Сиповский Василий Васильевич - История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

ь изображать только эффектное. Обвинен³е любопытное въ устахъ Гоголя, который въ эту пору еще самъ не отдѣлался отъ указанной имъ романтической слабости. Онъ защищаетъ Пушкина отъ нападен³я критики, которая привыкла восхищаться его романтическими поэмами изъ кавказской и крымской жизни - и не поняла той "поэз³и дѣйствительности", съ которою велик³й поэтъ выступилъ въ "Онѣгинѣ", "Годуновѣ"... "Масса народа,- писалъ по этому поводу Гоголь,- похожа на женщину, приказывающую художнику нарисовать съ себя совершенно похож³й портретъ; но горе ему, если онъ не сумѣлъ скрыть всѣхъ ея недостатковъ! Никто не станетъ спорить, что дик³й горецъ, въ своемъ воинственномъ костюмѣ, вольный, какъ воля, гораздо ярче какого-нибудь засѣдателя, и, несмотря на то, что онъ зарѣзалъ своего врага, притаясь въ ущельѣ, или выжегъ цѣлую деревню, однако же онъ болѣе поражаетъ, сильнѣе возбуждаетъ въ насъ участ³е, нежели нашъ судья, въ истертомъ фракѣ, запачканномъ табакомъ, который невиннымъ образомъ, посредствомъ справокъ и выправокъ, пустилъ по м³ру множество крѣпостныхъ и свободныхъ душъ. Но и тотъ, и другой, они оба - явлен³я, принадлежащ³я къ нашему м³ру: они оба должны имѣть право на наше вниман³е".

   Изъ этихъ знаменательныхъ словъ видно, что пока Гоголь, защищая Пушкина-реалиста, призналъ равноправ³е за обоими художественными направлен³ями,-недалеко было уже то время, когда онъ, вслѣдъ за Пушкинымъ, цѣликомъ перейдетъ на сторону реализма.

   Къ "беллетристическимъ" статьямъ, вошедшимъ въ составъ "Арабесокъ", принадлежатъ три: "Портретъ" (въ первой редакц³и), "Невск³й проспектъ" и "Записки сумасшедшаго". Изъ перечисленныхъ первыя двѣ повѣсти тенденц³озны; онѣ представляютъ собою конкретное изложен³е взглядовъ Гоголя на жизнь и психическ³й м³ръ художника {Гоголь по пр³ѣздѣ своемъ въ Петербургъ сблизился съ нѣкоторыми художниками; впослѣдств³и въ Римѣ онъ постоянно вращался въ кругу художниковъ; онъ любилъ музыку, изучалъ истор³ю искусствъ, много работалъ надъ развит³емъ своего эстетическаго вкуса. Изъ этихъ интересовъ его къ искусствамъ и развились его теоретическ³е взгляды на искусство.}.

   Исходя изъ своего возвышеннаго взгляда на значен³е поэта-художника {Взглядъ, быть можетъ, развивш³йся y Гоголя подъ вл³ян³емъ философ³и Шеллинга, хотя не сохранилось никакихъ доказательствъ знакомства Гоголя непосредственно съ учен³емъ этого философа.}, полагая, что "всяк³й ген³й - благословен³е Бож³е человѣчеству", онъ естественно интересовался тѣмъ, как³я обязанности ждутъ "ген³я" на землѣ, как³я радости и печали встрѣтитъ онъ въ обществѣ простыхъ людей. Въ 30-хъ и 40-хъ годахъ этотъ вопросъ о призван³и поэта, о борьбѣ поэта съ прозой жизни былъ жгучимъ и интересовалъ не одного Гоголя. Художникъ, музыкантъ, поэтъ - словомъ ген³й, стоящ³й выше людей, былъ любимымъ героемъ многихъ повѣстей и романовъ того времени, не только русскихъ, но и иностранныхъ (Гофманъ). Обыкновенно, этотъ "ген³й" былъ несчастливъ въ жизни; его оскорбляла "чернь", не понимавшая ген³я, и жизнь его кончалась почти всегда трагически {Къ писателямъ, охотно развивавшимъ подобныя темы, относится шеллинг³анецъ Одоевск³й; онъ любилъ взывать къ "чувству возвышеннаго" и громилъ пошлость жизни. Въ повѣстяхъ "Послѣдн³й квартетъ Бетховена", "Импровизаторъ", "Себаст³анъ Бахъ" онъ говоритъ о тайнѣ творчества. Пушкинъ въ "Египетскихъ ночахъ" вывелъ ген³альнаго поэта въ лицѣ импровизатора. Кукольникъ въ "Торквато Тассо" развивалъ мысль о розни между ген³емъ и средой. Тимофѣевъ въ драматичсской фантаз³и "Поэтъ", Полевой въ повѣсти "Живописецъ" и романѣ "Аббадонна", Павловъ въ повѣсти "Именины" и мног³е друг³е современные писатели въ беллетристической формѣ съ особымъ рвен³емъ разрабатывали въ это время подобныя темы.}.

   Изъ повѣстей Гоголя особенно интересна "Портретъ"; надъ нею онъ много трудился и ее не разъ передѣлывалъ. Въ повѣсти разработаны двѣ темы - 1) о гибели художника Черткова и 2) о страшномъ ростовщикѣ. Въ первой темѣ развита мысль о томъ, что нельзя служить заразъ корысти и чистому искусству, практическимъ выгодамъ и идеалу. Злой ген³й убѣдилъ талантливаго художника, что "все дѣлается на свѣтѣ для пользы", что глупо голодать, уйдя отъ людей въ м³ръ чистыхъ грезъ. И художникъ послушался этого голоса,- прельстился благами м³ра, сталъ смотрѣть на искусство, какъ средство наживы, и сдѣлался ремесленникомъ, но разбогатѣлъ, потому что научился подлаживаться подъ вкусы "черни". Когда ему однажды удалось увидѣть произведен³е, написанное художникомъ-идеалистомъ, онъ понялъ, какому великому божеству измѣнилъ, но вернуться къ нему уже не могъ.

