Щепкина-Куперник Татьяна Львовна - Лозанна

  

  

  

   T. Щепкина-Куперникъ. Письма изъ далека.

   Издан³е Д. П. Ефимова. Москва, Б. Дмитровка, д. Бахрушиныхъ.

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Съ какой бы стороны вы ни подошли къ университету, вамъ все равно придется взбираться безъ конца. Университетъ стоитъ въ верхней части Лозанны (vieille Cité) и со всѣхъ сторонъ ведутъ къ нему или узеньк³я, вьющ³яся въ гору тропинки, или пробитыя въ скалѣ каменныя лѣстницы. Самая общеупотребительная дорога,- это лѣстница, ведущая къ собору съ Place Palud (маленькой площади, гдѣ на маленькомъ возвышен³и стоитъ маленькая статуя правосуд³я, у ногъ которой въ базарные дни усаживаются торговки съ фруктами и овощами), она называется - "escalier du Marché". Это крутая лѣстница, около 200 ступеней, крытая. Мѣстами она прерывается и отступаетъ въ сторону, чтобы дать дорогу убѣгающимъ то вправо, то влѣво переулочкамъ. Слѣва до половины ея идетъ рядомъ съ ней террасами улица, рядъ старыхъ, узкихъ, закопченныхъ домовъ; изрѣдка веселой нотой оживляютъ ихъ темно-сѣрые, коричневые фасады съ зелеными ставеньками или повѣшенная у входа клѣтка съ птицей, или балконъ съ увитой дикимъ виноградомъ рѣшеткой, или горшки съ цвѣтами на выступѣ окна. Тутъ журчитъ фонтанъ, къ которому ходятъ хозяйки наполнять кувшины. Выше кончается улица и идетъ каменная стѣна.

   Лѣстница вся истерта, проѣдена временемъ, деревянныя колонки и перила навѣса почернѣли, источены, словно изгрызены; ступени узк³я и крутыя; каменный барьеръ мѣстами покрытъ бархатистыми пятнами зеленаго мха.

   Пройдя четверть дороги, вы должны прюстановиться; еще столько же - и вы уже хватаетесь за сердце; выше - вы едва переводите духъ; наконецъ, дойдя до конца, вы нѣсколько минутъ стоите неподвижно въ состоян³и полнѣйшей прострац³и, смотрите на вставш³й передъ вами соборъ и думаете: per aspera ad astra.

   Да, ужъ подниматься здѣсь приходится достаточно. "Funiculaire" пока существуетъ только въ проектѣ. Извозчики рѣдки, приблизительно какъ бѣлые слоны, на 3000 жителей въ городѣ 30 извозчиковъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, Лозанна прекрасно вымощена, имѣетъ телефоны, электрическое освѣшен³е, электрическ³й tramway и т. д. Но ни "трамомъ", ни извозчиками нельзя вездѣ пользоваться: лѣстницы и узеньк³я тропинки въ гору невозможны для проѣзда, объѣзжать же отнимаетъ много времени, поневолѣ идешь пѣшкомъ и поневолѣ простаиваешь минутъ пять у собора.

   Старый соборъ - перлъ романско-готической архитектуры въ Швейцар³и, возвышается величаво и торжественно, подымаясь къ небу тысячью своихъ стройныхъ колонокъ и съ высоты своей смотритъ на лѣпящуюся и добирающуюся къ нему по горамъ и горушкамъ Лозанну, словно съ легкой грустью, какъ старый дѣдъ на рѣзвыхъ внуковъ.

   Такъ и кажется, что онъ вспоминаетъ годы своего велич³я и минувшую славу,

   Онъ начатъ былъ въ 1000 году, а въ 1275 году торжественно освященъ папой Григор³емъ X въ присутств³и императора Рудольфа Габсбургскаго, семи кардиналовъ, семнадцати епископовъ и т. д. и названъ "Notre-Dame de Lausanne".

   Суровый духъ кальвинизма уничтожилъ все, что въ немъ напоминало о красотѣ. Скульптурныя и архитектурныя украшен³я были разрушены и только въ послѣдн³е годы снаружи соборъ начинаютъ реставрировать; онъ весь въ лѣсахъ; возобновляютъ la grande Rose, лѣпные арабески, колонки.

   Внутри же отъ прошлаго остались въ немъ только цвѣтныя vitraux съ изображен³емъ главнѣйшихъ моментовъ истор³и Лозанны,- чудесныя деревянныя рѣзныя stalles XVI вѣка и нѣсколько могилъ, на которыхъ лежатъ рыцари со стертыми рукою вѣковъ чертами лица...

   Но нѣтъ статуи Мадонны, предмета горячаго поклонен³я окрестныхъ пилигримовъ, хотя еще на каменныхъ плитахъ сохранились отпечатки ихъ слѣдовъ. Ея нѣтъ - и въ соборѣ пусто, темно и мрачно.

   Если вы хотите взглянуть на Лозанну съ птичьяго полета, позвоните въ дребезжащ³й колокольчикъ у башни, ведущей неизвѣстно куда. Вы стоите передъ мрачной сѣрой стѣной колокольни; и вотъ на вашъ звонокъ изъ маленькой дверки, скорѣе расщелины, пробитой въ дикомъ камнѣ, появляется, какъ цвѣтокъ, выросш³й на развалинахъ, дѣвушка лѣтъ 16-ти, съ розовыми щеками и румяными губами. Она улыбается вамъ и ведетъ васъ наверхъ по головокружительной винтовой лѣсенкѣ, то нагибаясь подъ низенькой аркой, то пропадая въ темнотѣ коридорчика, то опять вырисовываясь на голубомъ фонѣ готическаго отверст³я въ стѣнѣ. Въ каждомъ этажѣ она указываетъ на колокола, проходя мимо:

   - Это - Clémence, онъ звонитъ только во время пожара и во время выборовъ; это - Madeleine, звонитъ въ праздники; этотъ - весь чистаго серебра, звонитъ разъ въ годъ, на Пасхѣ, "elle est trop petite, elle n'а pas de nom", но ему больше пятисотъ лѣтъ.

   Наконецъ, вы наверху.

   Четыре турельки по угламъ, стройныя, легк³я; балюстрада и столько пространства вокругъ средней башенки, что вы можете обойти ее всю кругомъ и увидѣть Лозанну, какъ на ладони, съ ея перламутровымъ озеромъ, съ цѣпью Альпъ на горизонтѣ, синеватыхъ, разрисованныхъ бѣлыми штрихами снѣга, съ средневѣковыми домами, узкими улицами и высокими шпицами колоколенъ, молчаливо указывающими на небо.

