изображен³я, главнымъ образомъ, военную среду. По его слѣдамъ пошелъ Лермонтовъ въ "Героѣ нашего времени"; шире захватилъ жизнь Герценъ въ своемъ автоб³ографическомъ очеркѣ: "Записки одного молодого человѣка", но онъ представилъ идейную жизнь русской интеллигенц³и того времени. Писатели, представлявш³е русскую жизнь, брали, обыкновенно, отдѣльные уголки этой жизни: жизнь аристократ³и обличалъ съ моральной точки зрѣн³я Одоевск³й, отчасти Марлинск³й; безъ тенденц³и "обличен³я" живописалъ это же общество гр. Сологубъ; жизнь Москвы и московскихъ дворянъ изображалась въ повѣстушкахъ Загоскина; бытовыя сценки изъ жизни дворянской усадьбы встрѣчаются въ повѣстяхъ Даля; жизнь малоросс³йскихъ дворянъ живо и "колоритно" не разъ изображалась Гребенкой, и особенно Квиткой Основьяненко; изображен³ю солдатской жизни посвящены нѣкоторыя произведен³я Даля; отношен³я солдатчины къ крѣпостничеству смѣло изображены въ повѣстяхъ Н. Полевого, особенно Н. Павлова; типы мелкихъ чиновниковъ не разъ мелькаютъ въ бытовыхъ очеркахъ Булгарина и Сенковскаго; Гребенка тоже охотно изображалъ этотъ бытъ; жизнь мастеровыхъ, лавочниковъ и другихъ "сѣрыхъ людей" охотно и умѣло изображалась Далемъ, Погодинымъ; ему же принадлежатъ лучш³я, по тому времени, изображен³я простонародья.

   Такимъ образомъ, художественный реализмъ и до Гоголя уже овладѣлъ русской литературой; но если много цѣннаго въ русской жизни удалось освѣтить его свѣтомъ, если много серьезныхъ вопросовъ было заброшено въ русское самосознан³е благодаря этимъ попыткамъ правдиво изобразить русскую дѣйствительгость, то, всетаки, до Гоголя и его "Мертвыхъ Душъ" эти попытки были блѣдны, были безсильны, потому что ни y кого изъ названныхъ писателей (кромѣ, конечно, Пушкина) не было такого яркаго, могучаго таланта, какъ y Гоголя, не было того страстнаго, фанатическаго желан³я узнать всю Русь, во всей ея ширинѣ, и ей "послужить". Только ученики его Тургеневъ, С. Аксаковъ, Л. Толстой, Гончаровъ и др. могутъ идти съ нимъ рядомъ по силѣ письма и по сознательности {Гоголь могъ ошибаться въ пониман³и русской жизни, но это не уничтожаетъ и не умаляетъ "сознательности" его отношен³й.} отношен³я къ жизни.

   Талантъ Гоголя помогъ ему создать школу русскаго реалистическаго романа. Совершенно справедливо H. В. Котляревск³й характеризуетъ ширину и глубину этого таланта.

   Гоголь, "какъ большой художвикъ, творитъ людей словами, и они стоятъ, какъ живые, передъ нами, но, кромѣ этой жизненности и жизнеспособности, эти люди обладаютъ и еще однимъ качествомъ, которымъ они обязаны тому же таланту автора, но, главнымъ образомъ, его зоркому и серьезному взгляду на жизнь. Это качество - ихъ типичность. Они всѣ "типичны", т. е. ихъ умствеввый складъ, темпераментъ, ихъ привычки, образъ ихъ жизни не есть нѣчто случайное, или исключительное, нѣчто лично имъ принадлежащее,- весь ихъ внутренн³й м³ръ, и вся обстановка, которую они создаютъ вокругъ себя - художественный итогъ внутренней и внѣшней жизни цѣлыхъ группъ людей, цѣлыхъ круговъ, классовъ, воспитавшихся въ извѣстныхъ историческихъ услов³яхъ; и эти услов³я не скрыты отъ васъ, a пояснены намъ именно благодаря типичности тѣхъ лицъ, которыхъ авторъ выставилъ, какъ художественный синтезъ всѣхъ своихъ наблюден³й надъ жизнью.

   "Возьмемъ ли мы помѣщичьи типы, и мы сразу увидимъ, что въ нихъ дана вся патолог³я дореформеннаго дворянства, съ его маниловщиной на чужомъ трудѣ, съ кулачествомъ Собакевича, не отличающаго одушевленнаго раба отъ неодушевленнаго, съ ноздревщиной, которая знаетъ, что, въ силу дворянскаго своего положен³я, она всегда сумѣетъ вывернуться и не погибнетъ, съ самодурствомъ Кошкарева, который учреждалъ министерства и департаменты въ своей усадьбѣ, мня себя самодержавнымъ, или, наконецъ, съ благомысл³емъ и добродуш³емъ Тентетникова, который прѣлъ на корню, избавленный отъ необходимости къ чему-либо приложить свою волю и энерг³ю.

   "Почти въ каждомъ взъ гоголевскихъ типовъ можно найти такую типичность. Всегда выведенное имъ лицо интересно и само по себѣ, какъ извѣстная разновидность человѣческой природы, и кромѣ того, какъ цѣльный образъ, по которому можно догадаться о культурныхъ услов³яхъ, среди которыхъ онъ выросъ. Въ этомъ смыслѣ Гоголь для своей эпохи былъ единственный писатель: ничей взоръ не проникaлъ такъ вглубь русской жизни, никто не умѣлъ придать такую типичность своимъ образамъ и, если въ оцѣнкѣ художественнаго разсказа выдвигать на первый планъ эту способность писателя обнаруживать тайныя пружины окружающей его жизни, показывать намъ, какими общими течен³ями мысли, какими чувствами, стремлен³ями, среди какихъ привычекъ живетъ не одно какое-нибудь лицо, a цѣлыя группы лицъ, изъ которыхъ слагается общественный организмъ,- если эту способность цѣнить въ бытописателѣ-реалистѣ, то, безспорно, истор³ю русскаго реальнаго романa придется начинать съ Гоголя".

