Сиповский Василий Васильевич - История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

вляютъ собою мелк³я разновидности типа городничаго. Судья-человѣкъ тоже нечистый на руку, чего онъ совершенно искренне самъ не замѣчаетъ {Онъ оправдываетъ себя очень распространеннымъ аргументомъ, указывающимъ на количественную сторону зла, "грѣхи грѣхамъ рознь!" - говоритъ онъ. Брать взятки борзыми щенками - это пустякъ, по его мнѣн³ю; брать же крупныя взятки - это преступлен³е - думаетъ онъ.},- дѣла не дѣлаетъ, до нелѣпости глупъ и, въ то же время, полонъ самомнѣн³я только потому, что обладаетъ смѣлостью говорить о вопросахъ религ³озныхъ съ такою свободой, что y вѣрующихъ "волосы дыбомъ встаютъ". Но въ вопросахъ практическихъ онъ поражаетъ своею наивностью. Въ лицѣ Земляники Гоголь вывелъ не только казнокрада, но еще мелкаго и подлаго интригана, который хочетъ товарищамъ по бѣдѣ подставить ножку.

   Добчинск³й и Бобчинск³й - олицетворен³е самой безпросвѣтной пошлости. Они дѣломъ никакимъ рѣшительно не занимаются, никакими вопросами религ³озными, философскими, политическими даже въ той мѣрѣ, которая доступна другимъ дѣйствующимъ лицамъ комед³и, не интересуются,- они собираютъ и разносятъ только маленьк³я мѣстныя сплетни, или питаютъ свое убогое любопытство, или наполняютъ свою праздную, никому ненужную жизнь...

   Въ лицѣ Осипа Гоголь вывелъ типъ стараго крѣпостного слуги, испорченнаго бездѣльемъ лакейской жизни. Онъ вкусилъ плодовъ цивилизац³и петербургской жизни,- научился ѣздить на извозчикахъ безплатно, благодаря сквознымъ воротамъ; онъ цѣнитъ "галантерейное обращен³е" столичныхъ мелочныхъ лавокъ и Апраксина двора. Своего легкомысленнаго и пустого барина онъ презираетъ отъ всей своей души, потому что чувствуетъ себя неизмѣримо умнѣе его. Къ сожалѣн³ю, умъ его исключительно-плутоватый. Если его баринъ мошенничаетъ по наивности, то онъ вполнѣ сознательно.

   Русская комед³я до пьесъ Гоголя была псевдоклассической no формѣ и обличительной no идеѣ. Выше {См. во ²²-ой части моей "Истор³и русской словесности" главу о псевдоклассической комед³и.} были уже выяснены всѣ формальныя особенности этои комед³и (соблюден³е трехъ "единствъ", особое стремен³е къ запутанности интриги пьесы, симметрическое дѣлен³е дѣйствующихъ лицъ на типы "положительные" и "отрицательные", любовная интрига, дидактизмъ). Мы видѣли уже, что даже лучш³я пьесы XVIII в. и начала XIX (даже Фонвизина и Грибоѣдова), въ формальномъ отношен³и, точно придерживались псевдоклассическихъ традиц³й. Только выдающ³йся талантъ обоихъ названныхъ писателей оживилъ сухое схематическое построен³е пьесъ живымъ изображен³емъ дѣйствительности. Гораздо хуже дѣло обстояло съ писателями, менѣе талантливыми,- дѣйствующ³я лица ихъ пьесъ, въ огромномъ большинствѣ случаевъ, безжизненны, шаблонны, являются односторонними носителями какихъ-нибудь опредѣленныхъ пороковъ (скупость, хитрость, лицемѣр³е и пр.). Вотъ почему "обличен³е" въ этихъ пьесахъ не шло дальше критики "общечеловѣческихъ" пороковъ. Правда, въ комед³яхъ "бытовыхъ" обличались недостатки русской дѣйствительности (щеголи и щеголихи, французоман³я, невѣжество, дворянская спесь, педантство мнимыхъ ученыхъ и пр.), но герои, представители этихъ русскихъ пороковъ, были все такъ же безжизненны, потому что авторы, слѣдуя рецепту псевдоклассицизма {См. 1-ую часть ²²-го вып. моей "Истор³и русской словесности", стр. 192.}, рисовали ихъ характеръ только съ одной стороны - со стороны обличаемаго порока. И въ идейномъ отношен³и комед³и Фонвизина и Грибоѣдова представляютъ счастливое исключен³е въ ряду произведен³й XVIII-XIX в. Въ нихъ зло русской жизни (крѣпостное право, злоупотреблен³я чиновничества) захватывалось глубоко, казнилось сознательно и безпощадно.

   Если сравнить комед³и Гоголя съ лучшими образцами русской комической драматург³и XVIII и XIX в., то мы увидимъ, что, въ формальномъ отношен³и, онѣ далеко оставляютъ за собой даже пьесы Фонвизина и Грибоѣдова. И "Женитьба", и "Ревизоръ" - первыя русск³я реалистическ³я комед³и, почти свободныя отъ узъ псевдоклассическихъ правилъ {Въ обѣихъ пьесахъ соблюдено толъко единство времени: дѣйств³е пьесъ совершается въ одинъ день.}. Подобно тому, какъ Пушкинъ далъ въ "Борисѣ Годуновѣ" первый образецъ драмы въ "шекспировскомъ" вкусѣ,- Гоголь то же самое сдѣлалъ въ области русской комед³и. Онъ первый y насъ далъ въ обѣихъ своихъ комед³яхъ - пьесы безъ положительныхъ героевъ. Этимъ нарушалась та шаблонная симметр³я, которая соблюдается даже Фонвизинымъ и Грибоѣдовымъ; онъ обошелся безъ любовной интриги, которая въ пьесахъ его предшественниковъ обыкновенно связывала идеальнаго героя съ героиней. Онъ первый y насъ ввелъ массу въ дѣйств³е комед³и. Въ пьесахъ псевдоклассическихъ все вниман³е устремлялось, главнымъ образомъ, на одного героя и героиню,- остальныя немногочисленныя дѣйствующ³я лица оставались въ тѣни,- они нужны были только для того, чтобы подавать реплики главнымъ дѣйствующимъ лицамъ. У Гоголя всѣ дѣйствующ³я лица, существеннымъ образомъ, вовлечены въ дѣйств³е пьесы.

   По этому поводу Гоголь говоритъ въ "Театральномъ разъѣздѣ" слѣдующее: "Комед³я должна вязаться сама собой, всей своей массою, въ одинъ большой, общ³й узелъ. Завязка должна обнимать всѣ лица, a не одно или два, коснуться того, что волнуетъ, болѣе или менѣе, всѣхъ дѣйствующихъ лицъ. Тутъ - всяк³й герой; течен³е и ходъ пьесы производятъ потрясен³е всей машины".