   Гдѣ вы это видѣли?

   Вашъ мозгъ начинаетъ напряженно работать, стараясь уловить воспоминан³е, гдѣ вы встрѣчали эти черепичныя кровли неправильной треугольной формы, эти стрѣльчатыя башенки, эти кокетливо убранныя фестонами плюща ограды, эти живописные шалэ... Постойте... постойте...

   И вотъ въ туманѣ передъ вами вырисовывается сначала лысинка... потомъ добродушная нѣмецкая физ³оном³я, напоминающая печеное яблоко... потомъ клѣтчатый фуляръ на шеѣ и золотыя пуговицы синяго фрака... Ну, конечно, это вашъ гимназическ³й учитель рисован³я, добрѣйш³й Herr Schulz, а тѣ картинки, которыя разстилаются передъ вашими глазами, онъ приносилъ въ большомъ кожаномъ портфелѣ, и вы неумѣлыми руками срисовывали и эти башенки, и эти шпицы, и эти арабески плюща на старомъ кирпичѣ.

   И вы улыбаетесь Лозаннѣ, какъ старой знакомой, и вамъ въ отвѣтъ улыбается ярко-голубое небо и розоватое озеро, на которомъ, какъ бѣлыя чайки, скользятъ оригинальныя "barques de Léman", лодочки съ двумя парусами, въ видѣ двухъ крыльевъ.

   Просторный дворъ, обнесенный чугунной рѣшеткой на каменномъ фундаментѣ, усыпанъ мелкимъ грав³емъ, шуршащимъ подъ ногами. Старые вязы, поросш³е мхомъ, простираютъ свои узловатыя вѣтви надъ каменными скамьями, словно охраняя и сторожа свои владѣн³я.

   Старое старое трехъ-этажное здан³е, съ обсыпавшейся кое-гдѣ штукатуркой, покатой черепичной крышей, идлинными, узенькими трубами. Окна маленьк³я съ рѣшетчатыми зелеными ставнями, а кое-гдѣ круглое "Oeuil de boeuf". Посреди башенка съ острымъ шпицемъ и круглыми часами, отчетливо и гулко выбивающими въ прозрачномъ осеннемъ воздухѣ каждую четверть часа.

   Это - университетъ. Здан³е старо, насчитываетъ десятки десятковъ лѣтъ за собой; но университетъ еще совсѣмъ молодой (прежде это была академ³я). Онъ только въ этомъ году выдалъ свой первый "bonnet de docteur" (доктора математики), при чемъ пришелся этотъ bonnet на молоденькую головку женщины, датчанки, m-lle Ведель, блистательно защитившей свою диссертац³ю.

   Лѣстницы, ведущ³я въ аудитор³и, крутыя, винтообразныя, истоптанныя не одной тысячью молодыхъ ногъ; сами аудитор³и тѣсныя и болѣе чѣмъ скромныя. Скамьи идутъ амфитеатромъ. Порыжѣвш³я черныя доски пюпитровъ изрѣзаны и исчерчены надписями не хуже какого-нибудь садоваго стола въ деревенской бесѣдкѣ. Тутъ и цитата изъ Овид³я, и изречен³е изъ Шопенгауэра, и стихи Вольтера, и просто "Julia" - полное смѣшен³е языковъ и полный просторъ воображен³я.

   На факультетѣ de belles lettres довольно много женщимъ, особенно у Ренара, профссора французской литературы. "Cours de littérature franèaise" Ренара почти единственный, который посѣщаютъ лозанск³я барышни. Профессоръ это чувствуетъ, и поэтому говоритъ мягко, выбирая выражен³я, избѣгая рискованныхъ цитатъ; цитируя все больше Ламартина или Hugo, не забывая и Боссюэта. Так³я имена какъ Zola и т. п. произносятся съ нѣкоторой опаской, а ужъ так³я, какъ Huismans или Verlaine вовсе не произносятся. И рѣчь у него мягкая, плавная, вкрадчивая, и черты лица мягк³я, тонк³я, и сѣдоватая бородка аккуратная, изящная. На его лекц³яхъ чувствуется духъ интимности, женственности; у окна всегда два стула, занятые супругой его и пожилой дамой, ея пр³ятельницей, неразлучными, какъ синтезъ съ анализомъ. Madame Ренаръ женщина довольно интересная и еще молодая; она - писательница, впрочемъ, пишутъ они вдвоемъ съ мужемъ разные швейцарск³е очерки - "Contes noirs et roses" и т. д. Эти дамы слѣдятъ внимательно за рѣчью профессора, а послѣ лекц³и обмѣниваются со многими изъ слушательницъ любезными улыбками, поклонами, фразами.

   Съ ихъ уходомъ бѣлокурыя и темноволосыя розы Гельвец³и, шурша шелковыми юбочками и щебеча, передаютъ другъ-другу свои невинныя впечатлѣн³я: профессоръ Баннаръ пугаетъ ихъ толстыми томами своего старо-французскаго языка, своей немного сухой, но строго-серьезной эрудиц³ей и дѣльнымъ изложен³емъ фактовъ. Онъ читаетъ средн³е вѣка, и если, быть можетъ, недостаточно влюбленъ въ эту таинственную эпоху, когда подъ пламя костровъ, подъ фанатическое пѣн³е церковныхъ гимновъ, въ поискахъ за философскимъ камнемъ и жизненнымъ эликсиромъ, пробуждалось къ жизни книгопечатан³е, готовилось и зрѣло будущее на окровавленныхъ и пылающихъ развалинахъ прошлаго, если онъ, быть можетъ, не поэтизируетъ эти вѣка, зато дѣльно передаетъ суть и предоставляетъ слушателямъ выводить свои заключен³я.

   Философ³ю читаетъ совсѣмъ молодой, но талантливый профессоръ, Milliaud. Онъ еще не можетъ, конечно, замѣнить своего предшественника, умершаго извѣстнаго Секретана, но отъ него ждутъ многаго. Не стану пересчитывать всѣхъ, но скажу, что пальма первенства положительно принадлежитъ профессору сѣверной литературы (русской, нѣмецкой и англ³йской) Мауеру. Это полный, румяный, сѣдой человѣкъ, съ добрымъ, открытымъ лицомъ и юношески живыми глазами.