   Русская критика и въ оцѣнкѣ "Мертвыхъ Душъ" разошлась кореннымъ образомъ; впроченъ, больше отзывовъ было восторженныхъ; тѣмъ не менѣе, русской критикой, какъ было уже указано (стр. 136 и др.), Гоголь былъ недоволенъ,- онъ желалъ обстоятельнаго разбора своей "поэмы", a услышалъ только ругань, или неумѣренныя восхвален³я.

   Булгаринъ призвалъ многое въ произведен³и Гоголя забавнымъ и смѣшнымъ, призналъ наличность умныхъ замѣчан³й, но заявилъ, что всѣ эти счастливыя частности тонутъ въ странной смѣси вздора, пошлостей и пустяковъ. Въ общемъ, "поэма" показалась ему не совсѣмъ приличной и, во всякомъ случаѣ, произведен³емъ несерьезнымъ. Гоголя онъ сравнилъ съ Поль-де-Кокомъ. Таково же отношен³е къ "Мертвымъ Душамъ" Сенковскаго,- онъ не отрицаетъ присутств³я въ "поэмѣ" легкаго остроум³я, но не видитъ серьезной художнической наблюдательности: "стиль его грязенъ, картины зловонны",- говоритъ придирчивый критикъ,- правды русской жизни онъ въ поэмѣ не нашелъ. Полевой, застарѣлый романтикъ, не могъ переварить гоголевскаго реализма и призналъ въ "Мертвыхъ Душахъ" - грубую карикатуру, которая перешла за предѣлъ изящнаго. Произведен³е это онъ называетъ "неопрятной гостинцей", "клеветой на Росс³ю". "Сколько грязи въ этой поэмѣ!- продолжаетъ Полевой.- И приходится согласиться, что Гоголь - родственникъ Поль-де-Кока. Онъ - въ близкомъ родствѣ и съ Днккеесомъ, но Диккенсу можно простить его грязь и уродливость за свѣтлыя черты, а ихъ не найти y Гоголя".

   Кромѣ такихъ немногихъ суровыхъ отзывовъ, большинство было восторженныхъ; критики были поражены новизной явлен³я, поражены богатствомъ картинъ, типовъ и положен³й, но никто изъ нихъ не рѣшается высказаться по существу и съ достаточной полнотой опредѣлнть все значен³е "Мертвыхъ Душъ" для русской жизни, хотя каждый изъ нихъ и торопится сказать, что эта поэма въ общественномъ смыслѣ явлен³е очень знаменательное (Котляревск³й). Изъ серьезныхъ критикъ надо указать отзывъ Шевырева, который, впрочемъ, слишкомъ много говоритъ о будущихъ русскихъ идеальныхъ герояхъ, обѣщанныхъ Гоголемъ. Этотъ критикъ указалъ, между прочимъ, на торжество реализма въ нашемъ искусствѣ и на то значен³е, которое въ этой побѣдѣ сыграли "Мертвыя Души". К. Аксаковъ отъ произведен³я Гоголя былъ въ такомъ восхищен³и, что поставилъ Гоголя рядомъ съ Гомеромъ и Шекспиромъ. Это вызвало даже рѣзкую отповѣдь Бѣлинскаго, въ защиту униженныхъ м³ровыхъ ген³евъ. Самъ Бѣлинск³й не посвятилъ "Мертвымъ Душамъ" цѣлой статьи, но нѣсколько разъ въ разныхъ работахъ отзывается о нихъ сочувственно. "Мертвыя Души", по его словамъ, "творен³е чисто-русское, нац³ональное, выхваченное изъ тайника народной жизни, столь же истинное, сколько и патр³отическое, безпощадно сдергивающее покровъ съ дѣйствительности и дышащее страстною, нервистою, кровною любовью къ плодовитому зерну русской жизни; творен³е необъятно художественное по концепц³и и выполнен³ю, по характерамъ дѣйствующихъ лицъ и подробностямъ русскаго быта и, въ то же время, глубокое по мысли, соц³альное, общественное и историческое". Бѣлинск³й былъ живо затронутъ также лиризмомъ Гоголя, романтическими порывами его души, его страстнымъ искан³емъ живой русской души; Бѣлинскаго заинтересовали и обѣщан³я Гоголя дать продолжен³е поэмы съ другими лицами, хотя послѣ "славянофильскихъ" восторговъ Шевырева и К. Аксакова по поводу этихъ будущихъ идеальныхъ русскихъ героевъ, онъ сталъ критически относиться къ обѣщан³ямъ Гоголя. Онъ даже въ этихъ обѣщан³яхъ прозрѣлъ опасность, грозящую гоголевскому таланту, и сталъ печатно убѣждать его "не увлекаться такими замыслами, которые не отвѣчаютъ вполнѣ опредѣлившемуся характеру его таланта". По адресу К. Аксакова, Бѣлинск³й сказалъ: "истинная" критика "Мертвыхъ Душъ" должна состоять не въ восторженныхъ крикахъ о Гомерѣ и Шекспирѣ, объ актѣ творчества, о тройкѣ,- нѣтъ, истинная критика должна раскрыть паѳосъ поэмы, который состоитъ въ противорѣч³и общественныхъ формъ жизни съ ея глубокимъ субстанц³альнымъ началомъ, доселѣ еще таинственнымъ, доселѣ не открывшимся собственному сознан³ю и неуловимымъ ни для какого опредѣлен³я. Увлеченный Гегелемъ, Бѣлинск³й такъ же страстно, какъ и Гоголь, старался опредѣлить идеальныя стороны народности русской,- то положительное, что она должна внести въ сокровищницу человѣческой культуры, чтобы завоевать право на почетный титулъ "историческаго" народа. Ясное опредѣлен³е русскихъ идеаловъ - и искажен³е этихъ идеаловъ въ изображенной Гоголемъ русской жизни,- вотъ, тѣ основан³я, на которыя рекомендовалъ Бѣлинск³й вступить серьезному критику "Мертвыхъ Душъ".