   Кромѣ этого возвышеннаго взгляда на искусство, которое должно быть чисто и свято, Гоголь высказалъ въ этой повѣсти еще интересную мысль о томъ, что "реализмъ", какъ художественный пр³емъ, долженъ знать границы, что не все въ окружающей насъ дѣйствительности можетъ быть предметомъ художественнаго изображен³я. Отвратительное лицо ростовщика, особенно его ужасные глаза, были такъ художественно написаны на портретѣ, что ужасъ овладѣвалъ всѣми, кто только его видѣлъ. Гоголь спрашиваетъ: "Или для человѣка есть такая черта, до которой доводитъ высшее познан³е искусства и, черезъ которую шагнувъ, онъ уже похищаетъ несоздаваемое трудомъ человѣка,- онъ вырываетъ что-то живое изъ жизни, одушевляющей оригиналъ. Отчего же этотъ переходъ за черту, положенную границею для воображен³я, такъ ужасенъ? Или за воображен³емъ, за порывомъ слѣдуетъ, наконецъ, дѣйствительность,- та ужасная дѣйствительность, на которую соскакиваетъ воображен³е съ своей оси какимъ-то постороннимъ толчкомъ,- та ужасная дѣйствительность, которая представляется жаждущему ее тогда, когда онъ, желая постигнуть прекраснаго человѣка, вооружается анатомическимъ ножомъ, раскрываетъ его внутренность и видитъ отвратительнаго человѣка?"

   Эти мысли художника Черткова были, на самомъ дѣлѣ, мыслями самого Гоголя въ этотъ пер³одъ его творчества, когда онъ отъ романтизма переходилъ къ реализму в старался самъ для себя опредѣлвть сущность этого художественнаго направлен³я.

   Наконецъ, въ этой же повѣсти встрѣчаемъ мы идею о религ³озномъ значен³и искусства. Художникъ, изобразивш³й ростовщика, изобразилъ, самъ того не подозрѣвая, дьявола. Когда онъ это узналъ, онъ ушелъ въ монастырь, постомъ и молитвой искупалъ свой грѣхъ, грѣхъ артиста, изображавшаго воплощен³е грѣха и зла - сатану. Съ тѣхъ поръ свое искусство онъ посвятилъ иконописан³ю, но долго не могъ отдѣлаться отъ вл³ян³я сатаны. Наконецъ, онъ былъ прощенъ.

   Такимъ образомъ, въ этой повѣсти Гоголь осудилъ то искусство, которое слишкомъ близко подходитъ къ жизни, не разбирается въ явлен³яхъ дѣйствительности {Гоголь словно предчувствовалъ возникновен³е въ литературѣ "натуралистической школы", главными представителями которой являются Зола, Мопассанъ.}. Конечную цѣль искусства усмотрѣлъ онъ въ религ³озно-нравственной мисс³и.

   Повѣсть эта, какъ было уже сказано, явилась, какъ отвѣтъ на вопросы и сомнѣн³я, волновавш³е самого Гоголя; кромѣ того, она опиралась на цѣлый рядъ перечисленныхъ уже выше русскихъ произведен³й, трактовавшихъ подобныя же темы, которыя были популярны также и въ нѣмецкой романтической литературѣ (ср. Гофмана "Элексиръ дьявола"). Фантастическ³й элементъ повѣсти - истор³я ростовщика-дьявола - тоже обыченъ въ нѣмецкой романтической литературѣ; сравнительно съ неудержимой фантастикой Гофлана, Гоголь еще является писателемъ очень умѣреннымъ: чутье художника-реалиста помогло ему удержаться въ границахъ.

   Трагическая участь непримиреннаго съ жизнью идеалиста-художника представлена въ повѣсти "Невск³й проспектъ". Пискаревъ, юный художникъ, съ пылкой прекрасной душой, погибаетъ потому, что не могъ примириться съ тѣмъ, что его вѣра въ неразрывную связь прекраснаго съ добрымъ и истиннымъ оказывается поруганной и осмѣянной. Такимъ образомъ, основой повѣсти является мысль о разладѣ мечты и дѣйствительности {"О! Какъ отвратительна дѣйствительность! что она противъ мечты!" - восклицаетъ Гоголь "Боже! что за жизнь наша! - вѣчный раздоръ мечты съ существенностью!" - Восклицан³емъ: "какъ странно играетъ нами судьба наша!" - оканчивается эта повѣсть.}, мысль о борьбѣ художника съ прозой жизни.

   Повѣсть "Невск³й проспектъ" представляетъ собой сочетан³е лирическихъ, патетическихъ мѣстъ съ удивительными реалистическими картинками. Гоголь описываетъ главную улицу столицы въ различные часы дня, описываетъ бытъ ремесленниковъ, офицеровъ, чиновниковъ, художниковъ...

   Въ повѣсти "Записки сумасшедшаго" представленъ разладъ мечты и дѣйствительности, доводящ³й до безум³я несчастнаго титулярнаго совѣтника Поприщина...

   "У Гоголя нѣтъ болѣе трагичной повѣсти - говоритъ П. А. Котляревск³й,- чѣмъ эти "Записки", читая которыя нельзя, однако, удержаться отъ смѣха. Самая грустная и романтическая мысль развита въ нихъ съ такимъ юморомъ и такъ реально, съ такимъ безпощаднымъ глумлен³емъ надъ человѣческимъ разсудкомъ, что, за этимъ сарказмомъ, на первыхъ порахъ можно просмотрѣть трагическ³й паѳосъ разсказа".

   Титулярный совѣтникъ Поприщинъ, очевидно, имѣлъ больше претенз³й, чѣмъ дѣйствительныхъ основан³й для того, чтобы занимать видное мѣсто въ современномъ ему обществѣ. Это былъ самолюбивый, даже честолюбивый муравей, котораго тяготила и мучила его ничтожность. И чѣмъ острѣе дѣлались его мучен³я, тѣмъ свободнѣе отъ власти разума становилась его мечта. Этотъ процессъ постепенной побѣды надъ разумомъ фантаз³и, переродившей мечту въ галлюцинац³ю,- истор³я постепеннаго помрачен³я разсудка - изображенъ Гоголемъ съ поразительной психологической вѣрностью.

   Въ "Запискахъ сумасшедшаго" встрѣчаются проблески общественной сатиры, чего раньше мы не встрѣчали въ гоголевскихъ произведен³яхъ: разсужден³я чиновника о начальствѣ, мысли о томъ, какое мѣсто въ свѣтѣ принадлежитъ генераламъ и камеръ-юнкерамъ,- все это для того времени мысли смѣлыя,- недаромъ тогдашняя цензура всѣ эти мѣста вычеркнула изъ "Записокъ.

   Глубоко трогательнымъ воззван³емъ къ матери кончается этотъ смѣшной и патетическ³й разсказъ.