   Нѣкоторые его не долюбливаютъ,- не вслушавшись; у него немного затрудневная дикц³я, къ которой нужно привыкнуть, чтобы свободно слушать его. Но мысль у него сверкаетъ и блещетъ, яркая, образная, и въ его лекц³яхъ - живое наслажден³е. Дѣло свое онъ знаетъ великолѣпно; о Бѣлинскомъ, напримѣръ, говоритъ такъ, что дай Богъ хорошему русскому.

   Начавъ лекц³ю, онъ увлекается, и то заговоритъ о философ³и Гегеля, то о романтизмѣ французовъ, то о миѳахъ древней Грец³и; на видъ можетъ показаться, что мысль разбрасывается, но въ концѣ концовъ всегда у него получается стройное и гармоническое цѣлое, и чувствуешь, что все сказанное имъ было необходимо для полноты впечатлѣн³я. Каждая лекц³я длится ³/₄ часа; между ними ¹/₄ часа отдыхъ, и въ эти 15 минутъ весь дворъ наполненъ шумомъ и гамомъ молодыхъ голосовъ, топотомъ молодыхъ ногъ. Студенты здѣсь всѣ очень рано идутъ въ университетъ, ихъ écoles supérieures легче нашихъ гимназ³й. Все это совсѣмъ юнцы, отъ 18-ти лѣтъ включительно; потому часто слышенъ не только шумъ и хохотъ, но и звонъ разбитыхъ стеколъ, и игра чуть не въ чехарду.

   Студенты здѣсь, по заграничному обычаю, дѣлятся на корпорац³и; сами себѣ установили форму - черные мундиры съ шитьемъ, бѣлые рейтузы, бѣлыя перчатки съ большими крагами и фантастическ³я шапочки: эффингенская корпорац³я (патр³отовъ) - бѣлыя съ краснымъ кантомъ, Lemania (католическая) красныя, belles lettres - плюшевыя зеленыя и т. д.

   Гордятся они этими мундирами, какъ дѣти, и надѣваютъ ихъ только въ торжественныхъ случаяхъ, напримѣръ, въ студенческ³е праздники.

   На дняхъ они устроили въ честь новаго ректора "cortège aux flambeaux". Зрѣлище было оригинальное. По всему городу вечеромъ тянулась, какъ огненная змѣя, процесс³я студентовъ съ факелами, красноватый отблескъ которыхъ сопровождалъ ихъ, высоко стоя заревомъ надъ ихъ головами. Черезъ плечо у студентовъ повѣшены были турьи рога, наполненные цвѣтами; молодежь браво шла, отбивая тактъ, держа факелы съ пестрыми щитками наотмашь, подъ музыку оркестра, съ пѣснями. Обойдя весь городъ, на place Montbenon они устроили костеръ изъ факеловъ и танцовали вокругъ него "р³ссоlо" - нац³ональный танецъ.

   На темномъ фонѣ ночного неба ярко выдѣлялось зарево дымящагося костра, а пляшущ³я фигуры казались чѣмъ-то фантастическимъ, особенно въ средневѣковой декорац³и характерныхъ домовъ Лозанны.

   Мнѣ почему-то припомнились наши славные, часто голодные студентики, бѣгающ³е за 8 рублей въ мѣсяцъ каждодневно изъ Измайловской роты на Петербургскую сторону или на Васильевск³й островъ, въ трескуч³й морозъ, въ лѣтнихъ, вѣтромъ подбитыхъ пальтишкахъ. Здѣсь молодежь очень жизнерадостна, совершенно не заражена пессимизмомъ. Пессимиста здѣсь, пожалуй, еще труднѣе отыскать, чѣмъ извозчика. Всѣ они так³е сытые, крѣпк³е, здоровые... Если вы видите блѣдное лицо, лихорадочнымъ огнемъ блестящ³й взглядъ, впалыя щеки, смѣло держите пари, что это не швейцарецъ. Всѣ швейцарцы одарены особымъ отпечаткомъ довольства, покоя и равнодуш³я. Несомнѣнно, это для нихъ большое счастье, несомнѣнно также и то, что цвѣтущая и трудолюбивая Швейцар³я не насчитываетъ ни великихъ поэтовъ, ни вдохновенныхъ живописцевъ, ни ген³альныхъ скульпторовъ,- чѣмъ это объяснить, не знаю... Литература здѣсь въ очень несовершенномъ состоян³и, за исключен³емъ немногихъ, Эд. Родъ, напр.; пишутъ все так³я вещи, которыя у насъ съ трудомъ бы нашли мѣсто въ "Родникѣ" или "Игрушечкѣ" для старшаго возраста; но невзыскательные швейцарцы довольны своей литературой.

   Да, Достоевск³й не могъ бы родиться въ Швейцар³и.

   Оно кажется немного странно, что эта красивая страна, эта дивная природа такъ мало находятъ отзвукъ въ сердцахъ своихъ дѣтей. Приглядѣлись ли они, что ли, но всѣ они поразительно равнодушны. Много этому способствуетъ и очень регулярный образъ жизни. Здѣсь одинъ человѣкъ живетъ, какъ другой. Въ 7-8 ч. начинаются и лекц³и, и занят³я, и работа; въ 12 ч. всѣ возвращаются домой; вся Лозанна обѣдаетъ въ половинѣ перваго, ужинаетъ въ 7 и крѣпко спитъ въ 10. И все здѣсь такъ мирно, такъ спокойно. У насъ, напримѣръ, если мужикъ работаетъ на крышѣ, вы взгляните, у васъ духъ захватитъ и вы скорѣе уйдете въ сторону. А здѣсь - гуляетъ рабоч³й по крышѣ, напѣваетъ tyrolienne; самъ онъ не оборванный,- чисто одѣтый; не полупьяный и не истощенный отъ голода; крыша чистая, съ широкими полями. Онъ себѣ переговаривается весело со стоящими внизу... И не знаю почему, но сердце за него не дрожитъ.

   Однако, я отвлекаюсь.

   При университетѣ нашемъ находятся музей (историко-этнографическ³й и ничѣмъ не выдающ³йся) и публичная библ³отека. Библ³отека по составу очень недурная, но, если вы хотите ею пользоваться, вамъ необходимо вооружиться большимъ запасомъ времени и не меньшимъ - терпѣн³я.