   О причинахъ появлен³я въ свѣтъ "Выбранныхъ мѣстъ изъ переписки съ друзьями" было уже говорено выше {См. выше стр. 138.}. Гоголь въ этоvъ произведен³и поторопился "передъ смертью" договорить то, чего онъ не могъ,- не имѣлъ времени и таланта выговорить путемъ беллетристики - путемъ продолжен³я "Мертвыхъ Душъ". И вотъ, онъ обнародовалъ нѣкоторыя интимныя письма свои къ ближайшимъ друзьямъ и знакомымъ,- въ результатѣ, получилась странная книга, въ которой торопливо, сбивчиво, мѣстами съ горячимъ воодушевлен³емъ, мѣстами съ какимъ-то фальшиво-приподнятымъ паоѳсомъ говоритъ онъ о тѣхъ вопросахъ, воторые мучили его передъ смертью. Это книга больная, но это книга правдивая. И нельзя было тяжелѣе придумать оскорблен³я умирающему человѣку, какъ сказать, что онъ "лгалъ" въ своей книгѣ. И это Гоголю сказали. Въ своей "Авторской исповѣди" онъ говоритъ по этому поводу слѣдующее: "...называть лжецомъ и обманщикомъ, надѣвшимъ личину набожности, приписывать подлыя и низк³я цѣли - это такого рода обвинен³я, которыхъ я бы не въ силахъ былъ взвести даже на оьъявленнаго мерзавца... He мѣшало бы подумать прежде, чѣмъ произносить такое обвинен³е: "Не ошибаюсь ли я самъ? вѣдь я тоже человѣкъ. Дѣло тутъ душевное. Душа человѣка - кладезь, не для всѣхъ доступный, и на видимомъ сосодствѣ нѣкоторыхъ признаковъ нельзя основываться... Нѣтъ, въ книгѣ "Переписка съ друзьями", какъ ни много недостатковъ во всѣхъ отношен³яхъ, но есть также въ ней много того, что не скоро можетъ быть доступно всѣмъ... Для того, чтобы сколько-нибудь почувствовать эту книгу, нужно имѣть или очень простую и добрую душу, или быть слишкомъ многостороннимъ человѣкомъ, который, при умѣ, обнимающемъ со всѣхъ сторонъ, заключалъ бы высок³й поэтическ³й талантъ и душу, умѣющую любить полною и глубокою любовью".

   Гоголь былъ правъ, говоря, что мысли его не умрутъ - многое изъ того, что онъ высказалъ въ своей книгѣ, нашло развит³е въ наши дни въ литературной и публицистической дѣятельности Л. Толстого.

   Слишкомъ пестро и разнохарактерно содержан³е "Выбранныхъ мѣстъ", чтобы можно было сколько-нибудь стройно и полно изложить "философ³ю" Гоголя. Приходится довольствоваться лишь болѣе главнымъ. Во-первыхъ, въ этомъ произведен³и много чисто-автоб³ографическаго; боязнь смерив, горячая, фанатическая любовь къ Богу, заботы о строен³и своего "душевнаго дѣла", самобичеван³е, различныя признан³я касательно своихъ сочинен³й - все это не имѣетъ общественнаго значен³я. Такое значен³е остается только за мыслями Гоголя о государствѣ, обществѣ, русскомъ народѣ и русской интеллигенц³и, о значен³и литературы, ея содержан³и и цѣляхъ. Гоголь, въ юности идеализировавш³й бюрократическ³й строй русской жизни, подъ конецъ, совершенно въ немъ разочаровался. И въ "Мертвыхъ Душахъ", и въ "Перепискѣ" ны рѣзк³я нападен³я его на систему управлять страной при помощи "бумагъ изъ Петербурга", при помощи комисс³й и ³ерарх³и чиновниковъ. Вмѣсто этого строя, Гоголь мечталъ о какомъ-то "патр³архальномъ устройствѣ" государства: во главѣ его стоитъ государь, который кь подданнымъ относится сердечно, какъ "отецъ", съ вѣрою и любовью. Такими-же государями "въ мин³атюрѣ" должны были быть "генералъ-губернаторы" и "губерваторы"; гуманно, просто, безъ чинопочитан³я должгы были отностться другъ къ другу люди въ этомъ гоголевскомъ государствѣ. Прямой путь къ этому идеалу "очищев³е своей собственной души и сердца". He реформы въ западномъ духѣ необходимы отечеству, говорилъ Гоголь, a моральное возрожден³е каждаго отдѣльнаго человѣка. To же приблизительно въ наши дни говоритъ Л. Толстой. Къ просвѣщен³ю въ западномъ духѣ онъ относился такъ же, какъ тотъ же Л. Толстой. Жизнь идеальнаго государства будетъ течь быстро и правильво, когда каждый опредѣлитъ свой "долгъ" и, довольствуясь малымъ жреб³емъ, честно понесетъ его въ жизни: мужикъ пусть пашетъ землю, пусть помѣщикъ патр³архально къ нему относится, оберегаетъ его, наставляетъ, хвалитъ, наказываетъ, судитъ, и чиновникъ пусть честно исполняетъ свою работу, купецъ пусть честно работаетъ,- и тогда все процвѣтетъ безъ реформъ.

   Особенное вниман³е удѣлилъ Гоголь помѣщику-дворянину. Это, по его представлен³ю,- маленьк³й государь въ своемъ помѣстьи: онъ передъ Богомъ отвѣчаетъ за своихъ крѣпостныхъ,- оттого "святой" называетъ онъ работу въ деревнѣ разумнаго, добродѣтельнаго помѣщика. Не освобожден³е крестьянъ нужно мужикамъ, училъ Гоголь, не школы и не книги, a разумгое руководительство и религ³озное воспитан³е. Трудъ землепашца и дворянина-помѣщика, живущаго неотлучно въ деревнѣ,- основа процвѣтан³я отечества.