   Произведен³е это можно сблизить съ "Мѣднымъ всадникомъ" Пушкина. Въ обоихъ произведен³яхъ выведены "маленьк³е люди" и съ большими претенз³ями. Въ обоихъ произведен³яхъ судьба зло смѣется надъ нимя, и y обоихъ героевъ высокое о себѣ мнѣн³е и неудовлетворенность жизнью доводитъ ихъ до безум³я. У Пушкина эта идея развита сплошь въ трагическомъ освѣщен³и,- у Гоголя - въ комическомъ.

   И "Арабески", и "Миргородъ" появились въ печати приблизительно въ одно время. Тонъ гоголевскаго предислов³я задѣлъ нѣкоторыхъ критиковъ, и они (Сенковск³й, Булгаринъ) высмѣяли философск³е и историческ³е взгляды Гоголя, о беллетристическихъ повѣстяхъ отозвались вскользь, хотя и одобрительно. "Повѣсть о ссорѣ Ивана Ивановича" не понравилась обоимъ критикамъ. "Какая цѣль этихъ сценъ?- спрашивалъ Булгаринъ - сценъ, не возбуждающихъ въ душѣ читателя ничего, кромѣ жалости и отвращен³я? Въ нихъ нѣтъ ни забавнаго, ни трогательнаго, ни смѣшного. Зачѣмъ же показывать намъ эти рубища, эти грязные лохмотья, какъ бы ни были они искусно представлены? Зачѣмъ рисовать непр³ятную картину задняго двора жизни и человѣчества, безъ всякой видимой цѣли?" - Изъ этихъ вопросовъ лучше всего видно, какъ мало въ то время понимали художественный реализмъ даже видные тогда литераторы, и какъ безпомощны были они въ критической оцѣнкѣ литературныхъ произведен³й. Впрочемъ - "Тарасъ Бульба" y обоихъ строгихъ критиковъ вызвалъ одобрен³е. Съ большимъ сочувств³емъ о новыхъ произведен³яхъ Гоголя отозвался Шевыревъ; онъ поставилъ его среди первыхъ юмористовъ м³ра, назвавъ представителемъ славянскаго простодушнаго юмора. Мног³е критики похвалилм Гоголя и за его реалмзмъ. Самой значительной м содержательной была критика Бѣлинскаго. Правда, онъ посмѣялся надъ "учеными" статьями Гоголя, но за то съ восторгомъ отозвался о немъ, какъ художникѣ, который безсознательно создаетъ "изъ ничего" "великое". Онъ превознесъ его за простоту вымысла, за реализмъ, умѣнье найти поэз³ю дѣйствительной жизни. "Каждая его повѣсть - смѣшная комед³я, говорилъ онъ,- комед³я, которая начинается глупостями и оканчивается слезами, и которая, наконецъ, называется жизн³ю. И таковы всѣ его повѣсти: сначала смѣшно, потомъ грустно! И такова жизнь наша: сначала смѣшно, потомъ грустно! Сколько тутъ поэз³и, сколько философ³и, сколько истины!" - Онъ отмѣтилъ "народность" гоголевскихъ повѣстей, отсутств³е въ нихъ сентенц³и и нравоучен³й. Гоголя онъ называетъ талантомъ "необыкновеннымъ, сильнымъ и высокимъ"... Онъ считаетъ его "главою русской литературы, занявшимъ мѣсто, оставленное Пушкинымъ, начинателемъ новой эпохи въ истор³и русской литературы". "Если бы насъ спросили, писалъ онъ, въ чемъ состоитъ существенная заслуга новой литературной школы, мы отвѣчали бы: въ томъ именно, что отъ высшихъ идеаловъ человѣческой природы и жизни она обратилась къ такъ называемой "толпѣ",- исключительно избрала ее своимъ героемъ, изучаетъ ее съ глубокимъ вниман³емъ и знакомитъ ее съ нею же самою. Это значило сдѣлать литературу выражен³емъ и зеркаломъ русскаго общества, одушевить ее живымъ нац³ональнымъ интересомъ. Уничтожен³е всего фальшиваго, ложнаго, неестественнаго долженствовало быть необходимымъ результатомъ этого новаго направлен³я нашей литературы, которое вполнѣ обнаружилось съ 1836 года, когда публика наша прочла "Миргородъ" и "Ревизора".

   Изъ всѣхъ критическихъ отзывовъ того времени, несомнѣнно, отзывы Бѣлинскаго обращали на себя больше всего вниман³е Гоголя. Къ тому же Бѣлинск³й указывалъ Гоголю ту же дорогу, на которую его толкалъ велик³й Пушкинъ. Вотъ почему мнѣн³е Бѣлинскаго о повѣстяхъ "Миргорода" въ истор³и развит³я гоголевскаго художественнаго творчества сыграло большую роль. Оба величайш³я произведен³я Гоголя - "Ревизоръ" и "Мертвыя души" - вдохновленныя Пушкинымъ, совершенно отвѣчали тѣмъ требован³ямъ, которыя предъявилъ Гоголю и Бѣлинск³й, называя его "главой" новаго пер³ода въ истор³и русской литературы.