   Черезъ как³я-то катакомбы вы попадаете въ небольшую salle de lecture (книги выдаются и на домъ). За конторкой возсѣдаетъ старичокъ-библ³отекарь; тамъ у него цѣлое хозяйство, как³я-то картинки, вазочка съ неизбѣжными хризантемами, футляръ отъ очковъ и т. д. Помогаетъ ему очень свирѣпаго нрава субъектъ, совсѣмъ одѣтый по домашнему, въ туфляхъ, въ рабочей блузѣ сѣраго полотна и шапочкѣ à la Zola.

   Вы начинаете съ того, что берете каталогъ, но каталоги тамъ самаго фантастическаго свойства. Ищете вы, положимъ, Тэна.

   Логика подсказываетъ вамъ взять каталогъ подъ буквой Т. Не тутъ-то было. Подъ буквой Т скрывается отдѣлъ политической эконом³и. Почему - неизвѣстно. Пересмотрѣвъ всѣ каталоги, вы догадываетесь, что критика, по капризу судебъ, помѣщена подъ буквой М, вмѣстѣ съ белетристикой. Прекрасно. Но буква М содержитъ въ себѣ не одну тысячу назван³й; а назван³я эти помѣщены абсолютно безъ всякаго порядка,- ни по литерамъ, ни по годамъ, ни по содержан³ю. Назван³я перемѣшаны, какъ будто ребенокъ забавлялся, играя съ ними, и разсыпалъ билетики какъ попало: Маколей рядомъ съ Armand Silvestre, S-te Beuve съ графиней Дашъ, Боссюэтъ съ Катюль Мендесомъ, Вольтеръ съ m-me Gyp и т. д.

   Пока вы успѣете добраться до Тэна, вы пропустите обѣдъ, опоздаете на лекц³и, а тамъ библ³отеку запрутъ. И вотъ хваленая швейцарская аккуратность; впрочемъ, вѣдь это только книги, а не горшки съ молокомъ.

   Здан³я, принадлежащ³я университету, разбросаны въ разныхъ мѣстахъ. Медики, напримѣръ, слушаютъ лекц³и то въ Ecole de chémie (новомъ и красивомъ здан³и, построенномъ на русск³я деньги,- нашъ Рюминъ завѣщалъ Лозаннѣ большой капиталъ, на который теперь собираются строить и новый университетъ), то въ Ecole de médecine.

   Ecole de médecine - минутахъ въ 15-ти ходьбы отъ университета. Это чистеньк³й, красивый домъ, съ разбитымъ передъ нимъ цвѣтникомъ, гдѣ цвѣтутъ роскошныя хризантемы - темно розовыя, кроваво-красныя, золотыя, ф³олетовыя - всѣхъ тоновъ и оттѣнковъ. Великолѣпные ребятишки, здоровые, кудрявые и розовые (дѣти привратника), играютъ въ цвѣтникѣ, вбѣгаютъ въ секц³онную залу, присутствуютъ при аутопс³и и опять возвращаются къ цвѣтамъ. И невольно приходятъ на умъ слова поэта:

  

         ... у гробового входа

   Младая будетъ жизнь играть,

   И равнодушная природа

   Красою вѣчною с³ять!..

  

   На медицинскихъ курсахъ больше женщинъ, чѣмъ на остальныхъ. Здѣсь относятся къ нимъ далеко не враждебно, какъ во многихъ другихъ университетахъ, а скорѣе вѣжливо, но студенты и студентки держатся особнякомъ. Контингентъ учащихся дѣвушекъ довольно симпатичный. Попадаются старинные типы, съ небрежной прической, неряшливымъ видомъ и подавляющимъ презрѣн³емъ ко всему окружающему, но, къ счаст³ю, такихъ все меньше.

   Современная дѣвушка начинаетъ понимать, что недостаточно сдѣлаться парод³ей на мужчину, чтобы прослыть образованной женщиной; что женственность такъ же необходима трудящейся дѣвушкѣ, какъ солнце въ аудитор³и.

   Я знаю здѣсь двухъ учащихся дѣвушекъ, нашихъ соотечественницъ; одна съ Волги, другая съ береговъ Чернаго моря. Обѣ молоденьк³я, миленьк³я, балованныя и холеныя въ семьѣ; это не мѣшаетъ имъ не уступать въ работѣ любому здоровому швейцпрскому студенту. Вскакиваютъ въ 6 часовъ утра, когда еще не разсвѣло, въ 7 ¹/₂ уже бѣгутъ въ университетъ; съ 8 до 12 простаиваютъ въ лаборатор³и надъ химическими анализами. Прибѣгаютъ домой наскоро пообѣдать и торопятся къ 2 опять на лекц³и, такъ до 6; и это каждый день, въ дождь, во время злѣйшей "bise". По вечерамъ переписываютъ лекц³и и читаютъ; 10 часовъ ежедневнаго труда - и бодры, звонко смѣются, не забываютъ по дорогѣ купить душистый букетикъ ф³алокъ въ 20 сантимовъ и посмотрѣться въ зеркало.

  

  

   Интересную картину представляетъ наша мучительная лѣстница въ 12 часовъ.

   Шумной гурьбой высыпаютъ студенты изъ университета, разсыпаются въ разныя стороны, большинство сбѣгаетъ по этой лѣстницѣ. Въ каменной оградѣ, о которой выше шла рѣчь, пробита калитка и березовая аллея ведетъ къ Ecole primaire,- тутъ ребятишки съ четырехъ лѣтъ ходятъ въ школу. Въ 12 часовъ и они выбѣгаютъ съ птичьимъ гамомъ и щебетомъ на нашу лѣстницу и, торопясь, толкая другъ-друга, летятъ во всѣ свои крохотныя толстыя ножонки.

   Гдѣ-то мнѣ случилось видѣть интересную гравюру,- нѣтъ, двѣ - въ pendant одна къ другой. Лѣстница (такая же живописная и старая, какъ эта), и по мей оживленной толпой, со смѣхомъ и весельемъ, бѣгутъ дѣти, юноши, дѣвушки; внизу подписано:

   "Какъ быстро бѣгутъ часы радости".

   Другая гравюра изображаетъ ту же лѣстницу: по ней медленно, съ поникнувшими головами, идутъ скорбныя, закутанныя въ черное фигуры похоронной процесс³и, и подписано:

   "Какъ медленно тянутся часы скорби"...

   Въ 12 часовъ по нашей лѣстницѣ бѣгутъ часы радости.