   И, дѣйствительно, въ обѣихъ своихъ пьесахъ Гоголю удалось такъ завязать интригу, что въ развертываньи ея должня были принять участ³е мног³я дѣйствующ³я лица. Наконецъ, подобно Шекспиру и Пушкину, Гоголь въ своихъ пьесахъ далъ комед³и "характеровъ",- т. е. нарисовалъ живыхъ людей, со всѣми своеобразностями ихъ сложныхъ характеровъ. Псевдоклассики въ своихъ комед³яхъ, слѣдуя примѣру древнихъ комиковъ, выдвигали готовые "типы", дѣлая ихъ носителями опредѣленныхъ страстей {Напр. въ древней комед³и: "Хвастливый воинъ", "Паразитъ", "Матрона" и пр. въ псевдоклассической "Петиметръ", "Субретка", "Лицемѣръ", "Хвастунъ". Самое назван³е ролей, до сихъ поръ удержавшееся въ театрѣ ("первый любовникъ", "комическая старуха", "резонеръ", "ingênue", "благородный отецъ" и пр.) - наслѣд³е псевдоклассической эпохи.}.

   Но если, въ "формальномъ" отношен³и, обѣ комед³и Гоголя были "новымъ" и очень смѣлымъ словомъ, то, въ "идейномъ" отношен³и, даже "Ревизоръ" стоитъ гораздо ниже многихъ предшествующихъ русскихъ пьесъ. He только въ комед³яхъ Фонвизина, Грибоѣдова, но даже въ произведен³яхъ менѣе выдающихся,- напр. въ "Ябедѣ" Капниста, встрѣтимъ мы больше сознательнаго отношен³я къ русской жизни, больше смѣлости въ ея обличен³и, глубины и ширины въ ея пониман³и.

   Лучше всего выясвяются размѣры реформы, произведенной Гоголемъ въ области русской драматург³и изъ сравнен³я съ современными ему пьесами Хмельницкаго, кн. Шаховскаго, Загоскина и, особенно, Квитки-Основьяненко. Произведен³я ихъ - пустые фарсы, карикатурно разыгрывающ³е анекдоты изъ какой-то интернац³овальной жизни съ героями, типическ³я черты которыхъ давно всѣмъ извѣстны. Если въ этихъ комед³яхъ авторы брались за изображен³е русской жизни, они скользили, обыкновенно, по поверхности этой жизни, не заглядывая въ глубь ея.

   Изъ названныхъ драматурговъ особенное звачен³е для истор³и "Ревизора" имѣетъ Квитка-Основьяненко; среди его пьесъ есть одна, несомнѣнно, большое значен³е имѣвшая для "Ревизора". Эта пьеса называется: "Пр³ѣзж³й изъ столицы, или суматоха въ уѣздномъ городѣ",- пьеса, по содержан³ю своему, очень близкая къ "Ревизору".

   Самъ Гоголь говорилъ, что сюжетъ "Ревизора" уступленъ ему Пушкинымъ, который передалъ ему разсказъ о дѣйствительномъ случаѣ, имѣвшемъ мѣсто въ одномъ изъ русскихъ городовъ {Въ г. Устюжну пр³ѣхалъ какой-то авантаристъ, выдалъ себя ва ревизора и обобралъ чиновниковъ.}. Но содержан³е комед³и Квитки доказываетъ, что если y Пушкина Гоголь и позаимствовался "идеей", то мног³я детали онъ взялъ y Квитки, по своему разработавъ заимствованное. Содержан³е названной пьесы Квитки состоитъ въ слѣдующемъ.

   Городнич³й уѣзднаго города Трусилкинъ получаетъ извѣст³е, что черезъ городъ поѣдетъ одна важная особа. Всѣ въ городѣ и семья городничаго, и знакомые, и чиновники, встревожены этимъ извѣст³емъ, такъ какъ предполагаютъ въ ожидаемой "особѣ" - ревизора. Дамы городск³я, со своей женской точки зрѣн³я, интересуются будущимъ "гостемъ изъ столицы". Особенно взволнована сестра городничаго, старая дѣва сорока лѣтъ, и жена одного чиновника, разбитная и глупая дама, мать дочери-вертушки, Ейжени (по-русски "Евгаша"), получившей воспитан³е въ трехъ французскихъ панс³онахъ.

   Чиновники опасаются воображаемаго ревизора и, каждый по своему, толкуютъ объ его пр³ѣздѣ. Изъ чиновниковъ въ пьесѣ большую роль играютъ Спалкинъ, уѣздный судья, Печаталкинъ, почтовый экспедиторъ, и Ученосвѣтовъ, смотритель училищъ. Въ ожидан³и "ревизора", перетрусивш³й городнич³й принимаетъ рядъ экстренныхъ мѣръ: приказываетъ снять заборы на нижней улицѣ, положить доски тамъ, гдѣ проѣдетъ "особа", сажей подмазать на улицѣ фонари, и, наконец , чтобы не произошло пожара во время пребыван³я "ревизора", запечататъ печи въ домахъ y бѣдныхъ, и пр. Приставъ предлагаетъ набрать кое-кого и посадить въ острогъ, такъ какъ тамъ арестантовъ очень мало. Пр³ѣзжаетъ незначительный чиновникъ Пустолобовъ, который сознательно плутуетъ, выдавая себя за "особу",- на самомъ дѣлѣ, ему хочется жениться на богатой невѣстѣ, и онъ, пользуясь растерянностью городничаго и чиновниковъ, совершаетъ рядъ очень хитро и искусно-сочиненныхъ мошенничествъ, по ошибкѣ вѣнчается на старой дѣвѣ сестрѣ городначаго, но дальше заставы не уѣзжаетъ. Его обманъ раскрывается. Его задерживаютъ, отнимаютъ деньги. Комизмъ пьесы очень неглубокъ, и психолог³я дѣйствующихъ лицъ авторомъ слабо разработана. Кромѣ того, есть тутъ и неизбѣжный "идеальный любовникъ",- ма³оръ Миловъ и "добродѣтельная дѣвица" его любящая - племянница городничаго. Сличен³е этой пьесы съ "Ревизоромъ" доказываетъ, что Гоголь взялъ отсюда нѣкоторыхъ дѣйствующихъ лицъ, взялъ нѣсколько сценъ,- но все это разработалъ совершенно самостоятельно.