   Это тяготѣн³е къ "землѣ", обожествлен³е труда, особенно физическаго {Онъ помѣщику рекомендуетъ косить вмѣстѣ съ крестьянами.} опять сближаетъ Гоголя съ Л. Толстымъ.

   Русскимъ обществомъ Гоголь недоволенъ въ своихъ письмахъ: онъ не разъ говоритъ о какой-то тревогѣ, которая растетъ въ русской интеллигенц³и, о растерянности, пустотѣ русской мысли, о какихъ-то искан³яхъ чего-то. Гоголь правъ былъ, отмѣтивъ переходный характеръ русскаго общественнаго самосознан³я, но онъ ошибся, не угадавъ близости 60-хъ годовъ и всего переустройства русской жизни на новыхъ либеральныхъ началахъ. Въ своей книгѣ онъ повторилъ ту ошибку, въ которую впали мног³е русск³е люди временъ Грознаго, которые мечтали исправить русскую жизнь, возстановивъ "поисшатавшуюся старину" тогда, когда въ русскомъ обществѣ уже назрѣвало предчувств³е реформы Петра. Вотъ почему и книга Гоголя нѣсколько смахиваетъ на "Домострой", съ его патр³архальными взглядами на жизнь, съ его идеализац³ей изжитыхъ формъ жизни.

   Зато совсѣмъ не по старинному смотрѣлъ Гоголь на "женщину",- ее онъ боготворитъ, ей отводитъ первое мѣсто въ истор³и человѣческой жизни, общественной и семейной. Отзвуки юношескаго романтизма привели Гоголя къ такому преклонен³ю.

   Съ историко-литературной точки зрѣн³я любопытны нѣкоторыя письма его о поэз³и русской. Онъ отмѣчаетъ органическую связь русской лирики съ поэз³ей древне-русской, церковной. Онъ указываетъ, что русск³е поэты даже XVIII вѣка изъ Св. Писан³я почерпали и образы, и настроен³я. Ломоносовъ, Державинъ, Пушкинъ, Языковъ даютъ ему особенно много основан³й для этого утвержден³я. Восхвален³е Росс³и, русскаго царя въ нашей поэз³и - есть отзвукъ того полурелиг³ознаго паѳоса, съ которымъ о царяхъ и родинѣ говорится только въ Ветхомъ Завѣтѣ. И Гоголь лирическому поэту своего времени рекомендуетъ Ветх³й Завѣтъ, говоря, что тамъ источникъ вѣчной и возвышенной, божественной поэз³и. Изъ христ³анскихъ церквей онъ отдаетъ предпочтен³е православной: въ ней больше заботъ о небесномъ, въ ней больше смирен³я, больше любви къ людямъ, больше гуманности... И опять, въ его словахъ мы слышимъ словно указан³е русскому писателю, откуда брать ему идеалы - изъ Св. Писан³я, изъ учен³я Восточной Церкви: "Святые отцы" и "Златоустъ" - лучш³я книги для народа, говоритъ Гоголь. И въ этихъ словахъ передъ нами воскресаетъ старая, допетровская Русь, когда, дѣйствительно, эти книги были настольными y русскаго грамотѣя.

   Рѣшаетъ Гоголь не разъ вопросъ объ отношен³яхъ Европы и Росс³и: онъ критически, даже съ юморомъ относится къ "кваснымъ патр³отамъ", къ славянофиламъ, но критикуетъ и "западниковъ". Къ "Западу" онъ относится съ полнымъ недовѣр³емъ,- ему кажется, что западная культура изсякаетъ, и что скоро къ Росс³и "за мудростью" обратятся заграничные люди. "Всѣ европейск³я государства, говоритъ онъ, теперь болѣютъ необыкновенною сложностью всяких законовъ и постановлен³й", идеалы религ³озные тамъ забыты, и "душевнымъ дѣломъ" никто не занимается. He то онъ видѣлъ въ Росс³и, по крайней мѣрѣ, въ томъ кругу, въ которомъ онъ вращался: очевидно, въ самомъ дѣлѣ, всѣ эти губернаторши, помѣщики, "значительныя лица", поэты, которымъ онъ писалъ свои письма, думали больше о своей душѣ, о "своемъ внутреннемъ строен³и", чѣмъ о землѣ. И это утѣшало Гоголя. Онъ говоритъ, что русское общество его времени "все чего-то ищетъ, ищетъ уже не внѣ, a внутри себя. Вопросы нравственные взяли перевѣсъ надъ политическими и надъ учеными". Гоголь не зналъ о другихъ настроен³яхъ русскаго общества, и это незнан³е сдѣлало для людей иныхъ убѣжден³й его книгу непонятной, и глупой, и неприличной, и вредной...

   Гоголь писалъ свои письма къ разнымъ лицамъ, къ умнымъ и глупымъ, къ восторженнымъ и спокойнымъ; онъ самъ говоритъ, что писалъ такъ, чтобы его всяк³й понялъ,- оттого въ его письмахъ много разнообраз³я даже въ манерѣ письма. Грубоватому и недалекомy помѣщвку онъ писалъ грубоватое письмо, говоря, очевидно, понятнымъ для него стилемъ. Эго письмо особенно возмутило Бѣлинскаго. Гоголь совѣтуетъ помѣщику внѣдрять y крестьянъ уважен³е къ честнымъ и хорошимъ работникамъ; передъ образцовымъ "мужикомъ" обыкновенные должны были снимать шапки; если кто не сниметъ, то по адресу такого Гоголь рекомендовалъ помѣщику употребить "крѣпкое слово": "ахъ, ты, невымытое рыло! Самъ весь зажилъ въ сажѣ, такъ что и глазъ не видать, да еще не хочетъ оказать и чести честному! Поклонись же ему въ ноги!" Это "невымытое рыло" - только "мужицк³й стиль", которымъ, очевидно, Гоголь хотѣлъ указать лишь на моральную неочищенность мужика. "Мужика не бей, говоритъ онъ въ томъ же письмѣ. Съѣздить его въ рожу еще не большое искусство. Но умѣй пронять его хорошенько словами". Это "съѣздить по уху" - уже, очевидно, помѣщич³й жаргонъ, подъ который поддѣлывается Гоголь, стараясь сдѣлаться вполнѣ яснымъ своему простоватому и грубому корреспонденту.