   И встрѣчаются, весело шумя, на однѣхъ и тѣхъ же ступеняхъ - беззаботное дѣтство и пылкая юность - настоящее и будущее.

  

  

   Второй день въ Лозаннѣ бушуетъ буря. Дуетъ "фэнъ" и вся природа въ какомъ-то неистовствѣ. По небу быстро несутся свинцовыя тучи; ихъ странныя очертан³я приводятъ на память декоративный эффектъ полета валькир³й въ Ибсеновскихъ "Сѣверныхъ богатыряхъ". Темно-лиловый туманъ окутываетъ горы и старается спрятать ихъ отъ непогоды. Грозное, изъ-сѣро-зеленоватое озеро кое-гдѣ прорѣзано блестящими, какъ лезв³е холодной стали, полосами яркаго свѣта, проникающаго откуда-то изъ-за тучъ; сердитыя, бѣлыя волны бьютъ у берега.

   У! Какъ завываетъ вѣтеръ въ трубѣ! То съ какимъ-то негодован³емъ шипитъ и свиститъ онъ, разъяренный, въ каждой щели; то утихаетъ и плачетъ, и жалуется; то поднимается могучей хроматической гаммой и разрастается, какъ бѣшеная страсть.

   Дождь льетъ неудержимый, крупный, какъ слезы бурнаго отчаян³я, и колотитъ въ стекло оконъ, словно хочетъ сдѣлать имъ больно. Ураганъ потрясаетъ домъ до основан³я; слышно, какъ хлопаютъ ставни, какъ дребезжатъ оконныя стекла; иногда рѣзко стукнетъ сорвавшаяся черепица. Цѣлый хаосъ мощныхъ звуковъ - буря ждетъ своего Вагнера.

   Въ такую погоду хорошо было бы сидѣть вдвоемъ съ какимъ-нибудь очень близкимъ, дорогимъ другомъ у пылающей печки, съ книгой любимаго поэта на колѣняхъ,- и время отъ времени отрываться отъ книги, всѣмъ сознан³емъ чувствуя ласковую близость милаго существа. И даже не говорить, а такъ, скорѣе мечтать о чемъ-то очень нѣжномъ, очень сладкомъ, не совсѣмъ ясномъ; мечтать - вдвоемъ объ одномъ и томъ же. Но дорогой другъ далеко!.. Швейцарск³я игрушечныя печки не грѣютъ, а только насмѣхаются,- единственная книга, которую можно взять въ руки безъ потери времени, это руководство старо-французскаго языка Cledat, а кромѣ того, бьютъ часы, и надо торопиться на лекц³и.

   На улицахъ, несмотря на ливень, движен³е не прекращается; если бы въ Лозаннѣ не выходить во время дождя, то добрыхъ ³/₄ всего времени пришлось бы сидѣть дома. Зато всѣ закутаны въ непромокаемые плащи и пелерины съ капюшонами, съ трудомъ позволяющ³я различить мужчину отъ женщины. Дѣтишки имѣютъ совсѣмъ видъ карликовъ изъ сказокъ Гримма, въ своихъ поднятыхъ на голову остроконечныхъ колпачкахъ и круглыхъ пелеринкахъ.

   "Трамваи" переполнены. По улицамъ бѣгутъ зонтики, встрѣчаются, сталкиваются, храбро спѣшатъ дальше по невообразимой грязи, сдѣлавшей бы честь какому-нибудь нашему Вышнему-Волочку. (Впрочемъ, по колѣна не утонешь, и настоящ³е лозанцы ухитряются ходить безъ калошъ).

   Самый жесток³й кризисъ бури разражается во время лекц³и. Старое здан³е университета дрожитъ и стонетъ, окна едва выдерживаютъ напоръ вѣтра; онъ проникаетъ въ щели и чуть не тушитъ мелькающ³й газъ въ аудитор³яхъ, и безъ того скупо-освѣщенныхъ. Вмѣстѣ съ вѣтромъ и темнотой въ окно врывается откуда-то, вѣроятно, изъ сосѣдней "Ecole normale",- хоровое церковное пѣн³е, придающее совсѣмъ мрачный характеръ всей обстановкѣ. Мауеръ, читающ³й о Лессингѣ, заставляетъ позабыть вѣтеръ; но когда мы, по окончан³и всѣхъ лекц³й, выходимъ изъ университета - вихрь продолжаетъ бушевать, задуваетъ огонь въ рѣдко разставленныхъ фонаряхъ, уноситъ зонтики, рветъ платье; несмотря на 6-й часъ дня, на улицѣ абсолютная темнота; по нашей мокрой и крутой лѣстницѣ легко сломать себѣ шею.

   Въ полутьмѣ, при невѣрномъ мерцан³и фонаря, черные силуэты разбѣгающихся во всѣ стороны студентовъ, съ ихъ надвинутыми капюшонами, представляются чѣмъ-то фантастическимъ.

   Все мокро, черно, пугающе-мрачно... И я съ ужасомъ думаю о завтрашнемъ утрѣ, о необходимости вставать при огнѣ и холодѣ... Но погода Лозанны капризна - старое сравнен³е требуетъ сказать - какъ женщина. Хотя, по чести, я положительно не вижу, чтобы въ умѣньи капризничать мужчины уступали женщинамъ, но почтимъ традиц³и. Погода Лозанны капризна, какъ женщина.

   На утро вѣтеръ вымелъ всѣ тучи съ неба; дождь вымылъ его голубую эмаль; озеро успокоилось и только слегка волнуется, какъ будто вздыхая послѣ недавнихъ рыдан³й.

   Вся Лозанна, вычистившись и повеселѣвъ, превратилась въ огромную выставку жанровыхъ картинокъ и чудесныхъ naturemortes; сегодня - jour du marché. Для художника, не ищущаго серьезнаго внутренняго содержан³я въ картинѣ, а довольствующагося тѣмъ, что пр³ятно и безобидно ласкаетъ глазъ, здѣсь нашлось бы много матер³ала.