   b) Второй пер³одъ дѣятельности Гоголя. Гоголь съ дѣтства интересовался театромъ; еще ребенкомъ онъ полюбилъ сцену, посѣщая представлен³я въ домѣ Трощинскаго; въ лицеѣ онъ сорганизовалъ изъ товарищей труппу, и самъ съ большимъ увлечен³емъ и успѣхомъ принималъ участ³е въ представлен³яхъ, причемъ особенно удачно игралъ роли старухъ (роль Простаковой была его лучшей). По пр³ѣздѣ въ Петербургъ онъ даже пытался, было, поступить на сцену, но его декламац³я, простая и естественная, была въ то время до такой степени необычна, что театральные судьи, привыкш³е къ высокопарному, ходульному чтен³ю, на испытан³и забраковали его. Объ удивительной манерѣ Гоголя читать просто и живо сохранилось немало самыхъ лестныхъ отзывовъ его друзей и знакомыхъ. Кромѣ того, онъ обладалъ талантомъ имитированья: могъ представить чужую манеру держать себя и говорить. Вотъ почему такимъ успѣхомъ онъ пользовался, когда читалъ (вѣрнѣе: "представлялъ въ лицахъ") въ кругу друзей свои комед³и и повѣсти {"Гоголь, разсказываетъ С. Т. Аксаковъ, до того мастерски читалъ или, лучше сказать, игралъ свою пьесу ("Женитьба"), что мног³е, понимающ³е это дѣло, люди до сихъ поръ говорятъ, что на сценѣ, несмотря на хорошую игру актеровъ, эта комед³я не такъ смѣшна, какъ въ чтен³и самого автора. Слушатели до того смеялись, что нѣкоторымъ сдѣлалось почти дурно".}. Всѣ эти "сценическ³я наклонности'' и драматическ³я способности объясняютъ, до нѣкоторой степени, то обстоятельство, что Гоголь много и серьезно поработалъ для русской сцены въ качествѣ писателя. Его талантъ художника-реалиста, его любовь и знан³е "сцены" сдѣлали то, что въ истор³и русской драмы онъ занялъ почетное мѣсто "отца" новой реалистической бытовой комед³и. Въ его пьесахъ впервые правда жизни сочеталась съ художественной правдой въ искусствѣ. Послѣ него сцена стала отражен³емъ жизни: общ³е типы, типы заимствованпые, условности въ интригахъ, моральная тенденц³я - все исчезло: художникъ-драматургъ и бытописатель стали однимъ лицомъ. У своихъ предшественниковъ онъ немногому могъ научиться и на его долю выпало создан³е настоящей русской комед³и, т. е. такой, которая удовлетворяла одновременно двумъ требован³ямъ, - и художественнымъ, какъ извѣстное литературное произведен³е, и требован³ямъ идейнымъ, какъ вѣрное изображен³е переживаемой дѣиствительности. Такая гармон³я формы и содержан³я была, достигнута y насъ только Гоголемъ и притомъ самостоятельно и сразу. Были, конечно, недостатки и въ его комед³яхъ, но, тѣмъ не менѣе, съ момента ихъ создан³я должны мы начинать истор³ю нашего самобытнаго "нац³ональнаго" театра. Если это значен³е получилъ Гоголь, благодаря своей безсмертной комед³и "Ревизоръ", то для историка литературы любопытны и первые опыты его въ области драматург³и. Къ такимъ ближайшимъ предшественникамъ "Ревизора" относятся комед³и: "Игроки", "Женитьба" и разрозненныя сцены комед³и: "Владим³ръ 3-ьей степени".

   "Въ комед³и "Игроки" представлены шуллера, картежные игроки, которые, сами того не подозрѣвая, вступаютъ въ состязан³е. Типъ "шуллера" въ русской до-гоголевской комед³и и сатирѣ встрѣчался довольно часто. Обыкновенно, этотъ преступный герой обыгрывалъ какого-нибудь "добродѣтельнаго", но, въ концѣ концовъ, добродѣтель обязательно торжествовала, и порокъ оказывался наказаннымъ. Такимъ образомъ, шуллеръ въ старой комед³и и сатирѣ оказывался безжизненнымъ "общимъ мѣстомъ",- служилъ автору лишь темой для морализац³и. Гоголь избѣгъ всякой морали и сумѣлъ жизненно, въ нѣсколькихъ различныхъ лицахъ, представить разновидности этого типа. Угнетенной добродѣтели въ комед³и тоже нѣтъ,- пострадалъ изъ мошенниковъ тотъ, который сплоховалъ. Такимъ образомъ, "въ "Игрокахъ" описано не состязан³е хитрости и слабодушной простоты, порока и добродѣтели, a состязан³е семи жуликовъ-артистовъ, состязан³е, которое кончается самоуничтожен³емъ одного изъ самыхъ опасныхъ, по мнѣн³ю Гоголя, пороковъ,- именно - плутовства". (Котляревск³й).

   Вторая, по времени, комед³я "Женитьба" представляетъ больше интереса,- она глубже и шире захватываетъ русскую жизнь. Вотъ почему по справедливости, этой комед³и можетъ быть присвоено почетное назван³е - "первой бытовой русской комед³и": въ ней каждое дѣйствующее лицо является представителемъ извѣстнаго сослов³я,- здѣсь выведены и купцы, и чиновники, и военные. Всѣ они очерчены ярко, характерно, ничего общаго не имѣютъ съ безжизненными образами старой комед³и. Яичница, Анучкинъ, Жевакинъ, Агафья Тихоновна, Устинья Наумовна,- все это, быть можетъ, нѣсколько карикатурные, слишкомъ ярк³е образы, но, тѣмъ не менѣе, образы живые, облеченные въ плоть и кровь. "И всѣми этими людьми вертитъ и крутитъ Кочкаревъ - натура, безспорно, энергическая, но съ однимъ, очень часто встрѣчающимся, недостаткомъ,- съ отсутств³емъ мысли о томъ, "что изъ всего этого выйдетъ". Ему лишь бы дѣйствовать и суетиться, a какъ на другихъ его суета отзовется,- до этого ему дѣла мало: онъ доволенъ, что внѣшался, что самъ на виду, и въ этой суетѣ, безъ расчета и плана, все его самоудовлетворен³е. И, рядомъ съ нимъ, его - застѣнчивый спутникъ Подколесинъ,- этотъ родной братъ Обломова, безъ стремлен³й, безъ желан³й,- съ одной лишь мыслью, чтобы скорѣе прошелъ день, который безконечно тянется. Этого человѣка ничѣмъ не пробудишь къ дѣйств³ю: онъ, со своей флегмой и пассивностью, устоитъ противъ всякихъ доводовъ разума, или обольщен³й мечты; жизнь для него - дремота въ сумерки, и никто, и ничто его отъ этого полусна не пробудитъ. Вскипѣть и заторопиться на мгновен³е онъ можетъ, во лишь затѣмъ, чтобы сейчасъ же впасть въ отчаянье страха передъ поступкомъ" (Котляревск³й). Комед³я смѣшная, но безотрадная,- передъ нами выведена цѣлая галлерея лицъ "сѣрыхъ, томительно-скучныхъ и глупыхъ"; жизнь ихъ безсодержательна, безсмысленна, a они этого не замѣчаютъ, не сознаютъ своего духовнаго убожества. Въ лицѣ Агафьи Тихоновны онъ высмѣялъ отклонен³е отъ старины, измѣну добрымъ старымъ традиц³ямъ жизни, безсмысленное тяготѣн³е къ "новшествамъ". Въ лицѣ Арины Пантелѣевны, a особенно купца Старикова, Гоголь вывелъ положительные типы; его нац³оналистическ³я наклонности и стремлен³е идеализировать патр³архальныя "добрыя времена" сказались въ создан³и этихъ двухъ типовъ.