   Вообще многое изъ того, что указалъ Гоголь въ русской жизви, и умно, и вѣрно; его собственные взгляды часто возвышены и чисты, но когда онъ переходилъ на практическую почву, то совѣты его часто наивны, даже неумны... Такъ, въ этомъ же письмѣ къ помѣщику онъ рекомендуетъ помѣщику, для поднят³я въ деревнѣ авторитета сельскаго батюшки, всюду брать съ собой этого батюшку на работу и каждый день сажать его за господск³й столъ. Гоголь не пожелалъ заглянуть по-человѣчески въ душу этого несчастнаго священника, который даже пообѣдать въ кругу своей семьи не имѣетъ права! Наивны совѣты тому же помѣщику сжечь передъ мужиками нѣсколько ассигнац³й въ доказательство того, что онъ, помѣщикъ, не корыстолюбивъ!

   Когда эти странныя письма сдѣлались достоян³емъ публики, они ни въ комъ, кромѣ интимныхъ друзей, не вызвали къ себѣ сочувств³я. Особенно возмущены были люди либеральнаго склада мыслей, недавн³е поклонники Гоголя. Они увидѣли въ книгѣ его измѣну его прежнимъ честнымъ убѣжден³ямъ, уввдѣли ложь и подлость. Всего энергичнѣе такое отношен³е выразилось въ письмѣ Бѣлинскаго къ Гоголю. Самъ фанатикъ по темпераенту, самъ больной и измученный жизненной борьбой, критикъ много злого и несправедливаго сказалъ Гоголю, уже стоявшему одной ногой въ могилѣ. Въ этомъ столкновен³и двухъ великихъ современниковъ сказалось все русское общество, съ различными полюсами его тогдашняго м³ровоззрѣн³я.

   Бѣлинск³й написалъ Гоголю, что прежде "любилъ его со всею страстью", видя въ немъ надежду, честь, славу русской земли, "одного изъ великихъ вождей ея на пути сознан³я, развит³я, прогресса". Теперь отъ этой страсти осталось "презрѣн³е и ненависть", такая же страстная... Книгу Гоголя онъ назвалъ "хитрой, но черезчуръ нецеремонной продѣлкой для достижен³я небеснымъ путемъ чисто-земной цѣли". Онъ съ негодован³емъ остановился на выражен³и: "ахъ, ты - невымытое рыло!"... He вникая въ истинный смыслъ этой грубости, онъ назвалъ Гоголя проповѣдникомъ кнута, апостоломъ невѣжества, поборникомъ обскурантизма и мракобѣс³я; онъ нападаетъ на религ³ю Гоголя: "не истнной христ³анскаго учен³я, говоритъ онъ, a болѣзненной боязнью смерти, чорта и ада вѣетъ изъ вашей книги; онъ высмѣялъ стиль книги, онъ указалъ на слухи о томъ, что книга Гоголя написана была имъ для того, чтобы попасть въ наставники цесаревича...

   Въ отвѣтъ на эту "критику", жестокую и незаслуженную, и на друг³я подобныя же написалъ Гоголь свою "Авторскую исповѣдь". Глубокою горестью, тоской проникнуто это, ясное по мысли, спокойное по изложен³ю сочинен³е. Гоголь умиралъ, непонятый современниками и потерявш³й надежду, что они его поймутъ, что ему простятъ за промахи, что поблагодарятъ за то страстное желан³е принести пользу родинѣ, которое руководило имъ въ жизни и которое онъ перенесъ въ свои сочинен³я. У грядущихъ поколѣн³й проситъ онъ въ своей трогательной "Авторской исповѣди" справедливости и милости...

   Гоголь принадлежалъ къ характерной для Росс³и семьѣ людей "алчущихъ правды"- "счастливаго" довольства собой ему не было дано въ удѣлъ. Въ этомъ заключается его личное "несчаст³е". Несчастливъ былъ онъ и оттого, что натура его представляла собою причудливое соединен³е самыхъ противорѣчивыхъ качествъ: эгоизма и - способности самопожертвован³я и смирен³я,- смѣшен³я земного и небеснаго заразъ... Немного Хлестаковъ (по его собственному признан³ю) и Муразовъ,- онъ вѣчно боролся съ собою, вѣчно хлопоталъ надъ устройствомъ своей души и, окрыленный лучшими чувствами, игралъ не безъ самодовольства несвойственную ему роль "пророка"! Гоголь - "герой безвременья". Если бы онъ появился въ древней Руси, быть можетъ, онъ сыгралъ бы тогда великую роль именно въ той дѣятельности, которая такъ влекла его къ себѣ.

   Въ этомъ отношен³и, онъ совершенно не похожъ на Пушкина,- y того душа была въ равновѣс³и, въ ней не было того раздвоен³я, которое исковеркало Гоголя.

   Если мы вглядимся въ Гоголя, какъ въ "писателя",- мы и здѣсь увидимъ ту же раздвоенность: "художникъ-реалистъ" и "моралистъ-проповѣдникъ" не слились въ его лицѣ. Пушкинъ никогда не брался "учить" людей добру, и, тѣмъ не менѣе, училъ ихъ, пробуждая добрыя чувства. Онъ никогда не подчинялъ своего творчества морали и высоко держалъ свое знамя писателя,- Гоголь, наоборотъ, проповѣдникъ, по призван³ю съ дѣтскихъ лѣтъ, и велик³й художникъ - по таланту, хотѣлъ принести въ жертву морали свой прирожденный талантъ,- но оказался не въ состоян³и "учить" людей такъ, какъ хотѣлось ему. Трагед³я его литературной карьеры и заключается въ томъ, что, когда, подъ вл³ян³емъ Пушкина, въ немъ "моралистъ" уступилъ "художнику", онъ написалъ свои безсмертныя произведен³я,- онъ былъ ими недоволенъ. Когда же "моралистъ" въ немъ побѣдилъ "художника", онъ сталъ печатать так³я вещи, которыя нравились ему, но перестали нравиться другимъ и встрѣчены были укоромъ. Эта двойная борьба со своей душой и своимъ талантомъ была причиной несчастья его жизни. Это былъ съ дѣтства "отравленный талантъ", который творилъ трудно,- кровью сердца и слезами очей своихъ.

