Сергей Терентьевич Семенов
Не только село Закутино, но весь, округ считали Онисима Ильича Головачова первым богачом в околотке. И правда, был богати Головачов: дом у него в 3акутине был первый в селе, земли собственной десятин пятьсот, скота разного и птицы домашней и счету не было; кроме того, у него были две лавки: одна в городе, другая в Закутине; в городе приказчик на отчете был, а в 3акутине торговал сын Головачова, Леонтий.
Caм Онисим Ильич барышничал: ездил по деревням и скупал все все, что под руку попадается.. Хоть и несподручно стало ему это занятие, да очень к нему привык: смолоду он им стад заниматься и под старость расставаться с ним и не хотелось.
3анимался Головачов своим делом лет двадцать. Смолоду Жил он в большой бедности с матерью-старухой: на лето в пастухи нанимался, а зиму дома сидел - чуняки брал плесть да валенки пенькой подковыривать; тем и кормились. Потом взял его закутинский богач-кулак, человек одинокий, к себе в работники. Прожил у него Онисим года три, и умер кулак. Отошел от него Онисим, починил избушку, земли взял, женился и стал крестьянствовать. Летом в поле работал, зимою извозом занимался, в город овес возил, а оттуда кладь захватывал. Потом завел небольшую торговлишку, ´ на какие деньги - никто не знал; Поговаривали только, что получил их у старого хозяина. И стал торговать Головачов мукой, солью, дегтем, сельдями и всякой деревенской мелочью. А там и скот скупать стал. Дальше да больше - разбогател Головачов; разлезся мужик донельзя: всего у него было вволю разве только, как говорится, птичьего молока не было.
Жена у Онисима Ильича умерла, и после нее осталось у него двое детей: сын и дочь.
Сын Леонтий был парень неглупый. Образовал его Головачов хорошо, и торговлю вел парень исправно. Только был за ним порок одни: погулять любил с товарищами ... Не нравилось это Головачову шибко, и старался он всячески отучить его от этого: и добром урезонивал, и бить принимался,- ничего не выходило. Махнул рукой старик.
- Ну, пес с ним! - думает- В года взойдет, женю. Авось поумнее будет.
Дочь Головачова, Аннушка, была умница отменная и собою красивая. Любил ее старик - просто души в ней не чаял; думал выдать ее за купца или барина какого.
Исполнилось Леонтию девятнадцать лет, и надумал Головачов женить парня; начал слухи собирать, невесту подходящую искать.
Была в городе мещанка одна, сватовством занималась; услыхала она, что Головачов сына женить собирается, пришла к нему.
- Я,- говорит,- Онисим Ильич, твоему сынку невесту подыскала! Уж такая девка - цены нет: что умна, что красива, да и приданое большое.
- Из каких она? - спрашивает Головачов.
-Купеческая дочь, батюшка. В городу он торгует. Може слыхал, Крышкин, Ефим Григорьевич?
- Знаю маленько.
- Ну так вот! Девка, говорю, хорошая - по всему городу на редкость.
- Что же, попытай, посватай! Может, дело и выйдет.
Принялась сваха за дело, и через неделю на смотрины поехали. Понравилась невеста и Головачову, и Леонтию: недолго думая, и по рукам ударили.
На другой день сговора позвал Головачов сына и говорит ему:
- Ну, Левка, гляди! Вот забочусь о6 тебе, женить тебя хочу. Ежели ты теперь не бросишь глупостей своих, то смотри, парень, милости от меня не жди! Расчет с тобою будет короткий: вот бог, а вот порог! Куда хошь, туда и убирайся.
- Нет, тятенька, будьте покойны! Я, чай, не ребенок малый: небось понимаю.
- То-то смотри! Я своему слову верен буду.
Пошли дни за днями. Леонтий горячее прежнего принялся за дело, хлопочет в лавке до поту весь день - так ходуном и ходит. Поедет куда - живо вернется И исполнит все хорошо и аккуратно.
"Вот,- думает старик - коли бы всегда такой был, пар ню цены бы не было. Може, женатый и всегда такой будет".
За неделю до свадьбы послал Головачов сына в город к приказчику за месячной выручкой, да кстати и для свадьбы кой-чего захватить. Все это Леонтий аккуратно обделал да и зашел перед отъездом чайку попить в трактир. Думал было на скорую руку повернуться, да ... застрял надолго.
Попался ему товарищ его закадычный - Митя Ленточкин. Вместе они в училище учились, вместе и кутили не раз. Ленточкин был парень веселый - в один год отцовскому наследству глаза протер. В городе его не любили - на язык востер был, всех осмеивал, а некоторых и облапошивал. При встрече обходили и звали шалопаем.
Встретились, приятели, обрадовались.
- Ба, Лева! Какими судьбами? Сколько лет, сколько зим!
- Здравствуй, Митя! Как поживаешь?
- Помаленьку, брат. Живем не мотаем: чужого не хватаем и своего не даем. Кое-как свожу концы с концами. Что долго не видать тебя?
- Да все дела, брат! Слышал, чай, женюсь я?
Удивился Ленточкин.
- Что ты? Вот так штука! Не слыхал. Когда свадьба?
- Через недельку.
- А невесту где высватал?
- Здесь, городскую. Крышкина дочь.
- Знаю, знаю ... Значит, отгулял молодчик!. Жалко. Ну, стало, выпить нужно! .
- Нет, Митя, не могу! Сейчас домой ехать.
- Вот пустяк! По единой только и пропустим. Нет, уволь! Лучше когда в другой раз.
- Когда тут в другой раз? Женишься - и не поймаешь тебя. Сейчас давай, благо попался!