   Хозяйки Лозанны вооружились большими корзинками; мног³я изъ нихъ, очевидно, поклонницы системы утилитаризма, катятъ передъ собой ручныя колясочки,- "poussettes", въ которыхъ возили своихъ румяныхъ бебешекъ, пока тѣ не начали сами бѣгать въ школы. Рынокъ раскинулся почти на весь городокъ; площади St. Franèois, La Riponne, Palud и всѣ улицы между ними запружены фруктами, овощами и цвѣтами. Торговки изъ окрестныхъ деревень сидятъ на складныхъ стульчикахъ. Онѣ въ крестъ-накрестъ завязанныхъ косынкахъ и большихъ передникахъ. Изъ-подъ традиц³онныхъ широкополыхъ шляпъ темной соломки выглядываетъ то совсѣмъ голова теньеровской старухи, то молодое, розовое лицо. Водуазки были бы недурны,- онѣ почти всѣ очень свѣж³я, темноволосыя, съ тонкими чертами лица, довольно стройныя; но ихъ портитъ удивительно равнодушное, неосмысленное выражен³е глазъ.

   Передъ ними прямо на тротуарахъ, а то и на мостовой, разложены деревянные лотки или низк³я бѣлыя плетенки съ овощами. Передъ привозомъ на рынокъ ихъ чисто перемываютъ, и онѣ такъ и блестятъ; цѣлая гамма натуралистическихъ тоновъ; оранжевая морковь, темно-лиловая капуста, свѣтло-зеленый кудрявый салатъ, красные томаты, чистеньк³й сѣрый картофель выглядятъ искусственными - до того они опрятны.

   Надъ рынкомъ стоитъ шумъ и слышится пѣвуч³й говоръ съ характернымъ водуазскимъ выговоромъ:

   - Eh monté! Mada-ame, commaing dong! Certènemmaing!

   Кухарки закупаютъ провиз³ю, хозяйки выбираютъ фрукты для десерта, молоденьк³я дѣвушки - цвѣты.

   Прислуга здѣсь презабавная. Кухарки очень высоко цѣнятъ свое достоинство. Хозяйки съ ними никогда не говорятъ иначе какъ на вы; ихъ называютъ madame или mademoiselle; между собой онѣ тоже всегда на вы. Онѣ ходятъ въ шляпкахъ и изящныхъ накидкахъ; тѣ, что помоложе, часто бываютъ въ театрѣ, напѣваютъ испанск³е вальсы и не прочь пофилософствовать на тему о любви, о красотѣ природы и т. д. Онѣ читаютъ фельетоны и очень любятъ "Georges Ohnet". Часы работы у нихъ строго опредѣлены: отъ 10-ти до 12-ти онѣ готовятъ обѣдъ, отъ 6-ти до 8-ми ужинъ, внѣ этого времени онѣ свободны. Не похожи онѣ на нашихъ безхитростныхъ Марьюшекъ и Дарьюшекъ, жарящихъ у плиты день-деньской; у нихъ всегда отдѣльныя комнатки, и когда у нихъ "flemme", то хозяйка не смѣетъ имъ дѣлать никакихъ замѣчан³й.

   Вотъ еще спец³ально швейцарское словечко!

   Въ Швейцар³и его слышишь всюду. Человѣку нездоровится - il à la flemme. Не въ духѣ - flemme, нервы - flemme. Просто лѣнь обуяла - ну, ужъ конечно flemme. И слово, и состоян³е имѣютъ право гражданства.

   Но вернемся къ рынку.

   Пока мамаши закупаютъ провиз³ю, младш³е ребятишки по дорогѣ въ школу останавливаются у шофретки съ горячими каштанами, покупаютъ на два су и набѣгу грѣютъ объ нихъ руки:

   - Monsieur, 2 sous de marrons s'il vous plait!

   И monsieur въ синей блузѣ отвѣшиваетъ на два су каштановъ совершенно самостоятельному господину въ колпачкѣ и съ пухлыми голыми колѣнками. Господину года 4, но онъ одинъ бѣжитъ въ школу, одинъ вернется изъ нея; рано пр³учаются они къ самостоятельности. Дѣти здѣсь очень развиты; впрочемъ, чѣмъ они становятся старше, тѣмъ это сглаживается.

   У цвѣтовъ барышни выбираютъ себѣ связки пунсовыхъ глад³олусовъ, вѣтви остролиста съ пурпурными ягодами, вѣтки омелы съ круглыми бѣлыми ягодками, а главное - хризантемы, всюду и вездѣ хризантемы. Онѣ или лежатъ, небрежно связанныя въ огромныя, живописныя "bottes", или цвѣтутъ въ глиняныхъ вазонахъ пышными кустами.

   Хризантему вы встрѣтите вездѣ: въ любомъ присутственномъ мѣстѣ, на казенной конторкѣ, на низенькомъ столикѣ изящной гостиной, въ свѣтлой дѣвичьей комнаткѣ, на полкѣ чистой кухни: и здѣсь - своего рода равенство.

   Онѣ царятъ и властвуютъ на рынкѣ, и домой всѣ возвращаются хоть съ небольшимъ букетомъ.

   Всѣ сады Лозанны засажены хризантемами и никто ихъ не опустошаетъ; здѣсь вообще сильно развито уважен³е къ чужой собственности; если вы что нибудь потеряли или забыли, вы почти можете быть увѣрены, что вамъ это возвратятъ и, пожалуй, если вы предложите "un pourboire", вамъ отвѣтятъ: Je n'ai fait que mon devoir". Каждый день столбца 2 "Gazette de Lausanne" и "Feuille d'avis" заполнены объявлен³ями о найденныхъ вещахъ.

   Здѣсь никто не растаскиваетъ деревянныхъ плетней, не ломаетъ кустовъ, не рветъ цвѣтовъ и т. д. Можетъ быть, этой честности очень способствуютъ довольно крупные штрафы за подобное нарушен³е порядка, штрафы, которые, несмотря на полное отсутств³е невидимыхъ городовыхъ, строго взыскиваются.

   Поэтому сады здѣсь выглядятъ очень мило. Теперь особенно, въ началѣ декабря, когда уже время отъ времени начинаютъ летать въ воздухѣ больш³я бѣлыя мухи перваго снѣга, тутъ же и тающ³я, красиво взглянуть на живописную ограду изъ дикаго камня, въ отверст³е широкой чугунной рѣшетки воротъ, на теряющ³яся въ легкой голубоватой дымкѣ тумана аллеи садовъ.

   Въ просвѣтѣ аллей виденъ красный фонъ заката, подернутый блѣдно-золотыми облаками; выше тонъ неба совсѣмъ зеленоватый; на горизонтѣ син³я горы словно изнутри освѣщены, рѣзк³е бѣлые штрихи снѣга на ихъ очертан³яхъ придаютъ имъ видъ колоссальной фотограф³и на матовомъ стеклѣ. Посреди голубого озера - яркое пятно солнечнаго свѣта и удивительные переливы красокъ, игра свѣта и тоновъ, заставляютъ думать, что если бы художникъ перенесъ на полотно всѣ эти оттѣнки, его бы сочли сумасшедшимъ.