   Даже свѣтлую и свободную любовь Пушкина къ "землѣ онъ до боли заострилъ своей проповѣдью сострадан³я къ ближнимъ. Эта любовь перестала быть свободной и радостной.

   Въ цѣнной работѣ проф. Д. Н. Овсяннико-Куликовскаго: "Гоголь" мы найдемъ указан³е еще другихъ психологическихъ причинъ гоголевскихъ неудачъ, найдемъ и очень мѣткую характеристику особенностей его таланта и манеры письма.

   Сравнивая пр³емы творчества Пушкина и Гоголя, проф. Овсяннико-Куликовск³й отмѣчаетъ существенное различ³е ихъ. Пушкинъ относится къ разряду писателей-наблюдателей,- рисующихъ жизвь полностью, какъ она есть; Гоголь относится къ разряду писателей-экспериментаторовъ - тѣхъ, которые дѣлаютъ надъ жизнью эксперименты, опыты; так³е писатели подходятъ къ жизни съ опредѣленной идеей, и изъ жизни выдѣляютъ только нѣкоторыя, интересующ³я ихъ черты {Эти два пр³ема, "пушкинск³й" и "гоголевск³й", "явились" отправными точками, отъ которыхъ пошли въ русской литературѣ XIX ст. два направлен³я, два течен³я, двѣ школы, до сихъ поръ еще не сказавш³я своего послѣдняго слова и продолжающ³я развиваться дальше. "Пушкинское" и "гоголевское" проходятъ, съ 30-хъ годовъ и доселѣ, по всей русской литературѣ, то сближаясь, то разлучаясь, дополняя другъ друга. Къ писателямъ "пушкинской" школы относится, напримѣръ, въ лучшихъ своихъ произведен³яхъ Тургеневъ; къ "гоголевской" - Гончаровъ, Достоевск³й, Л. Толстой, Чеховъ...}. Художникъ-наблюдатель стремится дать правдивое и полное изображев³е жизни. Онъ "присматривается и прислушивается къ жизни, стараясь понять ее,- онъ стремится постичь человѣка въ жизни, взятой въ опредѣленныхъ предѣлахъ мѣста и времени, и въ своихъ создан³яхъ онъ не столько обнаруживаетъ и передаетъ свою манеру видѣть и слышать жизнъ и свой дарь чувствовать человѣка, сколько, открывая намъ широкую картину дѣйствительности, даетъ намъ возможность, при ея помощи, развивать и совершенствовать наше собственное пониман³е жизни, нашъ собственный даръ чувствовать человѣка и все человѣческое". У художниковъ-экспериментаторовъ нѣтъ такого безпристраст³я въ творчествѣ: онъ на фактахъ, взятыхъ изъ жизни, доказываетъ свою идею: въ силу нарочитаго подбора нужвыхъ чертъ, нужныхъ типовъ, "изучаемая художникомъ сторона жизни выступаетъ такъ ярко, такъ отчетливо, что ея мысль, ея роль становятся понятны всѣмъ".

   Гоголь, и какъ человѣкъ, былъ экспериментаторъ, - онъ постоянно дѣлалъ опыты надъ своей душой, не стѣснялся дѣлать опыты и надъ душой своихъ друзей. Вотъ почему онъ никогда не жилъ просто {См. многочисленные факты, это подтверждающ³е, кь книгѣ проф. Овсяннико-Куликовскаго.}. Въ этомъ отношен³и, онъ тоже противоположность Пушкину. "Душа, открытая всѣмъ впечатлѣн³ямъ и всѣмъ сочувств³ямъ, любознательный и воспр³имчивый умъ, разносторонность натуры, живой интересъ къ дѣйствительности въ многообразяыхъ ея проявлен³яхъ - таковы тѣ особенности душевной организац³и, въ силу которыхъ Пушкинъ былъ въ искусствѣ "художникомъ-наблюдателемъ" и вмѣстѣ "мыслителемъ", a въ жизни - мыслящимъ "передовымъ человѣкомъ", откликавшимся на всѣ важнѣйш³е интересы и запросы времени. Онъ бодро и сочувственно, съ заинтересованнымъ вниман³емъ, смотрѣлъ на Бож³й м³ръ и, наблюдая людей и жизнь, почти не заглядывалъ, развѣ урывками и случайно, въ свою собственную душу. Онъ не думалъ ? себѣ, какъ не думаетъ ? себѣ естествоиспытатель, наблюдая природу. He таковъ былъ Гоголь: сосредоточенный и замкнутый въ себѣ, склонный къ самоанализу и самобичеван³ю, предрасположенный къ меланхол³и и мизантроп³и, натура неуравновѣшенная, Гоголь смотрѣлъ на Бож³й м³ръ сквозь призму своихъ настроен³й, большею частью, очень сложныхъ и психологически-темныхъ, и видѣлъ ярко и въ увеличенномъ масштабѣ преимущественно все темное, мелкое, пошлое, узкое въ человѣкѣ; кое-что отъ этого порядка онъ усматривалъ и въ себѣ самомъ,- и тѣмъ живѣе и болѣзненнѣе отзывался онъ на эти впечатлѣн³я, идущ³я отъ другихъ, отъ окружающей среды... Онъ изучалъ ихъ одновременно и въ себѣ, и въ другихъ".