   Критика отнеслась къ "Ревизору" очень разнообразно: противъ комед³и высказаны были обвинен³я,- ей пропѣты были и дифирамбы. Булгаринъ разругалъ пьесу, назвавъ ее не комед³ей, a "фарсомъ", давъ автору совѣтъ "поучиться драматическому искусству", такъ какъ онъ не имѣетъ достаточныхъ для драматурга знан³й. Критикъ находилъ въ пьесѣ "много цинизма и грязныхъ двусмысленностей"; онъ говорилъ, что "Ревизоръ" - клевета на русскую жизнь: "Ревизоръ" производитъ непр³ятное впечатлѣн³е, говорилъ онъ,- не слышишь ни одного умнаго слова, не видишь ни одной благородной черты сердца человѣческаго. Еслибъ зло перемѣшано было съ добромъ, то, послѣ справедливаго негодован³я, сердце зрителя могло бы, по крайней мѣрѣ, освѣжиться, a въ Ревизорѣ нѣтъ пищи ни уму, ни сердцу, нѣтъ ни мыслей, ни ощущен³й!" Сенковск³й тоже назвалъ комед³ю Гоголя "непристойнымъ фарсомъ", въ которомъ нѣтъ идеи, нѣтъ нравовъ общества. Онъ говорилъ, что злоупотреблен³я бываютъ въ цѣломъ м³рѣ и изъ злоупотреблен³й нельзя писать комед³й, потому что это не нравы народа, не характеристика общества, но преступлен³я отдѣльныхъ лицъ. Упрекалъ Сенковск³й Гоголя и за отсутств³е любовной интриги.

   Оба эти отзыва раздались изъ "консервативной" журналистики,- оба критика стояли на старой псевдоклассической точкѣ зрѣн³я.

   Мног³е критики выступили въ защиту "Ревизора". Кн. Вяземск³й въ очень умной статьѣ превознесъ комед³ю Гоголя, поставилъ ее наряду съ "Недорослемъ" и "Горемъ отъ ума". Критикъ разбиваетъ старое псевдо-классическое дѣлен³е явлен³й природы на "низк³я", недопустимыя искусствомъ,- и "возвышенныя". "Для художника, говорилъ Вяземск³й, нѣтъ въ природѣ низкаго, a есть только истинное". Гоголя онъ превознесъ, какъ художника-реалиста. Защищаетъ онъ пьесу Гоголя и противъ тѣхъ критиковъ, которые нападали на нее за отсутств³е морали, отсутств³е положительныхъ типовъ. "Литература не для малолѣтнихъ", говорилъ онъ, и авторъ былъ правъ, что нарисовалъ лица въ томъ видѣ, съ тѣми оттѣнками свѣта и безобраз³ями, какими они представлялись его взору. Пусть безнравственны лица - нравственно само впечатлѣн³е, произведенное комед³ей - и въ этомъ ея общественный смыслъ. Но надо быть справедливымъ и не преувеличивать самой безнравственности героевъ комед³и. Зачѣмъ клепать на нихъ,- они болѣе смѣшны, нежели гнусны: въ нихъ болѣе невѣжества, необразованности, нежели порочности... Говорятъ, что въ комед³и Гоголя не видно ни одного умнаго человѣка; неправда. Уменъ авторъ. Говорить, что въ комед³и Гоголя не видно ни одного честнаго и благомыслящаго лица,- неправда - честное и благомыслящее лицо есть правнтельство, которое, силою закона поражая злоупотреблен³я, позволяетъ и таланту исправлять ихъ оруж³емъ насмѣшки". Съ большимъ сочувств³емъ отнесся къ комед³и журналъ Надеждина. Гоголя здѣсь похвалили за "умѣп³е схватывать черты характеровъ"; его превознесли за то, что пьеса его отличается "народностью": "театръ нашъ скоро воскреснетъ", говорилъ критикъ,-"скажемъ больше, что мы скоро будемъ имѣть нашъ нац³ональный театръ, который будетъ насъ угощать не насильственными кривляньями на чужой манеръ, не заемнымъ остроум³емъ, не уродливыми передѣлками, a художественнымъ представлен³емъ нашей общественной жизни". Критикъ указывалъ, что успѣхъ пьесы объясняется не только тѣмъ, что она "смѣшна",- "талантъ автора и современность произведен³я" - вотъ, по его словамъ, главныя причины успѣха. "Да, она смѣшна, продолжаетъ авторъ, такъ сказать,- снаружи; но внутри - это горе-гореваньеце, лыкомъ подпоясано, мочалами испутано".

   Въ 1840-омъ году отозвался о "Ревазорѣ" и Бѣлинск³й. Онъ оцѣнилъ пьесу съ эстетической точки зрѣн³я, признавъ, что строен³е, композиц³я пьесы образцовыя, что "Ревизоръ" - единственная русская комед³я, которая вполнѣ удовлетворяетъ требованьямъ художественности. Критикъ ставилъ Гоголя выше Мольера, "для котораго поэз³я никогда не была сама по себѣ цѣль, но средство исправлять общество осмѣян³емъ пороковъ". "Комед³я, говорилъ Бѣлинск³й, должна представлять собой особый, замкнутый въ самомъ себѣ м³ръ, т. е. должна имѣть единство дѣйств³я, выходящее не изъ внѣшней формы, но изъ идеи, лежащей въ ея основан³и".

   Всѣ эти "похвалы" и "обвинен³я", очевидно, не удовлетворяли Гоголя: онъ видѣлъ, что и хвалятъ его, и бранятъ мног³е потому, что не понимаютъ тѣхъ цѣлей, которыя преслѣдовалъ онъ самъ, сочиняя свое произведен³е. Желая выяснить истинный смыслъ его, Гоголь написалъ нѣсколько разъяснен³й "Ревизора": "Развязка Ревизора", "Дополнен³е къ "Развязкѣ Ревизора"", "Театральный разъѣздъ послѣ представлен³я новой комед³и" .

