Вадим Шершеневич
(1893-1942)
Стихотворения
--------------------------------------
Поэзия русского футуризма / Cост. и подгот. текста В. Н. Альфонсова и
С. Р. Красицкого, персональные справки-портреты и примеч. С. Р. Красицкого
Дополнения по:
Русская поэзия XX века. Антология русской лирики первой четверти века.
М., "Амирус", 1991
OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru
--------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
283. "Толпа гудела, как трамвайная проволока..."
284. Vita nova ("Руки луна уронила...")
285. L'art poctique ("Обращайтесь с поэзами, как со светскими
дамами...")
286. Тост ("в_с_е_м_ы_к_а_к_б_у_д_т_о_н_а_р_о_л_и_к_а_х...")
287. Интуитта ("Мы были вдвоем, княгиня гордая!..")
288. "Вы не думайте, что сердцем-кодаком..."
289. "Благовест кувыркнулся басовыми гроздьями..."
290. Землетрясение (Nature vivante) ("Небоскребы трясутся и в хохоте
валятся...")
291. "Вы вчера мне вставили луну в петлицу..."
292. "В рукавицу извощика серебряную каплю пролил..."
293. Сломанные рифмы ("Пишу и из каждой буквы...")
294. "Полсумрак вздрагивал. Фонари световыми топорами..."
295. Вьюга ("Улицы декольтированные в снежном балете...")
296. "Я не буду Вас компрометировать дешевыми объедками цветочными..."
297. "Болтливые моторы пробормотали быстро и на..."
298. "Вы все грустнеете..."
299. "В обвязанной веревкой переулков столице..."
Дополнения
Динамас статики. (Лошадь как лошадь. 1920)
Каталог образов. (Там же)
Кооперативы веселья. (Там же)
Ритмическая образность. (Там же)
Содержание плюс горечь. (Там же)
Эстрадная архитектоника. (Там же)
Творческий путь Вадима Габриэлевича Шершеневича можно разделить на
четыре периода. Первые три поэт сам определил в книге своих воспоминаний
"Великолепный очевидец" как "Символизм", "Футуризм" и "Имажинизм", а
четвертый, после выхода его книги с характерным названием "Итак итог",
вынужденно связан лишь с переводческой деятельностью и написанием мемуаров,
которые при жизни автора опубликованы не были.
Первая книга Шершеневича "Весенние проталинки" ([М], 1911) была создана
под влиянием "старших" символистов К. Бальмонта и особенно В. Брюсова,
которого Шершеневич считал своим учителем. Вторая книга - "Carmina: Лирика.
(1911-1912). Кн. 1" (М., 1913) - ориентирована больше на поэзию А. Блока. Н.
Гумилев писал о "прекрасном впечатлении" от этой книги и одновременно
называл Шершеневича "учеником Александра Блока, иногда более покорным, чем
это хотелось бы видеть" {1}.
И став футуристом, Шершеневич неоднократно менял свою позицию.
Первоначально он сблизился с петербургскими эгофутуристами. И.
Северянин оказал на Шершеневича сильное влияние, а И. Игнатьев привлек его к
сотрудничеству в газете "Нижегородец", неофициальном органе эгофутуризма.
"Поэзы" Шершеневича печатаются в альманахах "Засахаре кры", "Бей! но
выслушай" (оба - СПб., 1913) и других. Эгофутуристическое издательство
"Петербургский Глашатай" выпустило третий его стихотворный сборник -
"Романтическая пудра" (СПб., 1913).
Летом 1913 года в Москве Шершеневич организовал издательство "Мезонин
поэзии", вокруг которого сформировалась одноименная группа. Издательство
выпустило три альманаха - "Вернисаж", "Пир во время чумы" и "Крематорий
здравомыслия" (все - М., 1913), а также несколько персональных сборников, в
том числе книгу Шершеневича "Экстравагантные флаконы" (М., 1913).
Шершеневич в футуризме претендовал на роль лидера и главного
теоретика. Он выпустил книжку "Футуризм без маски" (М., 1914), вступал в
полемику с другими группами и пытался дать свою трактовку футуризма,
выдвигая понятие "слово-образ".