   Деревья не всѣ обнажены: мног³я стоятъ совсѣмъ золотыя или темно-красныя; лавровишненыя деревья и колюч³й остролистъ съ красными ягодами хранятъ свою сочно-зеленую, глянцевитую листву; ихъ оттѣняетъ почти черный бархатъ сосенъ и пихтъ. Кое-гдѣитихо журчитъ фонтанъ,- и весь зимн³й, немного меланхолическ³й пейзажъ, какъ нѣжною улыбкой, оживляютъ бѣлыя, розовыя, пунцовыя звѣзды хризантемъ.

   Пушистые, растрепанные помпоны изъ узкихъ, шелковыхъ лепестковъ улыбаются даже изъ подъ легкаго, шутливаго снѣга. Тутъ и лиловыя хризантемы, начиная съ розоватаго, теплаго тона китайской сирени, кончая красноватымъ chicago; бѣлые съ легкимъ румянымъ оттѣнкомъ, темно-розовые, малиновые цвѣта бѣлой соломы, золотые, наконецъ ко ричневые съ желтыми пятнами, напоминающ³е крылья Венеры крапивницы - всѣхъ цвѣтовъ и оттѣнковъ. Свѣжесть декабря не мѣшаетъ имъ цвѣсти, и, можетъ быть, потому здѣсь такъ любятъ ихъ.

   Отъ хризантемъ мнѣ всего легче перейти къ другимъ цвѣтамъ Лозанны - къ молодымъ дѣвушкамъ, и поговорить о ихъ воспитан³и, рѣзко отличающемся отъ воспитан³я нашихъ дѣвушекъ.

   Конечно, немыслимо сравнивать всю нашу огромную страну съ этимъ маленькимъ клочкомъ земли; но молодая дѣвушка - вездѣ останется молодой дѣвушкой - въ Росс³и, въ Швейцар³и, въ Япон³и - значитъ, ихъ сравнивать можно.

   Но прежде всего нѣсколько словъ о женскомъ воспитан³и (я не говорю образован³и) въ Росс³и.

   Свобода - великое дѣло; но, какъ всѣ стих³йныя силы, свобода - вещь опасная.

   Вода въ рукахъ энергичнаго инженера будетъ приводить въ движен³е фабрики, заводы, лѣсопильни, кормить тысячи рабочихъ, способствоватьразвит³ю промышленности и т. д. Но та же вода, если ее предоставить самой себѣ, можетъ затопить цѣлую деревню, принести смерть, опустошен³е, отчаян³е. Безъ огня мы не могли бы существовать; но тотъ же огонь, если съ нимъ быть неосторожными, можетъ въ нѣсколько минутъ уничтожить и насъ, и наше имущество.

   Такъ и свобода.

   Я знаю родителей, которые стоятъ за относительную свободу ребенка; но врядъ ли они своихъ маленькихъ дѣтей согласятся оставить на цѣлый день однихъ, безъ присмотра, въ комнатѣ съ зажженымъ огнемъ; потому что ребенокъ, по теор³и вѣроятности, сначала позавтракаетъ кусочкомъ мыла и мѣдной пуговкой, потомъ, свалившись съ кресла, посадитъ себѣ шишку, и счастье, если не надѣлаетъ пожара.

   Для того, чтобы нашимъ дѣвушкамъ дать полную свободу, надо сперва научить ихъ ею пользоваться.

   Мнѣ вспоминаются слова Бѣлинскаго, горячо заступавшагося за забытый м³рокъ за нашихъ дѣтей: "бѣда въ томъ, что у насъ есть родители, но мало отцовъ и матерей; вы скажете, какая разница между "родителями" и "отцомъ и матерью?" Взгляните лѣтомъ на мухъ, какая бездна родителей, но гдѣ отцы и матери?"

   Онъ писалъ это болѣе полувѣка тому назадъ, но и теперь эти слова вполнѣ примѣнимы.

   Какъ воспитывается большинство нашихъ дѣвушекъ, за рѣдкими исключен³ями? Конечно, у нихъ есть институты, гимназ³и, учительницы музыки, учителя рисован³я, француженки-гувернантки; думаютъ о томъ, чтобы привить имъ приличныя манеры, развить нѣкоторыя способности къ тому или другому изящному искусству; даже гимнастика и спортъ не забыты; но обращаютъ ли вниман³е на этику ребенка? Думаютъ ли о томъ, чтобы воспитать его нравственность? Берутся-ли умѣло и осторожно вводить его въ жизнь?

   Нѣтъ! По большей части ограничиваются тѣмъ, что за одно бранятъ или наказываютъ, за другое - хвалятъ и восхищаются:

   - Вообразите, что моя Адочка сегодня сказала?

   И если Адочка умна, то она сама подсказываетъ матери (какъ мнѣ случилось слышать).

   - Мама, а ты забыла разсказать, что я сказала про церковь!

   Почему то или другое дурно или хорошо, или остроумно, ребенокъ долженъ докапываться самъ, и вотъ мало-по-малу развивается взглядъ на родителей (даже при искренней любви къ нимъ), какъ не столько на друзей, сколько на нѣкую власть предержащую, отъ которой съ юныхъ лѣтъ (для того ли, чтобъ избѣжать наказан³я, если родители придерживаются строгости, для того ли, чтобы получить похвалу, если они "балуютъ" дѣтей) приходится скрывать нѣкоторыя движен³я души - тонкимъ чутьемъ ребенокъ всегда схватитъ как³я именно - и выставлять на видъ друг³я.

   Родителямъ по большей части прямо некогда заниматься дѣтьми. И вотъ все то, что ищетъ отклика въ дѣтскомъ сердечкѣ, находитъ его въ дружбѣ съ товарищами, подругами. У насъ больше, чѣмъ гдѣ-либо, развита экзальтированная дружба между молодежью, часто весьма эфемерная, такъ какъ она есть одинъ изъ видовъ этого жаднаго искан³я авторитета и духовнаго превосходства, которое сильно развито въ молодомъ умѣ.