   Въ первомъ очеркѣ Гоголь постарался выяснить истинный смыслъ комед³и, раскрывъ ту аллегор³ю, которую она, якобы, собою представляетъ. Выше (стр. 131) было пересказано это толкован³е и отмѣчена была его искусственность, даже фальшь, дѣлающая мнѣн³е Гоголя объ его пьесѣ для насъ необязательнымъ. Въ "Театральномъ разъѣздѣ" Гоголь отвѣчаетъ своимъ критикамъ, разбирая ихъ обвинен³я, отчасти похвалы. Мы видѣли уже, что обвинен³я противъ пьесы сводились къ слѣдующему: 1) пьеса не комед³я, a фарсъ; 2) построева она не по правиламъ: нѣтъ завязки и развязки, 3) нѣтъ добродѣтельныхъ героевъ. 4) комед³я есть насмѣшка надъ Росс³ей,- она опасна въ политическомъ отношен³и, такъ какъ она подрываетъ "основы" русской жизни. Эти обвинен³я высказываются зрителями, которые, спускаясь послѣ окончан³я представлен³я по театральной лѣстницѣ, дѣлятся впечатлѣн³ями, вынесенными изъ театра. На всѣ обвинен³я, тутъ же изъ толпы слышатся и отвѣты, оправдывающ³е автора и его произведен³е. Одинъ изъ зрителей говоритъ о правильности построен³я пьесы, о великомъ общественномъ значен³и серьезнаго комическаго сочинен³я. Другой зритель опровергаетъ мнѣн³е, будто комед³я опасна въ политическомъ отношен³и, ссылаясь на слова одного мужичка, сказавшаго по поводу комед³и: "небось прытки были воеводы, a всѣ поблѣднѣли - какъ пришла царская расправа". Изъ этого восклицан³я онъ выводитъ заключен³е, что "основъ" государственной жизни пьеса незатрагиваетъ,- теряется уважен³е только къ порочнымъ слугамъ государства. Тотъ же зритель говоритъ о великомъ нравственномъ значен³и комед³и, приглашая слушателей внимательнѣе заглянуть въ свои сердца,- поискать тамъ тѣхъ чувствъ и мыслей, которыя высмѣяны авторомъ въ его комед³и. Въ концѣ концовъ, въ уста "автора" Гоголь влагаетъ свои мысли о великомъ очищающемъ значен³и "смѣха". Онъ указываетъ, какая громадная духовная сила сокрыта въ смѣхѣ - его боятся всѣ,- даже тѣ, "кто уже ничего не боится на свѣтѣ". Серьезный смѣхъ не есть пустозвонство. "Онъ углубляетъ предметъ, заставляетъ выступить ярко то, что проскользнуло бы, безъ проницающей силы, котораго мелочь и пустота жизви не испугали бы такъ человѣка; ничтожное и презрѣнное, мимо чего человѣкъ проходитъ равнодушво всяк³й денъ" - проясняется и дѣлается понятнымъ, благодаря указан³ю писателя-юмориста. Его и задача поэтому сводится къ тому, чтобы поучать отрицательныии образами, подчеркивая и отдавая на смѣхъ безобраз³е зла. Осмѣивая зло, онъ, тѣмъ самымъ, возвышаетъ идеалъ добра. Вотъ почему юмористъ- не гаеръ, не балаганный шутъ-зубоскалъ, a врачъ, который врачуетъ человѣческ³е недуги, скорбя въ то же время надъ падшимъ человѣкомъ. "Въ глубинѣ холоднаго смѣха, говоритъ "авторъ", могугъ отыскаться горяч³я искры вѣчной, могучей любви, и кто льетъ часто душевныя, глубок³я слезы,- тотъ, кажется, болѣе всѣхъ смѣется на свѣтѣ".

   Комед³я "Ревизоръ" имѣетъ большое значен³е не только художественное и общественное (вопреки желан³ю автора), но и "историко-литературное". Гоголь, благодаря своимъ комед³ямъ, сталъ во главѣ новой школы драматурговъ-реалистовъ, которые навсегда освободились отъ узъ псевдоклассицизма и взялись за правдивое изображен³е русской жизни. Гоголь создалъ "нац³ональный" русск³й театръ и, подъ его вл³ян³емъ, создалась цѣлая школа писателей, среди которыхъ самое видное мѣсто занимаетъ Островск³й. Какъ въ "Женитьбѣ", такъ и въ "Ревизорѣ" Гоголь далъ нѣсколько удачныхъ портретовъ изъ русской дѣйствительности,- и въ произведен³яхъ Гончарова, Тургенева. Островскаго, Потѣхина, Сухово-Кобылина и мн. др. мы встрѣтимъ не разъ развит³е, усложнен³е тѣхъ русскихъ образовъ, которые впервые найдены и художественно отмѣчены еще Гоголемъ.

   Изъ повѣстей Гоголя послѣдняго пер³ода, написанныхъ въ Итал³и, особенно цѣнны двѣ: "Шинель" и "Мертвыя Души".

   Основная идея повѣсти "Шинель" очепь возвышенна. Положительно можно сказать, что это маленькое произведен³е, по глубинѣ идеи, стоитъ выше всего написаннаго Гоголемъ. Въ этой повѣсти онъ не изобличаетъ никого,- онъ выступаетъ съ евангельской проповѣдью любви къ ближнимъ; онъ въ образѣ героя рисуетъ "нищаго духомъ", человѣка "маленькаго", "ничтожнаго", малозамѣтнаго и утверждаетъ, что это существо достойно и человѣческой любви и даже уважен³я. Трудно было доказать такую "смѣлую" идею въ то время, когда средняя публика находилась еще подъ вл³ян³емъ эффектныхъ героевъ Марлинскаго и его подражателей,- и тѣмъ болѣе чести Гоголю, что онъ рѣшился сказать свое слово въ защиту героя "униженнаго и оскорбленнаго", не побоявшись даже поставить его на пьедесталъ.

   Акак³й Акак³евичъ Башмачкинъ - маленьк³й чиновникъ, обиженный судьбою и людьми, не надѣленный никакими способностями, кромѣ умѣн³я красиво переписывать бумаги, представленъ человѣкомъ, который не только добросовѣстно, но даже съ любовью занимается своимъ дѣломъ. Это дѣло, переписыванье бумагъ,- весь смыслъ и единственная радость его одинокой, полуголодной жизни,- ни о чемъ другомъ онъ не мечтаетъ, ни къ чему не стремится и ни на что другое онъ не способенъ. Когда ему, въ видѣ повышен³я, дали самостоятельную работу, онъ оказался не въ состоян³и ея исполнить и просилъ оставить его при перепискѣ. Это сознан³е своего духовнаго безсил³я подкупаетъ зрителя, располагаетъ его сразу въ пользу скромнаго Башмачкина.

   Но Гоголь въ своей повѣсти требуетъ уважен³я къ этому человѣку, которому, говоря словами евангельской притчи, былъ данъ "одинъ талантъ", и этотъ "талантъ" не былъ имъ зарытъ въ землю. Башмачкинъ, по мнѣн³ю Гоголя, стоитъ выше даровитыхъ чиновниковъ, занимающихъ видныя мѣста, но небрежно отправляющихъ свои обязанности.

   Но не только уважен³я къ Башмачкину, какъ къ скромному и честному работнику, требуетъ Гоголь въ своей повѣсти,- онъ требуетъ любви къ нему, какъ къ "человѣку". Въ этомъ высокая моральная идея произведен³я.