   Современники невѣрно поняли эту коиед³ю, назвавъ ее веселымъ "фарсомъ" {"Фарсомъ" называется комед³я, построенная исключительно на смѣшныхъ "положен³яхъ", на неожиданностяхъ, на курьезныхъ qui pro quo.}. Они обратили все вниман³е на интригу комед³и, дѣйствительно, довольно запутанную и искусственную - и просмотрѣли то обстоятельство, что комизмъ комед³и основывался не только на "положен³яхъ" героевъ, но и на ихъ "характерахъ". "Присматриваясь къ любому типу, тамъ выведенному, мы видимъ, что онъ самъ по себѣ законченъ и комиченъ. Его можно взять изъ той обстановки, въ которой онъ показанъ, взять его порознь, внѣ его столкновен³я съ другими типами,- и онъ возбудитъ ту же улыбку, тотъ же смѣхъ, какъ рѣдк³й оригиналъ и типичный продуктъ нашей жизни. Этотъ гоголевск³й типъ возвышается и до "типа общечеловѣческаго", которымъ мы такъ удивляемся въ комед³яхъ Мольера. Хотя бы тѣ же Подколесинъ и Кочкаревъ. Ихъ можно встрѣтить въ любомъ мѣстѣ, и въ любое время: здѣсь они передъ нами въ роли мелкихъ обывателей Петербурга, a сколько такихъ лицъ,-лицъ, прыгающихъ въ окно въ рѣшительную минуту, и лицъ, вносящихъ въ жизнь сумбуръ и суматоху, сколько ихъ дѣйствовало и дѣйствуетъ на широкой аренѣ, общественной и политической?"

   Самъ Гоголь придавалъ комед³и большое значен³е: онъ ее передѣлывалъ нѣсколько разъ съ 1837 года до 1842 года, кореннымъ образомъ мѣнялъ содержан³е и дѣйствующихъ лицъ. Въ началѣ эта комед³я напоминала собою сюжетъ "Сорочинской Ярмарки" и "Ночи передъ Рождествомъ" и дѣйств³е комед³и происходило въ Малоросс³и, и пьеса называлась "Женихи".

   Значен³е комед³и въ истор³и русской литературы громадно: начать съ того, что мног³я комед³и Островскаго изъ купеческаго быта (купеческая дѣвица, жаждущая жениховъ некупеческаго зван³я, типъ свахи, идеальный купецъ Стариковъ, старая тетка) развиваютъ и дополняютъ то, что ген³ально намѣчено Гоголемъ въ его первой "бытовой" комед³и. Затѣмъ замѣтное вл³ян³е оказала комед³я и на романъ Гончарова Обломовъ (сцена разговора Подколесина съ Степаномъ, типъ Подколесина, Кочкаревъ).

   Поощряемый друзьями-писателями, толкавшими его на путь "обличителя" русской дѣйствительности, Гоголь - чуть-было - не выступилъ съ комед³ей, въ которой, по его словамъ, "правдиво и зло" осмѣивалась высшая русская бюрократ³я того времени. Обличен³е чиновничества въ русской сатирѣ до Гоголя было предметомъ многихъ смѣлыхъ сатиръ. Очевидно, эти отрицательныя стороны бюрократического строя слишкомъ били въ глаза всѣмъ, если даже Гоголь, консерваторъ въ душѣ, всегда охотно и искренне восхваляющ³й строй русской государственной жизни, считалъ необходимымъ обличать "чиновничество". "Онъ не допускалъ даже мысли о томъ, что сама правительственная система могла быть виновата въ томъ бюрократическом злѣ, которое онъ такъ вѣрно подмѣтилъ и оцѣнилъ; въ его глазахъ, вся вина падала не на укладъ правительственной власти, ставящ³й чиновника въ такое положен³е, при которомъ превышен³е власти и злоупотреблен³е ею сами собой напрашивались, a на самого чиновника, какъ на отдѣльную нравственную единицу. Какъ на личность, съ извѣстнымъ нравственнымъ содержан³емъ. Такимъ образомъ, вопросъ съ почвы общественной переводился Гоголемъ прямо на почву нравственную, a позднѣе на религ³озную. Все зло проистекало, по мнѣн³ю автора, изъ природы самого человѣка, a не изъ тѣхъ услов³й, въ как³я онъ былъ поставленъ. Чтобы излечить его, не было нужды мѣнять обстановку, въ которой онъ выросталъ и которая пр³учала его къ гордынѣ, своевол³ю, самопоклонен³ю, хитростямъ, обманамъ, лѣни и отсутств³ю понят³я о гражданскомъ долгѣ - лечить его нужно было или нравственнымъ воздѣйств³емъ на его душу, или силою кары - силою падающаго на него несчаст³я" (Котляревск³й). Съ такой точки зрѣн³я, смотрѣлъ онъ всегда на чиновничество своего времени: въ эпоху централизац³и оно играло особенно большую роль,- недаромъ Гоголь-юноша мечталъ о чиновнич³ей карьерѣ, въ которой онъ видѣлъ истинное служен³е родинѣ. Недаромъ, возмужавъ и присмотрѣвшись къ русской дѣйствительности, Гоголь съ особою страстностью напалъ на бюрократ³ю или вѣрнѣе на тѣхъ недостойныхъ ея представителей, которые не понимали всей высоты и отвѣтственности своего положен³я. Чиновный м³ръ отъ губернатора до квартальнаго - любимая мишень его сатиры. Въ комед³и "Владим³ръ 3-ьей степени" Гоголь хотѣлъ вывести на сцену преидставителей высшей бюрократ³и; но потомъ онъ самъ счелъ это дерзостью, которой тогдашняя цензура не пропуститъ, и отказался отъ мысли сочинить комед³ю.

   Въ 1842 году онъ писалъ Погодину, что принялся, было, зa ея сочинен³е; въ ней было много "злости, смѣха, и соли". "Но вдругъ остановился, писалъ онъ, увидѣвъ, что перо такъ и толкается объ так³я мѣста, которыя цензура ни за что не пропуститъ. A что изъ того, когда пьеса не будетъ играться: драма живетъ только на сценѣ. Безъ нея она, какъ душа безъ тѣла. Отъ этой начатой комед³и остались только сцены: "Тяжба", "Утро дѣлового человѣка", "Лакейская" и "Отрывокъ". Обличен³е "бюрократ³и", но мелкой, захолустной Гоголь сдѣлалъ въ позднѣйшей своей комед³и "Ревизоръ".

   Всѣ перечисленные драматическ³е опыты настолько серьезны, такъ много объясняютъ въ содержан³и и характерныхъ особенностяхъ "Ревизора", что на нихъ стоило остановиться. Уже въ нихъ вполнѣ опредѣленно выразилось отношен³е Гоголя къ русской жизни, пониман³е имъ "комед³и" и опредѣлилось то новое, что вносилъ онъ въ истор³ю русской драмы. "Ревизоръ" былъ лишь полнымъ и самымъ совершеннымъ выражен³емъ идей и понят³й Гоголя.