   Вотъ почему, въ сравнен³и со "свѣтлымъ", широкимъ пушкинскимъ умомъ, огромный, но узк³й, односторонн³й, умъ гоголевск³й былъ "темнымъ" (Овсяннико-Куликовск³й). Потому и умъ, и творчество его были несвободны. И, какъ это ни странно, - они оказались въ рабствѣ y давно пережитыхъ религ³озныхъ и моральныхъ взглядовъ древней Руси {Быть можетъ, это объясняется тѣмъ, что Гоголь, по словамъ проф. Овсяннико-Куликовскаго, по натурѣ своей былъ "мыслителемъ", но плохимъ "ученикомъ", т. е. своего умственнаго кругозора не расширялъ "чтен³емъ", какъ это дѣлалъ, напримѣръ, Пушкинъ. Вотъ почему домашнее религ³озное воспитан³е Гоголя сдѣлалось основан³емъ его "философ³и". Онъ и не вышелъ изъ ея узкихъ предѣловъ, не расширяли ее, a углубили.}. Въ Гоголѣ русская старина, забытая въ ХѴII и XVIII вѣкѣ, опять воскресла, но, не будучи въ состоян³и сродниться, слиться съ жизнью XIX столѣт³я, изломала того великаго человѣка, которымъ овладѣла. Послѣ этой великой искупительной жертвы, въ дѣятельности Тургенева, Толстого, Достоевскаго и другихъ великихъ его учениковъ мы увидѣли уже органическое и мирное скрещен³е старыхъ русскихъ идеалов съ новой жизью.

   Изъ всего вышесказаннаго ясно великое историческое значен³е Гоголя:

   1) Если Пушкинъ, какъ художникъ, открылъ поэз³ю древней Руси,- поэз³ю ея идейной жизни, то Гоголь, какъ человѣкъ и писатель, сдѣлался проводникомъ въ новую русскую жизнь нравственныхъ и религ³озвыхъ идеаловъ старины. Достоевск³й и Л. Толстой - его ученики.

   2) Вслѣдств³е этого онъ кореннымъ образомъ измѣнялъ y васъ пониман³е и роль "писателя"; онъ первый придалъ ему характеръ "пророка", "проповѣдника" христ³анской морали; литературу онъ, при помощи Бѣлинскаго, объяснявшаго истинный смыслъ его творчества, сдѣлалъ общественной силой (см. ниже стр. 255).

   3) Гоголь органически связанъ съ реалистической литературой XVIII вѣка,- съ русскими сатириками и драматургами этой эпохи. Какъ Пушкинъ, онъ подвелъ итоги всей предшествовавшей литературы, упорно раскрывавшей безотрадныя стороны русской жизни.

   4) Подобно Пушкину, онъ не только подвелъ итоги прошлой литературной жизни,- онъ намѣтилъ и содержан³е послѣдующей. Оттого самъ Бѣлинск³й поставилъ его во главѣ новаго пер³ода русской литературы. Въ этомъ новомъ пер³одѣ, впрочеиъ, не умерли и пушкинск³я традиц³и. Въ русской литературѣ XIX в. мы должны различaть двѣ литературныя школы - "пушкинскую" и "гоголевскую".

   5) Въ истор³и русскаго реализма онъ потому играеть большое значен³е, что первый заговорилъ о теор³и реализма, первый сознательно вырабталъ пр³емы новаго творчества.

   6) Гоголь страстно любилъ Росс³ю и всею душою хотѣлъ проникнуть въ "духъ" русскаго народа, опредѣлить его будущее. Вотъ почему въ истор³и русскаго "народничества" играетъ онъ большую роль.

  

  

   Б³ограф³я его. В. Г. Бѣлинск³й родился въ бѣдной семьѣ военнаго врача въ Свеаборгѣ. Тяжелы были первыя впечатлѣн³я ребенка. Отецъ его, "неудачникъ въ жизни", былъ человѣкъ умный и, для своего времени, образованный, но озлобленный; онъ плохо жилъ со своею женою, мало заботился о семьѣ и не уживался съ людьми. Страсть къ вину совсѣмъ погубила его.

   Мать Бѣлинскаго тоже не отличалась уживчивостью и мягкостью, но она еще меньше могла имѣть вл³ян³я на ребенка, чѣмъ отецъ, который всетаки импонировалъ ему своимъ умомъ, умѣн³емъ критически относиться къ жизви и людямъ, знан³ями и начитанностью.

   Одинок³й, замкнутый въ себѣ росъ Бѣлинск³й въ родной семьѣ, рано научившись относиться сознательно къ окружающей его жизни. Первоначальное образован³е получилъ онъ въ уѣздномъ училищѣ въ г. Чембарѣ (Пензенской губ.), гдѣ выдѣлился изъ среды товарищей своимъ развит³емъ и начитанностью. Въ семьѣ родной Бѣлинск³й чувствовалъ себя тяжело: нищета, злоба, взаимные укоры и общее недовольство царили тамъ; ребенку приходилось выносить иногда даже незаслуженные побои отъ пьянаго отца; это возмущало его не по лѣтамъ развитое самолюб³е и отталкивало отъ семьи, гдѣ царилъ произволъ.

   Продолжалъ онъ свое образован³е въ Пензенской гимназ³и. Здѣсь онъ сблизился съ учителемъ естественной истор³и Поповымъ, который отнесся къ нему сердечно и давалъ ему книги изъ своей большой библ³отеки. Гимназ³и Бѣлинск³й не кончилъ: бросилъ ее посѣщать и, оставивъ ее, онъ держалъ экзаменъ прямо въ университетъ. Уже въ это время ранней юности увлекся онъ романтизмомъ - Жуковск³й, Марлинск³й, Шиллеръ, Радклиффъ были его любимыми писателяии,- вмѣстѣ съ юными своими друзьями слѣдилъ онъ и на русской журналистикой: Полевой и Надеждинъ были тогда самыии популярными журналистами. Они особенно увлекали и юношу-Бѣлинскаго. Этотъ ранн³й пер³одъ своей сознательной жизни онъ самъ называлъ впослѣдств³и "бурвымъ пер³одомъ" ("Sturm und Drang"). Въ это время пробужден³я критицизма и молодого задора онъ чувствовалъ себя большимъ либераломъ и безпощадно относился къ тогдашней русской дѣйствительности.