"Мезонин поэзии" просуществовал недолго, до весны 1914 года. В это
время произошло кратковременное сближение Шершеневича с кубофутуристами. Он
принял участие в " Первом журнале русских футуристов", состоявшем в основном
из произведений "гилейцев". Подготавливая, по стечению обстоятельств, журнал
к печати, Шершеневич без ведома редакции внес существенные изменения в его
состав. Д. Бурлюк писал по этому поводу Б. Лившицу: "Очень жаль, что ты не
живешь в Москве. Пришлось печатание поручить Шершеневичу и - мальчишеское
самолюбие! - No 1-2 журнала вышел вздор!.." {2}
Сильно отличался Шершеневич от соратников по движению во взгляде на
итальянский футуризм. Он перевел манифесты и некоторые стихотворные и
прозаические произведения Ф. Т. Маринетти, встречал его в Москве в январе
1914 года и фактически солидаризировался с ним.
Итог футуристическому периоду в творчестве Шершеневича подвела книга
"Автомобилья поступь: Лирика. (1913-1915)" (М., 1916). Рецензируя ее, Вл.
Ходасевич писал: "Нам <...> кажется, что и в футуризме Шершеневич - только
гость, что со временем он будет вспоминать "свой" футуризм как один из
экспериментов - не более" {3}.
И действительно, вскоре Шершеневич стал инициатором нового
направления в русской поэзии - имажинизма, при этом считая, что создает его
"на обломках футуризма". "Футуризм умер _потому_, - писал он, - что таил в
себе нечто более обширное, чем он сам, а именно _имажионизм_" {4}.
1. Гумилев Н. Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 168.
2. Цит. по: Лившиц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения. Переводы.
Воспоминания. Л., 1989. С. 460.
3. Ходасевич В. О новых стихах // Ходасевич В. Колеблемый треножник.
М., 1991. С. 504.
4. Георгий Гаер [Шершеневич В.] У края "прелестной бездны" // Без муз.
1. Нижний Новгород, 1918. С. 43.
283
Толпа гудела, как трамвайная проволока,
И небо вогнуто, как абажур...
Луна просвечивала сквозь облако,
Как женская ножка сквозь модный ажур.
И в заплеванном сквере среди фейерверка
Зазывов и фраз, экстазов и поз -
Голая женщина скорбно померкла,
Встав на скамейку в перчатках из роз.
И толпа хихикала, в смехе разменивая
Жестокую боль и упреки - а там
- У ног - копошилась девочка сиреневая
И слезы, как рифмы, текли по щекам.
И когда хотела женщина доверчивая
Из грудей отвислых выжать молоко -
Кровь выступала, на теле расчерчивая
Красный узор в стиле рококо.
<1913>
284. VITA NOVA {*}
{* Новая жизнь (лат.). - Сост.}
Руки луна уронила -
Два голубые луча.
(Вечер задумчив и ясен!)
Ах, над моею могилой
Тонкий, игрушечный ясень
Теплится, словно свеча.
Грустно лежу я во мраке,
Замкнут в себе, как сонет...
(Ласкова плесени зелень!)
Черви ползут из расщелин,
Будто с гвоздикой во фраке
Гости на званый обед.
<1913>
285. L'ART POETIQUE {*}
{* Поэтическое искусство (франц.). - Сост.}
И. В. Игнатьеву
Обращайтесь с поэзами, как со светскими дамами,
В них влюбляйтесь, любите, преклоняйтесь с мольбами,
Не смущайте их души безнадежными драмами
Но зажгите остротами в глазах у них пламя.
Нарумяньте им щеки, подведите мечтательно
Темно-синие брови, замерев в комплименте,
Уверяйте их страстно, что они обаятельны
И, на бал выезжая, их в шелка вы оденьте.
Разлучите с обычною одеждою скучною
В jupe-culotte {*} нарядите и как будто в браслеты
{* Юбка-брюки (франц.).- Сост.}
Облеките их руки нежно рифмой воздушною
И в прическу искусную воткните эгреты.
Если скучно возиться Вам, друзья, с ритмометрами,
С метрономами глупыми, с корсетами всеми -
На кокотке оставив туфли с белыми гетрами,
Вы бесчинствуйте с нею среди зал Академий.