   "Итакъ, въ своихъ комед³яхъ Гоголь выступилъ съ обличен³емъ русской жизни,- онъ обличалъ даже чиновничество только съ этической точки зрѣн³я, что, прежде всего, должно было быть осуждено съ общественной, гражданской - такой судъ, вмѣсто автора, на основан³и его комед³й, произнесло русское общество надъ жизнью своего времени. Мало того, Гоголь научилъ и другахъ писателей ярко и живо рисовать безотрадныя стороны русской жизни. Вотъ почему, "вопреки самому Гоголю, его придется признать однимъ изъ отцовъ русскаго либерализма, или, вѣрнѣе, русской прогрессивной общественной мысли, которая, покинувъ общенравственныя точки зрѣн³я, переходила къ критикѣ существующаго общественнаго и государственнаго порядка" (Котляревск³й).

   О "комед³и" и вообще о сущности и значен³и "смѣха" Гоголь думалъ много и серьезно. Наканунѣ перваго представлен³я "Ревизора" въ 1836 году онъ напечаталъ замѣчательную статью, въ которой выяснилъ свои взгляды на "смѣшное". Онъ жаловался, что балетъ и опера завладѣли русской сценой, что отсутствуетъ на русской сценѣ "высокая комед³я" - "вѣрный сколокъ съ общества,- комед³я, производящая смѣхъ глубокостью своей ирон³и,- не тотъ смѣхъ, который производитъ на насъ легк³я впечатлѣн³я, который рождается бѣглой остротой, мгновеннымъ каламбуромъ, не тотъ пошлый смѣхъ, который движетъ грубою толпою общества, для произведен³я котораго нужны конвульс³и, гримасы природы, но тотъ электрическ³й, живительный смѣхъ, который исторгается невольно и свободно, который разноситъ по всѣмъ нервамъ освѣжающее наслажден³е, рождается изъ высокаго наслажден³я души и производится высокимъ и тонкимъ умомъ". Онъ указывалъ на то, чго русск³е писатели гоняются только за интересной искусственной фабулой, не замѣчая того, что въ самой жизни много интереснаго, достойнаго комед³и. Онъ нападалъ на отсутств³е нац³ональнаго элемента на нашей сценѣ: это происходило потому, что большинство пьесъ были переводными, или передѣланными съ иностраннаго. "Кого играютъ наши актеры?" - спрашиваетъ онъ. "Какихъ-то нехристей, людей - не французовъ и не нѣмцевъ, но Богъ знаетъ кого, какихъ-то взбалмошныхъ людей - иначе трудно назвать героевъ мелодрамы, не имѣющихъ рѣшительно никакой страсти, а, тѣмъ болѣе, видной физ³оном³и! Не странно-ли? Тогда какъ мы больше всего говоримъ теперь объ естественности, намъ, какъ нарочно, подносятъ подъ носъ верхъ уродливости! Русскаго мы просимъ! Своего давайте намъ! Что намъ французы и весь заморск³й людъ? Развѣ мало y васъ своего народа? русскихъ характеровъ! своихъ характеровъ! Давайте насъ самихъ! {Что так³я слова - не пустыя "общ³я мѣста", видно, хотя бы, изъ того, что С. Т. Аксаковъ, до появлен³я въ свѣтъ комед³и Гоголя какъ-то сказалъ ему, что въ русской жизни нѣтъ ничего интереснаго для комед³и,- все такъ однообразно, гладко, прилично и пусто, "даже глупости смѣшной не встрѣтишь, - свѣтъ пустой". Если такъ смотрѣли на русскую жизнь мног³е даже интеллигентные люди,- тѣмъ громаднѣе заслуга Гоголя, открывшаго "смѣшное въ русской жизни". Понятно почему Гоголь страстно сталъ оспаривать С. Т. Аксакова. Онъ сказалъ, что "комизмъ кроется вездѣ, что, живя посреди него, мы его не видимъ; но что, если художникъ перенесетъ его въ искусство на сцену, то мы уже сами надъ собой будемъ валяться со смѣху и будемъ дивиться, что прежде не замѣчали его".} Давайте намъ нашихъ плутовъ, которые тихомолкомъ употребляютъ во зло благо, изливаемое на насъ правительствомъ нашимъ, которые превратно толкуютъ наши законы". Въ этой же статьѣ говоритъ Гоголь и о великой нравственной силѣ "смѣха" "О, смѣхъ - великое дѣло! Ничего болѣе не боится человѣкъ такъ, какъ смѣха. Онъ не отнимаетъ ни жизни, ни имѣн³я y виновнаго, но онъ ему силы связываетъ, и, боясь смѣха, человѣкъ удержится отъ того, отъ чего бы не удержала его никакая сила. Благосклонно склонится око монарха къ тому писателю, который, движимый чистымъ желан³емъ добра, предприметъ уличить низк³й порокъ, недостойныя слабости и привычки въ слояхъ нашего общества и этимъ подастъ отъ себя помощь и крылья его правдивому закону. Театръ - великая школа,- глубоко его назначен³е: онъ цѣлой толпѣ, цѣлой тысячѣ народа, за однимъ разомъ читаетъ живой, полезный урокъ и, при блескѣ торжественнаго освѣщен³я, при громѣ музыки, показываетъ смѣшное привычекъ и пороковъ, или высокотрогательное достоинство "возвышенныхъ чувствъ человѣка". Съ такимъ высокимъ пониман³емъ того значен³я, которое должна имѣть его комед³я для современниковъ и для истор³и русскаго театра, выступилъ Гоголь передъ русской публикой съ "Ревизоромъ".