   He надѣясь на то, что современные читатели въ состоян³и будутъ сами разобраться въ этомъ произведен³и и понять "идею" его, Гоголь самъ раскрываетъ ее, изображая состоян³е души одного чуткаго юноши, который понялъ благодаря встрѣчѣ съ Башмачкинымъ великое чувство христ³анской любви къ ближнимъ. Эгоистическая и легкомысленная молодежь, въ чиновничьихъ вицъ-мундирахъ, любила потѣшаться надъ смѣшнымъ и безотвѣтнымъ старикомъ,- онъ покорно все переносилъ, лишь изрѣдка жалкшхъ голосомъ повторяя: "Оставьте меня! Зачѣмъ вы меня обижаете?" И Гоголь продолжаетъ:

   "И что-то страниое заключалось въ словахъ и голосѣ, съ какимъ они были произнесены. Въ немъ слышалось что-то такое, прекловяющее на жалость, что одинъ молодой человѣкъ, который, по примѣру другихъ, позволилъ-было себѣ посмѣяться надъ нимъ, вдругъ остановился, какъ будто пронзенвый, и съ тѣхъ поръ, какъ будто, все перемѣнилось передъ нимъ и показалось въ другомъ видѣ. Какая-то неестественная сила оттолкнула его отъ товарищей, съ которыми онъ познакомился, принявъ ихъ за приличныхъ, свѣтскихъ людей. И долго потомъ, среди самыхъ веселыхъ минутъ, представлялся ему низеньк³й чиновникъ, съ лысиною на лбу, съ своими проникающими словами: "Оставьте меая! Зачѣмъ вы меня обижаете?" И въ этихъ проникающихъ словахъ звенѣли друг³я слова: "Я - братъ твой!" И закрывалъ себя рукою бѣдный молодой человѣкъ и много разъ содрогался онъ потомъ на вѣку своемъ, видя, какъ много въ человѣкѣ безчеловѣчья, какъ много скрыто свирѣпой грубости въ утонченной, образованной свѣтскости - и, Боже! даже въ томъ человѣкѣ, котораго свѣтъ признаетъ благороднымъ и честнымъ!"

   Башмачкинъ жилъ незамѣтнымь и умеръ такимъ же невѣдомымъ, забытымъ... Его жизнь не обильна впечатлѣн³ями, вотъ почему самыми крупными событ³ями въ ней было ужаснувшее его сознан³е, что надо купить новую шинель, радостныя мечты объ этой шинели, восторгъ его, когда шигель была y гего на плечахъ, и, наконецъ, мученья его, когда эта шинель была y него украдена и когда найти ее оказалось невозможнымъ... Всѣ эти разнообразныя чувства, связанныя съ шинелью, ураганомъ ворвались въ его существован³е и смяли его въ короткое время. Башмачкинъ умеръ отъ такой же ничтожной причины, какъ старосвѣтск³е помѣщики, и произошло это по той же причинѣ: слишкомъ безсодержательна была его жизнь, и оттого до гигантскихъ размѣровъ выростала въ этой пустой жизни всякая случайность. Что для другого человѣка, живущаго полной жизнью было бы непр³ятнымъ, но побочнымъ обстоятельствомъ, то для Башмачкина сдѣлалось единственнымъ содержан³емъ жизни.

   Въ художественномъ отношен³и, произведен³е это стоитъ очень высоко. Авторъ задалъ себѣ трудную задачу,- окружить сочувств³емъ читателя ничтожный и смѣшной образъ Башмачкина, не впадая въ карикатурность и слащавую сентиментальность. Какъ тонко и трогательно изобразилъ Гоголь маленькую, "муравьиную" душу своего героя, видно, хотя бы, изъ разсказа о тѣхъ мысляхъ и пувствахъ, которыя овладѣли имъ, когда онъ примирился, наконецъ, съ мыслью о необходимости купить новую шинель. У него ге хватало сорока рублей-

   "Акак³й Акак³евячъ думалъ-думалъ и рѣшилъ, что нужво будетъ уменьшить обыкновенныя издержки, хотя бы, по крайней мѣрѣ, въ продолжен³е одного года: изгнать употреблег³е чая по вечерамъ и не зажягать по вечерамъ свѣчи, а, если что понадобится дѣлать, идти въ комнату къ хозяйкѣ и работать при ея свѣчкѣ; ходя по улицамъ, ступать, какъ можно легче и осторожнѣе по камнямъ и плитамъ почти на цыпочкахъ, чтобы, такимъ образомъ, не истереть скоровременно подметокъ; какъ можно рѣже отдавать прачкѣ мыть бѣлье, a чтобы не занашивалось, то всяк³й разъ, приходя домой, скидать его и оставаться въ одвомъ только демикотоновомъ халатѣ,- очень давнемъ и щадимомъ даже самимъ временемъ.

   Надобно сказать правду, что сначала ему было нѣсколько трудно привыкать къ такимъ ограничев³ямъ, но потомъ какъ-то привыклось и пошло на ладъ,- даже онъ совершенно пр³учился голодать по вечерамъ; но зато онъ питался духовно, нося въ мысляхъ своихъ вѣчную идею будущей щинели. Съ этихъ поръ, какъ будто, самое существован³е его сдѣлалось какъ-то полнѣе, какъ будто онъ женился, какъ будто какой-то другой человѣкъ присутствовалъ съ нимъ,- какъ будто, онъ быль не одинъ, a какая-то пр³ятная подруга жизни согласилась съ нимъ проходить вмѣстѣ жтзненную дорогу,- и подруга эта была не кто другая, какъ та же шинель, на толстой ватѣ, на крѣпкой подкладкѣ безъ износу... Онъ сдѣлался какъ-то живѣе, даже тверже характеромъ, какъ человѣкъ, который уже опредѣлилъ и поставилъ себѣ цѣль. Съ лица и съ поступковъ его исчезло само собою сомнѣн³е, нерѣшительность, словомъ - всѣ колеблющ³яся и неопредѣленныя черты... Огонь порой показывался въ глазахъ его, въ головѣ даже мелькали самыя дерзк³я и отважныя мысли: "не положить ли, точно, куницу на воротникъ!"

   Такъ, балансируя между насмѣшкой и сожалѣн³емъ, смѣхомъ и слезами, Гоголь тонко рисуетъ этотъ образъ, въ которомъ заразъ мы чувствуемъ сатиру и элег³ю.