<1913>
286. ТОСТ
в с е м ы к а к б у д т о н а р о л и к а х
с В а л и т ь с я л е г к о н о с е й ч а с
м ч А т ь с я и в е с е л О и с к о л ь к о
д а м Л о р н и р у ю т о Т м е н н о н а с
н а ш г Е р Б у к р а ш е н л и к е р а м и
и м ы д е Р з к и е д у ш А с ь ш и п р о м
и щ е м Ю г И ю л я и в о В с е м ф о р м у
м ч а С и л о Ю о т к р ы То к л и п п е р
з н О й н о з н а е м ч т О в с е ю н о ш и
и В с е п о ч т и г о в о Р ю б е з у с ы е
У т в е р ж д а я э т о ч А ш к у п у н ш а
п ь е м с р а д о с т ь ю з а б р ю с о в а
<1913>
Москва
287. ИНТУИТТА
Княгине М. У.
Мы были вдвоем, княгиня гордая!
(Ах, как многоуютно болтать вечерами!)
Следили за нами третий и четвертая
И беспокой овладевал нами.
К вам ужасно подходит Ваш сан сиятельный;
Особенно, когда Вы улыбаетесь строго!
На мне отражалась, как на бумаге промокательной,
Ваша свеженаписанная тревога.
Мне пить захотелось и с гримаскою бальной
Вы мне предложили влажные губы...
И страсть немедленно перешла в атаку нахальную
И забила в барабан, загремела в трубы.
И под эту надменную военную музыку
Я представил, что будет лет через триста.
Я буду в ночь узкую, тусклую
Ваше имя составлять из звездных листьев.
Ах, лимоном не смоете поцелуев гаера!
Никогда не умру! И, как Вечный Жид,
Моя интуитта с огнекрасного аэро
Упадет вам на сердце и в нем задрожит.
<1913>
Москва
288
"Фотографирует сердце".
Xрисанф
Вы не думайте, что сердцем-кодаком
Канканирующую секунду запечатлеете!..
Это вечность подстригла свою бороду
И зазывит на поломанной флейте.
Ленты губ в призывчатом далеке...
Мы - вневременные - уйдемте!
У нас гирлянды шарлатаний в руке,
Их ли бросить кричащему в омуте?!
Мы заборы новаторством рубим!
Ах как ласково новую весть нести...
Перед нами памятник-кубик,
Завешенный полотняной неизвестностью.
Но поймите - я верю - мы движемся
По проспектам электронервным.
Вы шуты! Ах, я в рыжем сам!
Ах, мы все равны!
Возвратите объедки памяти!
Я к памятнику хочу!.. Пустите!
Там весть об истеричном Гамлете
(Моем друге) стоит на граните.
Ломайте и рвите, клоуны, завесы,
Если уверены, что под ними принц!..
Топчут душу взъяренные аписы!
Я один... Я маленький... Я мизинец!..
<1913>
289
Благовест кувыркнулся басовыми гроздьями;
Будто лунатики, побрели звуки тоненькие.
Небо старое, обрюзгшее, с проседью,
Угрюмо глядело на земные хроники.
Вы меня испугали взглядом растрепанным,
Говорившим: маски и Пасха.
Укушенный взором неистово-злобным,
Я душу вытер от радости насухо.
Ветер взметал с неосторожной улицы
Пыль, как пудру с лица кокотки.
Довольно! Не буду, не хочу прогуливаться!
Тоска подбирается осторожнее жулика...
С небоскребов свисают отсыревшие бородки.
Звуки переполненные падают навзничь, но я
Испуганно держусь за юбку судьбы.
Авто прорывают секунды праздничные,
Трамваи дико встают на дыбы.
<1913>
Москва
290. ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ (NATURE VIVANTE {*})
{* Живая природа (франц.). - Сост.}
Небоскребы трясутся и в хохоте валятся
На улицы, прошитые каменными вышивками.
Чьи-то невидимые игривые пальцы
Щекочут землю под мышками.
Набережные протягивают виадуки железные,
Секунды проносятся в сумасшедшем карьере -
Уставшие, взмыленные - и взрывы внезапно
обрезанные
Красноречивят о пароксизме истерик.
Раскрываются могилы и, как рвота, вываливаются
Оттуда полусгнившие трупы и кости,
Оживают скелеты под стихийными пальцами,
А небо громами вбивает в асфальты гвозди.