   Основная идея комед³и "Ревизоръ" - чисто этическая: авторъ хотѣлъ показать зрителямъ своей пьесы и ея читателямъ всю низость порочнаго человѣка, не исполняющаго того дѣла, къ которому онъ призванъ своимъ офиц³альнымъ положен³емъ. Говоря языкомъ Гегеля, нашъ писатель доказывалъ, что "недѣйствительное (т. е. отклонен³е отъ правильнаго исполнен³я своей жизненной задачи, въ данномъ случаѣ - службы) - неразумно {См. выше, главу о философ³и Гегеля.}. Своихъ героевъ Гоголь судилъ съ точки зрѣн³я своего высокаго пониман³я значен³я государственной службы, и судъ оказался строгимъ. Но было уже указано, что онъ интересовался только человѣкомъ, сослов³емъ, группой людей и никогда не становился на общественную точку зрѣн³я, которая подсказала бы ему болѣе широкое и глубокое пониман³е причинъ и слѣдств³е того зла, которое внесли въ жизнь его герои. Онъ не судилъ въ нихъ гражданъ, т. е. людей, связанныхъ извѣстными отношен³ями съ другими людьми того же государства,- онъ оторвалъ своихъ героевъ отъ общества людей и судилъ ихъ только за то, что они угасили въ своей душѣ "искру бож³ю" - утратили сознан³е своего достоинства, пониман³е смысла и цѣли жизни. Общественная точка зрѣн³я объяснила бы ему, что въ тогдашней средѣ русскаго захолустья неоткуда было ему и взять этого свѣта.

   Въ "Развязкѣ Ревизора" Гоголь придалъ своей комед³и еще аллегорическ³й смыслъ. Городъ, въ который ждутъ ревизора - это наша грѣшная душа, которая боится голоса совѣсти. Ревизоръ - это сама совѣсть, "которая заставитъ насъ вдругь и разомъ взглянуть во всѣ глаза на самихъ себя. Передъ этимъ ревизоромъ ничто не укроется, потому что по Именному Высшему Повелѣн³ю онъ посланъ",- говоритъ Гоголь. "Въ нашемъ душевномъ городѣ, продолжаетъ Гоголь, безчинствуютъ страсти, какъ безобразные чиновники, воруя казну собственной души нашей". Хлестаковъ - это не настоящ³й ревизоръ,- это продажная "свѣтская совѣсть, которую легко подкупаютъ наши же страсти". Такъ искусственно-тонко толковалъ свое произведен³е Гоголь въ то время, когда всѣ просмотрѣли его моральныя тенденц³и и опредѣляли его комед³ю, какъ злую сатиру на безотрадную русскую дѣйствительность. Никто не понялъ его наивнаго желан³я своей комед³ей воздѣйствовать на возрожден³е "чиновничьей совѣсти",- всѣ увцдѣли въ пьесѣ желан³е автора высмѣять слабыя стороны русской правительственной системы. Вотъ почему тѣ, кому были дороги реформы, обновлен³е русской жизни, радостно встрѣтили "благородное" произведен³е Гоголя,- кому выгоденъ былъ старый режимъ, тѣ негодовали... Гоголь-консерваторъ оказался въ рядахъ тѣхъ, кому онъ не сочувствовалъ. Эта странная случайность ставитъ критика въ затруднительное положен³е,- какова же идея пьесы: та ли, которую навязывалъ ей Гоголь, или та, которую усмотрѣли въ пьесѣ его современники? Истор³я литературы даетъ не разъ указан³я на то, что даже велик³е писатели не всегда вѣрно понимали свои творен³я. Ген³й творитъ часто безсознательно, но его творен³е оказывается настолько содержательнымъ, что люди иногда нѣсколько вѣковъ думаютъ надъ его творчествомъ, каждая эпоха открываетъ въ его произведен³яхъ так³я идеи, которыхъ не подозрѣвалъ, быть можетъ, самъ ихъ творецъ. Сервантесъ, творя своего "Донъ-Кихота", хотѣлъ только высмѣять страсть своихъ совреиенниковъ читать старые рыцарск³е романы,- и онъ нарисовалъ своего смѣшного Донъ-Кихота, котораго позднѣйшая критика превознесла, какъ одного изъ самыхъ чистыхъ идеальныхъ героевъ, созданныхъ человѣкомъ. Вотъ почему, мнѣн³е автора о своемъ произведен³и очень цѣнно, но, главнымъ образомъ, для пониман³я авторской души, нѣкоторыхъ особенностей произведен³я,- но оно необязательно для критика и историка литературы. Оттого мы, въ концѣ концовъ, оставивъ толкован³я Гоголя, должны будемъ признать, что, служа одной идеѣ, онъ безсознательно послужилъ другой. Тогда мы признаемъ за комед³ей великое общественное значен³е: она изобличаетъ недостатки тогдашней чиновничьей Росс³и, она нападаетъ на весь тогдашн³й бюрократическ³й строй, раскрывая всѣ его послѣдств³я.

   Захолустный городокъ, въ которомъ развертывается дѣйств³е комед³и, представляетъ собой, въ полномъ смыслѣ слова, "темное царство". Только "смѣхъ" Гоголя яркимъ лучомъ прорѣзаетъ тотъ мракъ, въ которомъ пресмыкаются герои комед³и. Все это люди мелк³е, пошлые, ничтожные; ни y одного даже не теплится въ душѣ "искра бож³я",- всѣ они живутъ безсознательной, животною жизнью. Гоголь обрисовалъ ихъ и какъ государственныхъ дѣятелей, и какъ людей частныхъ,- въ ихъ семейномъ быту, въ кругу друзей и знакомыхъ. Это не крупные преступники, не злодѣи, a мелк³е плуты, трусливые хищники, которые живутъ вѣчной тревогой, что придетъ день расплаты...

   Въ лицѣ городничаго Гоголь вывелъ чиновника, живущаго лихоимствомъ и казнокрадствемъ. Изъ всѣхъ своихъ товарвщей-чиновниковъ, тоже живущихъ взятками и вымогательствомъ, онъ - хищникъ самый безпощадный. "Такого городничаго, жалуются купцы Хлестакову, никогда еще, государь, не было". Требуя подарковъ для себя и семьи, онъ даже именины свои справляетъ въ годъ дважды. Но онъ не только пользуется обывателями, злоупотребляя традиц³онными "порядками" жизни {Купцы, жалуясь Хлестакову, говорятъ, что не прочь дѣлать подношен³я городничему: "мы ужъ всегда порядокъ исполняемъ", говорятъ они.},- онъ обираетъ и казну, входя въ мошенническ³я сдѣлки съ подрядчикаии, присваивая себѣ деньги, ассигнованныя на постройку церкви. Смягчающимъ его вину обстоятельствомъ является то, что онъ очень смутно понимаетъ безобраз³е своего лихоимства и казнокрадства: онъ оправдываетъ себя 1) наивнымъ восклицан³емъ: "если что я и взялъ, то уже безъ всякой злобы, 2) очень употребительнымъ аргументомъ: "всѣ такъ дѣлаютъ". "Нѣтъ человѣка, говоритъ онъ, который бы за собой не имѣлъ грѣховъ. Это ужъ такъ самимъ Богомъ устроено,- и волтерьянцы напрасно противъ этого говоратъ!"