   Изъ приведеннаго обрывка мы узнаемъ о томъ, что маленьк³й ничтожный Акак³й Акак³евичъ былъ надѣленъ такой силой воли, которой, быть можетъ, не сыскать y многихъ людей съ характеромъ. Изъ этого же обрывка мы узнаемъ, что существо человѣка, даже стоящаго на самой низкой ступени умственнаго развит³я, доступно стремлен³ямъ къ "идеалу". Этимъ идеаломъ въ жнзви Башмачкина была хорошая ватная шинель. Мечта о шинели освѣтила его жизнь, показала ему цѣль въ жизни - накопить денегъ для ея покупки. Эта мечта даже облагородила его, поднявъ его въ собственныхъ глазахъ...

   Кромѣ Башмачкина, Гоголь вывелъ въ этой повѣсти чиновниковъ, находящихся на различныхъ ступеняхъ чиновничьей ³ерарх³и. Легкомысленные молодые чиновники, между которыми есть и богачи, и знатные - это толпа, въ которой авторъ воплотилъ тотъ эгоизмъ, ту "свирѣпую грубость", которой, по его словамъ, онъ много видѣлъ въ самой утонченной, образованной свѣтскости. Въ "значительномъ лицѣ" повѣсти Гоголь вывелъ человѣка добродушнаго, но тщеславнаго и пустого; генеральск³й чинъ ему вскружилъ голову,- къ своимъ подчиненнымъ и вообще людямъ, ниже его стоящимъ по службѣ, онъ считаетъ необходимымъ отпоситься "строго, распекать ихъ при всякомъ удобномъ и неудобномъ случаѣ". И вотъ, человѣкъ добрый въ душѣ, одурманенный тщеслав³емъ, онъ совершаетъ поступки, въ которыхъ тоже оказывается много самой "свирѣпой грубости". "Человѣческ³я", гуманныя отношен³я къ людямъ вычеркнуты изъ программы его дѣйств³й,- онъ не желаетъ уеижать свое зван³е внимательнымъ отношен³емъ къ людямъ, низшимъ по своему положен³ю!

   Литературная истор³я повѣсти выяснена историками литературы. Въ основѣ ея лежитъ дѣйствительный случай, происшедш³й съ однимъ маленькимъ чиновникомъ, который долго копилъ деньги, чтобы купить ружье. Добившись, наконецъ, того, чего желалъ, онъ отправился на охоту и нечаянно уронилъ ружье въ рѣку и не могъ его достать. Съ горя онъ чуть не умеръ и спасли его товарищи, въ складчину купивш³е ему новое ружье. Но, кромѣ этого случая, давшаго для повѣсти сюжетъ, нельзя не отмѣтить и то обстоятельство, что повѣсть Гоголя органически связана съ русскимъ романомъ XVIII и начала XIX в.

   Среди произведен³й Чулкова мы указали уже выше на повѣсть "Горькая участь", въ которой выведенъ чиновникъ - прообразъ Башмачкина. To же ничтожное мелкое существован³е героя, то же сочувственное, гуманное отношен³е къ нему автора. Сентиментализмъ принесъ съ собой проповѣдь любви къ людямъ "малымъ",- и, вотъ, Карамзинъ сдѣлалъ, въ своей "Бѣдной Лизѣ" великое открыт³е: "и крестьянки чувствовать умѣютъ"; за его "Флоромъ Силинымъ, добродѣтельнымъ крестьяниномъ", въ нашей литературѣ излюбленными сдѣлались образы разныхъ маленькихъ людей, въ сердцахъ которыхъ авторы раскрывали высок³я чувства любви къ людямъ, къ родинѣ, къ своему долгу. Пушкинъ въ Машѣ Мироновой и ея родителяхъ раскрылъ въ сердцахъ простоватыхъ русскихъ людей цѣлый м³ръ возвышенныхъ чувствъ. Словомъ, это гуманное, благородное вниман³е къ тѣмъ людямъ, мимо которыхъ равнодушно проходитъ толпа, сдѣлалось традиц³ей русской литературы, и повѣсть Гоголя поэтому органически связана со всей предшествующей литературой. Гоголь сказалъ "новое слово" въ этой повѣсти только въ томъ отношен³и, что онъ въ "смѣшномъ", "жалкомъ" нашелъ возвышенное и сумѣлъ свою идею воплотить такъ художественно, какъ это не удалось его предшественнику въ XVIII в. - Чулкову.

   Повѣсть Гоголя имѣетъ большое значен³е и для послѣдующей русской литературы. "Мы всѣ явились изъ-подъ "Шинели" Гоголя!" сказалъ Достоевск³й - и, дѣйствительно, мног³я повѣсти его,- повѣсти, самыя гуманныя по настроен³ю, отзываются вл³ян³емъ Гоголя. Всѣ первыя произведен³я Достоевскаго ("Бѣдные люди", "Униженные и оскорбленные"),- все это развит³е гуманныхъ идей Гоголя, воплощенныхъ въ его "Шинели". Иностранная критика отмѣчаетъ, что одной изъ самыхъ характерныхъ чертъ русской литературы надо признать тенденц³ю проповѣдывать сострадан³е къ падшему брату, или вообще къ несчастному, обиженному судьбой и людьми. Дѣйствительно, это наша литературная традиц³я, и въ истор³и ея укрѣплен³я и развит³я самое видное мѣсто занимаетъ Гоголь, съ его трогательною повѣстью "Шинель".

   Опредѣлить основную идею поэмы "Мертвыя Души" не совсѣмъ просто. Объясняется это, прежде всего, тѣмъ, что мы имѣемъ лишь небольшую часть этого произведен³я,- лишь первую часть, да отдѣльные разрозненные куски второй. Такимъ образомъ, судить обо всемъ произведен³и мы не имѣемъ возможности. A затѣмъ положен³е критика затрудняется тѣмъ, что въ его распоряжен³и есть толкован³я, которыя далъ своему произведен³ю самъ авторъ, и обѣщан³я, которыя онъ хотѣлъ выполнить при окончан³и поэмы, но не успѣлъ. По собственному признан³ю Гоголя, онъ самъ сначала писалъ безъ всякихъ серьезныхъ цѣлей. Пушкинъ далъ ему сюжетъ, благодарный для его таланта; Гоголь увлекся комизмомъ тѣхъ положен³й, которыя легко вплетались въ этотъ сюжетъ,- и сталъ писать "карикатуру," "не опредѣливши себѣ обстоятельнаго плана, не давши себѣ отчета, что такое долженъ быть самъ герой. Я думалъ просто, говоритъ Гоголь, что смѣшной проектъ, исполнен³емъ котораго занятъ Чичиковъ, наведетъ меня на разнообразныя лица и характеры". Это свободное, чисто-художественное творчество и помогло Гоголю создать лучш³я страницы первой части - тѣ страницы, которыя вызвали y Пушкина восклицан³е: "Господи! какъ грустна Русь". Восклицан³е это поразило Гоголя - онъ увидалъ, что изъ "шалости" его пера, изъ его шутливаго, несерьезнаго, произведен³я можетъ выйти нѣчто крупное. И вотъ, поощренный Пушкинымъ, онъ задушалъ въ своемъ произведен³и показать "съ одного боку Росс³ю", т. е. полнѣе, чѣмъ въ "Ревизорѣ" {Тамъ представленъ былъ, по мнѣн³ю Гоголя, "уголокъ" Росс³и,- здѣсь вся Росс³я, хотя и "съ одного бока".}, изобразить отрицательныя стороны русской жизни.