   Въ 1824 году, выдержавъ экзаиенъ, Бѣлинск³й поступилъ въ Moсковск³й университетъ на словесный факультетъ. Здѣсь онъ увлекся только Надеждинымъ, который знакомилъ своихъ слушателей съ нѣмецкими философскими системами, особенно пропагандируя м³росозерцан³е Шеллинга. Въ университетѣ Бѣлинск³й пробылъ только три года,- онъ не ужился съ тяжелымъ режимомъ, которымъ обставлена была тогда жизнь "казеннокоштныхъ" студентовъ въ Московскомъ университетѣ; кромѣ того, запутался онъ въ одной студенческой истор³и и, наконецъ, провинился тѣмъ, что сочинилъ драму "Дмитр³й Калининъ", которая представляетъ собой очень рѣзк³й протестъ противъ крѣпостного права {Bсe это время, до сближен³я со Станкевичемь, онъ былъ "либераломъ" и, по его словамъ, "былъ полонъ героическихъ стремлен³й, горячо ненавидѣлъ существовавш³й общественный строй, въ то же время мучительно сознавалъ себя нулемъ"}. Драма, своимъ страстнымъ либерализмомъ, произвела на товарищей Бѣлинскаго сильное впечатлѣн³е. Онъ имѣлъ наивность представить ее въ цензурный комитетъ, состоявш³й тогда изъ профессоровъ университета. Когда открылось, что сочинитель драиы "казеннокоштный" студентъ Бѣлинск³й, уже неоднократно навлекавш³й на себя гнѣвъ ближайшаго начальства самостоятельностью своихъ мыслей и поведен³я, онъ былъ исключенъ "за неаккуратное посѣщее³е лекц³й" и "по ограниченности способностей". Ничего не далъ Бѣлинскому самъ университетъ, но зато тамъ Бѣлинск³й сблизился съ кружкомъ Станкевича. Юноши-участники кружка чтен³емъ и бесѣдами усердно восполняли недостатки тогдашняго университетскаго образован³я. Особенно увлекались они нѣмецкой философ³ей Шеллинга, потомъ Гегеля; изучали всем³рныя литературы, разрабатывали вопросы эстетики и истор³и философ³и. Бѣлинск³й всей душой отдался этому кружковому самообразован³ю, и сразу выдѣлился въ обществѣ друзей своимъ умомъ, своей страствой жаждой знан³я.

   Бѣлинск³й былъ сильно смущенъ своимъ изгнан³емъ изъ университета; онъ даже долго не рѣшался сообщить домой о своей неудачѣ. Крайняя нужда надвинулась на него: и вотъ недоучивш³йся студентъ, ради куска хлѣба, бѣгаетъ по грошовымъ урокамъ, берется за переводы бульварныхъ романовъ и пр.

   Сближен³е съ Надеждинымъ приводитъ его къ журналистикѣ; онъ дѣлается переводчикомъ съ французскаго въ журналахъ своего бывшаго профессора: "Телескопѣ" и "Молвѣ"; переводилъ онъ всякую мелочь,- кратк³я газетныя сообщен³я, анекдотцы. Въ семьѣ дѣла шли все хуже и хуже, и Бѣлинскому приходилось постоянно вмѣшиваться въ жизнь родителей, заступаться за братьевъ, хлопотать объ ихъ судьбѣ. Его поддерживала только дружба съ Станкевичемъ и другими членами этого кружка,- людьми, "отборными по уму, образованности, талантамъ и благородству чувствъ",- какъ онъ характеризовалъ ихъ въ одномъ письмѣ.

   Отъ нихъ позаимствовался Бѣлинск³й своими знан³ями нѣмецкой философ³и, знан³емъ философскихъ теор³й эстетики и истор³и. Мы видѣли уже, что всѣ эти теор³и и y Шеллинга, и y Гегеля отличались крайней отвлеченностью. Уѣровавъ въ нихъ, и Бѣлинск³й, и его друзья стали мыслить отвлеченно,- отъ жизни русской они ушли въ идеальныя умозрительныя построен³я, - и вотъ юношеск³й либерализмъ Бѣлинскаго, только что навлекш³й ему большую непр³ятность, сталъ безслѣдно вывѣтриваться. Недавно еще Шиллеръ, благородный защитникъ правъ угнетеннаго человѣчества, былъ для него "богомъ",- теперь Бѣлинск³й отвернулся отъ него съ тою рѣшительностью и безповоротностью, на которую былъ способенъ только онъ. Теперь онъ превозносилъ Пушкина, Гёте, Шекспира за то, что тѣ, якобы, стояли внѣ мелочей будничной жизни, что они съ олимп³йскимъ велич³емъ созерцали вѣчную красоту, и только ей одной служили въ своихъ м³ровыхъ создан³яхъ.

   "Пуще всего оставь политику и бойся всякаго политическаго вл³ян³я на свой образъ мысли! Люби добро,- и тогда ты будешь необходимо полезенъ своему отечеству, не думая и не стараясь быть ему полезнымъ",- писалъ въ одномъ письмѣ юноша Бѣлинск³й, покоренный идеалами отвлеченнаго прекраснодуш³я. "Если бы каждый изъ индивидовъ, составляющихъ Росс³ю, путемъ любви дошелъ до совершенства,- тогда Росс³я, безъ всякой политики, сдѣлалась бы счастливѣйшею страною въ м³рѣ. Просвѣщев³е - вотъ путь ея къ счастью". Въ другомъ письмѣ онъ пишетъ, что политическ³я движен³я французовъ для Росс³и ненужны: каждый народъ имѣетъ свой смыслъ, свое значен³е, свой путь. Постепенность развит³я - залогъ истиннаго прогресса: "правда, говоритъ онъ, мы еще не имѣемъ правъ, мы еще рабы, если угодно, но это оттого, что мы еще должны быть рабами. Росс³я еще - дитя, для котораго нужна нянька, въ груди которой билось бы сердце, полное любви къ своему питомцу, a въ рукѣ которой была бы лоза, готовая наказывaть за шалости. Дать Росс³и, въ