   По отношен³ю къ обывателямъ онъ проявляетъ безпредѣльное самовласт³е и произволъ: отдаетъ въ солдаты не того, кого слѣдуетъ, подвергаетъ сѣчен³ю невинныхъ людей.

   Необразованный и грубый въ обращен³и (разговоръ съ купцами), онъ въ то же время отличается большой практической сметкой - и это его гордость. Онъ самъ говоритъ, что ни одинъ мошевникъ его провести не могъ, что онъ самъ ихъ "поддѣвалъ на уду". Онъ яснѣе всѣхъ другихъ чиновниковъ понимаетъ положен³е вещей, и когда тѣ, объясняя причины присылки къ нимъ ревизора, заносятся, Богъ знаетъ куда, онъ, какъ человѣкъ практическ³й, говоритъ не о причинахъ, a o грядущихъ послѣдств³яхъ. Онъ лучше всѣхъ другихъ чиновниковъ города умѣетъ обдѣлывать свои дѣлишки, потому что прекрасно понимаетъ душу человѣческую, потому что находчивъ, умѣетъ играть на человѣческихъ слабостяхъ,- вотъ почему онъ долго и безнаказанно лавируетъ среди различныхъ добродѣтельныхъ губернаторовъ и ревизоровъ.

   Его необразованность сказывается не только въ отсутств³и лоска въ манерахъ, но выражается еще очевиднѣе въ его суевѣр³и,- онъ очень наивно, по-язычески, понимаетъ свои отношен³я къ Богу, считая себя настоящимъ христ³аниномъ и человѣкомъ образцовой набожности ("я въ вѣрѣ твердъ" - говоритъ онъ), подъ религ³ей понимая только обрядность, выражающуюся въ посѣщен³и церкви по праздникамъ, въ соблюден³и постовъ. Онъ стоитъ еще на той "двоевѣрной" точкѣ зрѣн³я, которая допускаетъ возможность "подкупать" своего Бога жертвоприношен³ями въ родѣ пудовой свѣчи {"Поставлю такую свѣчу, какой еще никто не ставилъ: на каждаго бест³ю-купца наложу доставить по три пуда воску",- говорить онъ.}.

   Свѣтлой чертой городничаго надо признать его добродуш³е. Считая себя, благодаря сватовству Хлестакова, безконечно выше всѣхъ въ городѣ, онъ не заносится такъ, какъ его пустая супруга,- остается тѣмъ же простымъ человѣкомъ,- грубовато-радушнымъ и просто-гостепр³имнымъ.

   Жена его, глупая и ничтожная женщина, до старости сохранившая манеры молодой кокетки-щеголихи, поражаетъ безконечной пустотой своей души. Она помѣшана на "свѣтской жизни", на нарядахъ,- она воображаетъ себѣ, что еще можетъ нравиться мужчинамъ, и соперничаетъ со своей дочерью въ дѣлѣ пр³обрѣтен³я поклонниковъ и ухаживателей. Живетъ она сплетнями и интригами уѣзднаго города. Жевщина легкомысленная, она легко всему вѣритъ. Когда она рѣшила, что переѣдетъ въ Петербургъ и будетъ тамъ играть роль свѣтской львицы, она не скрываетъ своего презрѣн³я ко всѣмъ своимъ недавнимъ друзьямъ и знакомымъ. Эта черта, свидѣтельствующая объ ея душевной низости, ставитъ ее еще ниже ея супруга.

   Дочь городничаго идетъ по стопамъ матери,- она тоже любитъ наряжаться, тоже любитъ кокетничать, но она еще не испорчена такъ, какъ мать, ложью и пустотой этой провинц³альной жизви и не научилась еще такъ ломаться, какъ мать.

   Болѣе сложнымъ является образъ Хлестакова. Это - пустой бездѣльникъ, ничтожный маленьк³й чиновникъ, весь смыслъ жизни котораго заключается въ томъ, чтобы "пустить кому-нибудь пыль въ глаза" - своими манерами, сигарами, моднымъ костюмомъ, отдѣльными словечками... Онъ хвастаетъ постоянно передъ всѣми и даже передъ самимъ собой. Его ничтожная, безсмысленная жизнь жалка, но онъ этого не замѣчаетъ,- онъ всегда доволенъ собой, всегда счастливъ. Особенно ему помогаетъ забывать неудачи его фантаз³я, которая легко уноситъ его изъ предѣловъ дѣйствительности. Въ немъ нѣтъ горечи угнетеннаго самолюб³я, какъ y Поприщина,- y него есть тщеслав³е, и онъ лжетъ съ увлечен³емъ, потому что это лганье помогаетъ ему забыть свою ничтожность. Больное самолюб³е свело Поприщина съ ума, a тщеслав³е пустого, легкомысленнаго человѣка до этого не доведетъ. Онъ не вообразитъ себя "испанскимъ королемъ" и потому въ сумасшедш³й домъ не попадетъ,- въ лучшемъ случаѣ его поколотятъ за вранье, или посадятъ въ долговое отдѣлен³е за долги. Въ Хлестаковѣ Гоголь вывелъ безполезнаго, ненужнаго человѣка, который даже своими мыслями и языкомъ управлять не можетъ: покорный рабъ своей фантаз³и, богато надѣленный "необыкновенною легкостью въ мысляхъ", онъ живетъ день за днемъ, не отдавая себѣ отчета, что и зачѣмъ онъ дѣлаетъ. Вотъ почему онъ можетъ одинаково легко сдѣлать зло и добро, и сознательнымъ плутомъ никогда не будетъ: онъ не выдумываетъ никакихъ плановъ, a говоритъ и дѣлаетъ то, что подскажетъ ему его легкомысленная фантаз³я. Оттого онъ можетъ заразъ сдѣлать предложен³е и женѣ городничаго, и дочери, съ полной готовностью на обѣихъ жениться,- можетъ забрать въ долгъ деньги y чиновниковъ, убѣжденный, что имъ отдастъ, можетъ разолгаться до того глупо, что тутъ же и проговаривается, и заговаривается до чепухи.

   Напуганное воображен³е трусящихся чиновниковъ, ожидавшихъ ревизора, создало изъ этой "сосульки" ожидаемаго ревизора. Психологически эта ошибка вполнѣ понятна - она выражается пословицами: "пуганая ворона и куста боится", "у страха глаза велики". Этотъ "испугъ" и "тревога совѣсти" увлекли даже ловкаго и неглупаго плута-городничаго въ роковую для него ошибку.

   Друг³е чиновники города предста