   Въ гимназ³яхъ, благодаря сильному различ³ю классовъ, именъ, состоян³й (чего заѣсь, понятно, не существуетъ), сталкиваются дѣти самыхъ различныхъ круговъ. Въ силу притяжен³я контрастовъ, дочь важнаго бюрократа сходится съ дочерью модной актрисы; дочь бѣднаго учителя дружится съ дочерью денежнаго туза. Однѣ учатъ другихъ, раскрываютъ передъ ихъ глазами незнакомыя страницы.

   И дѣвушка научается жизни по разсказамъ и теор³ямъ старшей, нерѣдко испорченной подруги, по болтовнѣ пустой гувернантки, по валяющемуся въ гостиной фельэтону газеты, по книгамъ, которыхъ ей или вяло "не позволяютъ" читать, оставляя книжный шкафъ открытымъ, или, придерживаясь принципа свободы чтен³я, даютъ безъ разбора.

   Печально то, что у насъ, въ Росс³и, большую, очень большую роль играютъ французск³е романы новѣйшихъ школъ. Считается почти шикомъ, неотъемлемымъ признакомъ элегантности, чтобы на столикѣ у порядочной женщины лежалъ послѣдн³й желтый томикъ Prévost, Mendès, а то и Huisman'а, тогда какъ, помню, какъ-то въ Парижѣ мнѣ случилось спросить одну молодую женщину, по простотѣ душевной, ея мнѣн³е относительно одной изъ послѣднихъ книжекъ Prévost. Она взглянула на меня со слегка испуганнымъ удивлен³емъ и отвѣтила:

   - Oh! Estce qu'on lit èa, voyons!?

   У насъ "on lit èa" - почти всѣ: и женщина бальзаковскаго возраста, и ея шестнадцатилѣтняя дочь, и пр³учается смотрѣть на жизнь сквозь призму болѣзненныхъ произведен³й французскихъ авторовъ, своей изысканностью формы и утонченной красотой стиля часто увлекающихъ юное воображен³е. Какъ настоящ³е "Fleurs du mal", они скрываютъ губительную заразу подъ такой душистой и красивой оболочкой, что трудно повѣрить въ ихъ опасность.

   Ихъ тонк³й ядъ незамѣтно растлѣваетъ душу, и по большей части въ 20, 22 года у насъ дѣвушка, если фактически и не похожа на героиню новѣйшей формац³и извѣстнаго романа Прево, то и умомъ, и душою уже "blasée", уже все знаетъ, уже все ей прѣсно и она ищетъ прянаго.

   Я здѣсь не говорю объ исключительныхъ и богато одаренныхъ натурахъ, въ родѣ С. Ковалевской и ей подобныхъ; тѣ такъ или иначе найдутъ свою дорогу, сами выбьются; достигнутъ ли онѣ смѣлой цѣли, погибнутъ ли въ борьбѣ,- все равно, это исключен³я, и въ счетъ онѣ не идутъ.

   Но возьмите среднюю, обыкновенную дѣвушку, со слабымъ характеромъ, легко поддающейся всякому вл³ян³ю натурой. Начните съ того, что проэкзаменуйте ее года черезъ два по выходѣ изъ гимназ³и. Училась она много, усердно; передъ экзаменами просиживала ночи напролетъ съ помощью чернаго кофе и даже, можетъ быть, получила медаль. Что же? Она смутно будетъ знать истор³ю Карловинговъ, съ трудомъ припомнитъ Пиѳагорову теорему, не сразу скажетъ вамъ, гдѣ находится Мадрасъ и загадочно посмотритъ въ сторону, когда вы пожелаете узнать ясно, что такое логариѳмы. Зато она читала понемногу всего, начиная съ Вольтера и кончая Верленомъ; въ сущности она знаетъ ихъ не хуже русскихъ классиковъ: она путаетъ нѣкоторые стихи Ломоносова и Державина и врядъ ли прочла весь "Пугачевск³й бунтъ" Пушкина.

   И вотъ эта дѣвушка, которая, можетъ быть, въ иныхъ услов³яхъ была бы чудесной женой, матерью, "хозяйкой", по примѣру своихъ прабабушекъ,- теперь, выпущенная со слабымъ багажемъ знан³я и фантастическихъ житейскихъ теор³й ни съ того, ни съ сего на свободу, пускается въ обширный м³ръ литературы, одинаково могущ³й быть и безбрежнымъ моремъ, и грязнымъ болотомъ, видитъ все, что дается въ театрѣ, безъ разбору; и ея слабая головка начинаетъ невольно вертѣться.

   Она уже не наивная, простая дѣвушка; она не удовольствуется несложной ролью матери и жены... Несложной?

   Я не могу не вспомнить талантливаго, чисто женскаго отвѣта автора "Мимочки на водахъ" - одной "прелестной пегѵоsée" послѣдняго стиля, когда та начала жаловаться на тоску и скуку повседневной жизни, на то, что "никогда ничего не случается".

   - Вы, вѣрно, никогда не были въ дѣтской?

   - Нѣтъ, а что?

   - Такъ зайдите туда: тамъ каждую минуту что-нибудь случается!

   Молоденькая невропатка, дѣйствительно, въ дѣтской не бывала, дѣтей у ней не было, да она ихъ и не хотѣла.

   Подобно ей, теперь мног³я не хотятъ дѣтей, не хотятъ этой "несложной жизни". Быть только женой и матерью! Онѣ для этого слишкомъ много знаютъ, у нихъ слишкомъ много нервныхъ аппетитовъ и искан³я чего-то необычайнаго. Вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ не довольно сильны, не довольно одарены талантомъ, чтобы выдвинуться изъ толпы и стать "чѣмъ-нибудь".

   И вотъ откуда эта масса разбитыхъ существован³й, разведенныхъ женъ, не вынесшихъ "terreàterre" семейной жизни, плохихъ актрисъ, неудачныхъ писательницъ, учительницъ музыки, жалкихъ и голодныхъ, мечтавшихъ о карьерѣ Соф³и Ментеръ, дѣвушекъ, живущихъ въ меблированныхъ комнатахъ, бѣдныхъ создан³й, своей эксцентричностью доведшихъ себя до того, что мног³е за ними ухаживаютъ, но никто на нихъ не женится.

   Здѣсь, въ маленькомъ уголкѣ Швейцар³и, не только воспитан³е дѣвушки, но и сама семейная жизнь сохранила отчасти патр³архальный характеръ. Узк³я, быть можетъ, но надежныя рамки семьи сдерживаютъ въ строгихъ границахъ молодую жизнь. У отца и матери довольно вре