С грозовых монопланов падают на землю,
Перевертываясь в воздухе, молнии и пожары.
Скрестярукий любуется на безобразие,
Угрюмо застыв, Дьявол сухопарый.
<1913>
Москва
291
Вы вчера мне вставили луну в петлицу,
Оборвав предварительно пару увядших лучей,
И несколько лунных ресниц у
Меня зажелтело на плече.
Мысли спрыгнули с мозговых блокнотов.
Кокетничая со страстью, плыву к
Радости, и душа, прорвавшись на верхних нотах
Плеснула в завтра серный звук.
Время прокашляло искренно и хрипло...
Кривляясь, кричала и, крича, с
Отчаяньем чувственность к сердцу прилипла
И, точно пробка, из вечности выскочил час.
Восторг мернобулькавший жадно выпит...
Кутаю душу в меховое пальто.
Как-то пристально бросились Вы под
Пневматические груди авто.
<1913>
Москва
292
В рукавицу извощика серебряную каплю
пролил,
Взлифтился, отпер дверь легко...
В потерянной комнате пахло молью
И полночь скакала в черном трико.
Сквозь глаза пьяной комнаты, игрив и юродив
Втягивался нервный лунный тик,
А на гениальном диване - прямо напротив
Меня - хохотал в белье мой двойник.
И Вы, разбухшая, пухлая, разрыхленная,
Обнимали мой вариант костяной.
Я руками взял Ваше сердце выхоленное,
Исцарапал его ревностью стальной.
И, вместе с двойником, фейерверя тосты,
Вашу любовь до утра грызли мы
Досыта, досыта, досыта
Запивая шипучею мыслью.
А когда солнце на моторе резком
Уверенно выиграло главный приз -
Мой двойник вполз в меня, потрескивая,
И тяжелою массою бухнулся вниз.
<1913>
Москва
293. СЛОМАННЫЕ РИФМЫ
Пишу и из каждой буквы,
Особенно из экзотичной,
Под странный стук
Вылезает карлик анемичный.
В руке у него фиалки,
А в другой перочинный ножик.
Он смеяться устал,
Кивая зигзагом ножек.
Мне грудь разрежет до сердца,
Захохочет, вложит цветочек
И снова исчезнет в ер,
Цепляясь за округлость точек.
Миленький мой, опрометчивый!
Вы, я знаю, ужасно устали!
Но ведь я поэт -
Чего же Вы ждали?
4. V. 1913.
294
Полсумрак вздрагивал. Фонари световыми топорами
Разрубали городскую тьму на улицы гулкие.
Как щепки, под неслышными ударами
Отлетали маленькие переулки.
* * *
Громоздились друг на друга стоэтажные вымыслы.
Город пролил крики, визги, гульные брызги.
Вздыбились моторы и душу вынесли
Пьяную от шума, как от стакана виски.
* * *
Электрические черти в черепе развесили
Веселые когда-то суеверия - теперь трупы;
И ко мне, забронированному позой Цезаря,
Подкрадывается город с кинжалом Брута.
25 сентября 1913
Москва
295. ВЬЮГА
Улицы декольтированные в снежном балете...
Забеременели огнями животы витрин,
А у меня из ушей выползают дети,
И с крыш слетают ноги балерин.
Все прошлое возвращается на бумеранге,
Дни в шеренге делают на караул; ки-
вая спиной, надеваю мешковатый комод на ноги
И шепотом бегаю в причесывающемся переулке.
Мне тоже хочется надеть необъятное
Пенсне, что на вывеске через улицу тянет вздрог,
Оскалить свой пронзительный взгляд, но я
Флегматично кушаю снежный зевок.
А рекламные пошлости кажут сторожие
С этажей и пассажей, вдруг обезволясь;
Я кричу исключительно, и капают прохожие
Из подъездов на тротуарную скользь.
Так пойдемте же тыкать расплюснутые морды
В шатучую манну и в завтрашнее "нельзя",
И сыпать глаза за декольте циничного города,
Шальными руками по юбкам железным скользя!
<1914>
296
Я не буду Вас компрометировать дешевыми
объедками цветочными,
А из уличных тротуаров сошью Вам платье,
Перетяну Вашу талью мостами прочными,
А эгретом будет труба на железном накате.