   Чѣмъ болѣе углублялся Гоголь въ свое произведен³е,- тѣмъ слабѣе дѣлалось вл³ян³е Пушкина; чѣмъ самостоятельнѣе дѣлалось отношен³е Гоголя къ его работѣ,- тѣмъ сложвѣе, искусственнѣе, тенденц³ознѣе дѣлались его замыслы. Прежде всего, онъ задумалъ расширить предѣлы изображаемаго,- захотѣлъ показать Росс³ю ужъ не "съ одного бока", a всю цѣликомъ - зло и добро, въ ея жизни заключенное; потомъ онъ сталъ думать о "планѣ" для своего уже начатаго произведен³я,- онъ задавалъ себѣ "тревожные вопросы о "цѣли" и "смыслѣ" своего труда. И тогда поэма, въ его воображен³и, разрослась въ три части. Вѣроятно, позднѣе онъ усмотрѣлъ въ ней тотъ аллегорическ³й смыслъ, о которомъ было уже сказано выше {См. стр. 131.}. Три части "Мертвыхъ Душъ" должны были, въ законченномъ видѣ, соотвѣтствовать тремъ частямъ дантовской "Божественной Комед³и": первая часть, посвященная изображен³ю только зла - должна была соотвѣтствовать "Аду"; вторая часть, гдѣ зло не было такъ отвратительно, гдѣ начинается просвѣтъ въ душѣ героя, гдѣ выводятся уже нѣкоторые положительные типы - отвѣчала бы "Чистилищу",- и, наконецъ, въ заключительной третьей части, Гоголь хотѣлъ представить въ апоѳеозѣ все то добро, которое заключалось въ душѣ "русскаго человѣка",- эта часть должна была соотвѣтствовать "Раю". Такимъ образомъ, явилось то искусственное громоздкое настроен³е, та хитрая систематизац³я матер³ала, съ которымъ не справился Гоголь.

   Но, кромѣ этой задуманности композиц³и, еще моральная тенденц³я помѣшала Гоголю свободно творить. Все выраставш³я заботы о своемъ "душевномъ дѣлѣ", объ очищен³и своего сердца, пагубнымъ образомъ отразились на его творчествѣ. И вотъ, его поэма понемногу обратилась въ какую-то "сточную трубу", куда онъ сливалъ свои воображаемые и дѣйствительные "пороки" {Вѣроятно, это сильнѣе всего замѣчалось въ сожженной части "Мертвыхъ Душъ", о которой самъ Гоголь говорилъ, какъ о неудачной вещи.}. "Герои мои потому близки душѣ, говоритъ онъ, что они изъ души,- всѣ мои послѣдн³я сочинен³я - истор³я моей собственной души". Онъ самъ сознавался, что, когда въ немъ усиливалось желан³е избавиться отъ разныхъ душевныхъ пороковъ, онъ "сталъ надѣлять своихъ героевъ, сверхъ ихъ собственныхъ "гадостей" - своими собственными. И, по его словамъ, это помогло ему самому сдѣлаться лучше...

   Итакъ, самъ Гоголь даетъ намъ три толкован³я своей поэмы - 1) начало ея (первая часть) - безхитростное изображен³е своеобразныхъ лицъ и характеровъ, взятыхъ изъ русской жизни. Характерная черта, объединяющая почти всѣхъ героевъ первой части - безотрадная пошлость, полная безсознательность жизни, непониман³е ея цѣлей и смысла: съ "этого боку" представилъ онъ "русское общество", 2) это произведен³е должно было охватить всю Росс³ю,- все зло и добро, въ ней заключенное. Въ такомъ широкомъ толкован³и русской дѣйствительности видѣлъ Гоголь "службу" передъ родиной - и 3) произведен³е это должно было служить ему лично, въ дѣлѣ его духовнаго самосовершенствован³я. На себя онъ смотрѣлъ, какъ на "моралиста", который не только укажетъ согражданамъ на то зло, которое вносятъ въ жизнь отдѣльные порочные дѣятели, но нарисуетъ и тѣ идеалы, которые спасутъ родину.

   Нетрудно понять, что для читателя "Мертвыхъ Душъ" необязательно это толкован³е: онъ имѣетъ передъ глазами только первую часть шэмы, въ которой мелькаютъ лишь случайныя обѣщан³я на то, что въ будущемъ разсказъ приметъ иной характеръ,- до личнаго "душевнаго дѣла" писателя читателю нѣтъ дѣла. Поэтому приходилось судить произведен³е, оставивъ замыслы автора, не копаясь въ его душѣ. И вотъ, современная и послѣдующая критика, вопреки Гоголю, опредѣлила сама идею произведен³я. Какъ раньше въ "Ревизорѣ", такъ и въ "Мертвыхъ Душахъ" усмотрѣно было желан³е автора указать на безобраз³е русской жизни, которое, съ одной стороны, зависѣло отъ крѣпостного права, съ другой стороны,- отъ системы управлен³я Росс³ей. Такимъ образомъ, "идея" "Мертвыхъ Душъ" большинствомъ была признана обличительной, авторъ - причисленъ къ благороднымъ сатирикамъ, смѣло бичующимъ зло современной дѣйствительности. Словомъ, произошло то же, что раньше было съ "Ревизоромъ": 1) желан³е автора было одно, a результаты его творчества привели къ выводамъ, которыхъ онъ совсѣмъ не желалъ, не ожидалъ... 2) какъ относительно "Ревизора", такъ и относительно "Мертвыхъ Душъ" намъ приходится устанавливать идею произведен³я, обходясь не только безъ помощи автора, но даже вопреки его желан³ямъ: мы должны видѣть въ этомъ произведен³и картину отрицательныхъ сторонъ русской жизни, и въ этой картинѣ, въ ея освѣщен³и, усмотрѣть велик³й общественный смыслъ произведен³я.

   Центральную фигуру въ "поэмѣ" представдяетъ собою Чичиковъ. Гоголь особенно обстоятельно очертилъ этотъ образъ, который, какъ говорятъ, долженъ былъ занимать видную роль во всѣхъ трехъ частяхъ "Мертвыхъ душъ". Обрисовывая своихъ героевъ, Гоголь почти всегда даетъ намъ, болѣе или менѣе, обстоятельную истор³ю ихъ душъ {Истор³я Плюшкина, Тентетникова, истор³я жизни русскихъ мужиковъ (см. чтен³е Чичиковымъ списка именъ купленныхъ имъ крестьянъ). Въ уста Муразова онъ вкладываетъ объяснен³е, почему интересна истор³я человѣка. Строгому генералъ-губернатору Муразовъ говопритъ: "...Если не примешь во вниман³е и прежнюю жизнь человѣка, если не разспросишь обо всемъ хладнокровно, a накричишь съ перваго раза, напугаешь только его,- да и признан³я настоящаго не добьешься; a какъ съ участ³емъ его разспросишь, какъ братъ брата,- самъ-съ все и выскажетъ... Затруднительны положенья человѣка, ваше с³ятельство, очень, очень затруднительны. Бываегь такъ, что кажется кругомъ виноватъ человѣкъ... a какъ войдешь,- даже и не онъ... Такое гуманное отношен³е къ каждому человѣку рекомендуетъ Гоголь въ письмѣ къ "занимающему важное мѣсто" ("Выбранныя Мѣста"). Отсутств³е этого гуманнаго вниман³я осудилъ онъ въ "Шинели'' - въ той сценѣ, когда "значительное лицо" накричало на Башмачкина.}. Эта истор³я, въ его глазахъ, много объясняетъ въ характерѣ героя, ко многому заставляетъ относиться снисходительнѣе {"Какъ же не защищать челов³ка, когда знаю, что онъ половину золъ дѣлаетъ отъ грубости и невѣдѣн³я?" ("Мертв. Души", слова Муразова).}. Вотъ почему обстоятельно разсказываетъ онъ о дѣтствѣ и воспитан³и своего героя. Безпросвѣтно, безотрадно было это дѣтство: бѣдность, отсутств³е любви и ласки, безнравственность черстваго, нелюбящаго отца, грязь внѣшняя и внутренняя,- вотъ, та обстановка, въ которой онъ выросъ, никѣмъ не любимый, никому не нужяый. Но судьба надѣлила его желѣзной энерг³ей и стремлен³емъ устроить свою жизнь "порядочнѣе", чѣмъ отецъ-неудачникъ, нечистоплотный и въ нравственномъ, и въ физическомъ смыслѣ. Эта "неудовлетворенность дѣйствительностью" окрылила энерг³ю маленькаго Чичикова. Изъ раннихъ столкновен³й съ нищетой и голодомъ, изъ жалобъ отца на безденежье, изъ наставлен³я его: "копить деньгу", такъ какъ только на одну "деньгу" въ жизни и можно положиться,- вынесъ мальчикъ убѣжден³е, что деньги - основа земного счастья. Оттого благополуч³ями жизни стало представляться ему то, что можно достать деньгами - сытая, роскошная жизнь, комфортъ... Так³е идеалы стали рисоваться ему... И вотъ онъ началъ "изобрѣтать" и "пр³обрѣтать": грошъ за грошемъ копилъ онъ деньги, изворачиваясь всячески въ обществѣ товарищей, обнаруживая настойчивость необыкновенную. Еще въ школѣ сталъ онъ "дѣлать карьеру", поддѣлываясь подъ вкусы учителя. Еще на школьной скамьѣ развилъ онъ въ себѣ талантъ всматриваться въ человѣческ³я слабости, умѣло играть на нихъ, медленно, упорно созидав свою муравьиную работу. Умѣн³е подладиться подъ человѣка помогло ему на службѣ, но оно же развило въ немъ стремлен³е разбирать "нужныхъ" людей отъ "ненужныхъ". Вотъ почему холодно отнесся онъ къ печальной участи своего бывшаго учителя, вотъ почему онъ никакихъ чувствъ благодарности не питалъ къ старому откупщику, который помогъ ему получить мѣсто. Чувство благодарности убыточно -оно требуетъ "отъ чего-то" отказаться, "чѣмъ-то" поступиться, a это не входило въ расчеты "пр³обрѣтателя"-Чичикова. Деньги, какъ единственная и главная цѣль жизни,- цѣль нечистая, и пути къ ней нечисты, и Чичиковъ пошелъ къ этой цѣли дорогой мошенничествъ и обмановъ, не падая духомъ, борясь съ неудачами... Между тѣмъ, выйдя на широк³й просторъ жизни, онъ расширилъ и углубилъ свой идеалъ. Картина сытой, роскошной жизни смѣнилась другой, - онъ сталъ мечтать о спокойной, чистой семейной жизни, въ обществѣ жены и дѣтей. Тепло, уютно и чисто было ему, когда онъ отдавался этой мечтѣ. Въ домѣ было полное довольство; онъ - примѣрный мужъ, уважаемый отецъ и почтенный гражданинъ родной земли. Ему казалось, что когда сбудутся его мечты, онъ забудетъ все прошлое,- свое грязное, безотрадное и голодное дѣтство и тернистую дорогу, обозначенную мошенничествами и плутовствомъ. Ему казалось, онъ броситъ тогда плутовство, "исправится" и оставитъ "честное имя" своимъ дѣтямъ. И вотъ, раньше, плутуя, онъ оправдывалъ себя сознан³емъ, что "всѣ такъ дѣлаютъ", теперь прибавилось новое оправдан³е: "цѣль оправдываетъ средства".

   Чище сдѣлались его идеалы, но пути къ нимъ оставались грязными, и Чичиковъ грязнился все больше и больше. И, въ концѣ концовъ, ему самоиу пришлось сознаться, что "плутоватость" сдѣлалась его привычкой, его второй натурой: "нѣтъ больше отвращен³я отъ порока!" - жаловался онъ Муразову - "огрубѣла натура; нѣтъ любви къ добру, нѣтъ такой охоты подвизаться для добра, какова есть для получен³я имущества!" Нѣсколько разъ удавалось Чичикову воздвигнуть шаткое здан³е своего благополуч³я на мошенническихъ продѣлкахъ всякаго рода; нѣсколько разъ былъ онъ близокъ къ осуществлен³ю своихъ идеаловъ,- и всяк³й разъ все рушилось, приходилось все строить сначала.

   Онъ отличается необыкновенной силой воли. "Назначен³е ваше - быть великимъ человѣкомъ",- говоритъ ему Муразовъ, упрекая его за то, что вели