Как ни отговаривался Леонтий, не смог отговориться; пристал Ленточкин, как с ножом к горлу,- согласился Леонтий.
Выпили сперва по одной, потом по другой. Сделались навеселе; расхрабрился Леонтий.
- Пить так пить! - говорит.
Потребовали еще вина, нашлись еще товарищи, и пошла кутежка на славу.
Поздно вечером поехали кататься приятели. Объехали весь город и остановились перед домом Крышкина. Пьян был Леонтий. Вылез из тарантаса, подошел к воротам. Ворота заперты. Стал стучаться Леонтий, вышел сторож.
- Кто там такой? - спрашивает.
- Хозяин дома? Хозяина нам надо! - говорит Леонтий, сам покачивается.
- Спит хозяин. Завтра приезжайте. Охмелитесь и приезжайте. Сегодня поздно, да и не в своем вы виде.
Вскипятился Леонтий.
- Как ты смеешь говорить так, дурак:? Я тебе знаешь что сделаю? Прогнать велю хозяину.
- Ну, ладно, завтра и скажете! А теперь садитесь-ка да поезжайте с богом, пока целы.
Взвизгнул Леонтий - не понравились ему слова сторожа. Размахнулся, да и бац его по лицу.
- Так ты драться? Ну, так вот же тебе!
И хватил сторож Леонтия по шее.
Услыхал Ленточкин, какая каша заварилась, подошел на помощь товарищу, и схватились они вдвоем со сторожем. Услыхал Крышкин, испугался: думал, пожар Выскочил он к воротам и узнал нареченного зятька своего.
- Что ты тут Леонтий Онисимыч, никак скандалы заводишь? Стыдно, брат! - сказал с упреком Крышкин.
- Ефим Григорьич ... тестюшка нареченный... я ... видишь ли ... то есть ... хотел ... вот тут товарищ мой ну и хотел я познакомить ... то есть товарища моего ... с невестой-то моей. А он, скотина, не пускает.
- Не время, брат! - сказал Крышкин. Да и не в таком ты виде. А товарищ-то твой кто? Никак Ленточкин?
- Он самый ... прошу любить да жаловать.
- Ну друг, не ждал я, чтобы ты с такими товарищами водился да в полночь честных людей тревожил, скандалы заводил. Спасибо, брат, что показал себя! Не то я про тебя думал; а ты - вот каков. Ладно, будем знать.
- Ефим Григорьич! А все-таки можно видеть-то ее ... невесту мою? А? Пусти, мы только одну минуточку.
- Нет, брат, поезжай своей дорогой, а нас не тревожь. В таком виде да в полночь мы гостей не принимаем. Прощай.
И Крышкин отвернулся от Леонтия и хлопнул калиткой. Ушел и сторож.
- Вот те клюква! - сказал Леонтий и развел руками.
- Ну и черт с ним! - пробормотал JIенточкин.- Поедем, брат.
- Поедем.
Поджидал Онисим Ильич парня с нетерпением, расхаживал по горнице и посматривал в окна.
"Что это он запропастился? - раздумывал старик.´ Уж давно бы пора приехать а его нет! Должно, у тестя задержали, а то, кажись и застрять-то больше негде ... Уж не закрутил ли парень?"
Сжалось сердце у старика, и заныла душа. Шибче зашагал он по горнице, как пчелы зароились мысли в голове. Не найдет себе покоя Головачов - то по горнице пройдется, то на двор выйдет. Сердитый стал: увидал что-то на дворе, придрался к работнику, разругал его и опять ушел в дом.
Перед обедом по дороге из города показалась повозка.
Не утерпел Головачов - выбежал на крыльцо. Однако не Леонтий ехал, ехал Крышкин.
- Батюшка, Ефим Григорьич! Какими судьбами?
- Да дельце есть, Онисим Ильич, вот и приехал.
- Добро жаловать, добро жаловать - рад я тебе! Ну, войди в дом-то; я сейчас самоварчик велю схлопотать.
- Не трудись, Онисим Ильич! Я на минутку.
- Что так? Посиди. Аль торопишься куда?
- Торопиться-то не тороплюсь ... Признаться, нарочно к тебе приехал ... Поговорить надо.
- Изволь, друг! Готов тебя послушать завсегда.
Да видишь ли, Онисим Ильич! Дело-то не очень лад-но!
Встревожился Головачов, смотрит на Крышкина.
- Что такое? - говорит.
- Хотел я с тобою породниться, да видно... тово... не придется.
- Что так?
- Да то, что за такого молодца я свою дочку не отдам! Скандалист он и пьянчужка, с разной сволочью знается. А вчера ночью приехал ко мне пьяный с шалопаем Ленточкиным и ну ломиться в дом. Сторож не пускает, а они избили его: теперь к мировому хочет подавать.
Вытянулось лицо у Головачова, побледнел он весь; ни слова не сказал, только голову опустил.
- Не обессудь, почтенный - сказал Крышкин.- Не я виноват, сам видишь. Прощай пока, Онисим Ильич!
- Погоди маленько, Ефим Григорьич! Чайку вот попьем.
- Нет, Онисим Ильич, спасибо, много доволен, в другой коли раз!
Поднялся Крышкин с места и пошел к повозке. Головачов проводил его и вернулся в горницу. Стал ходить по комнате пасмурный, как ночь.
"Так и есть, - думает старик. - Опять на старую дорогу попал. А я все думаю, куда сынок-то мой запропал, а он вот что. Ну, погоди же ты, молодчик, доберусь я до тебя! Я те покажу, как скандальничать да хороших людей бесчестить!"
Рассердился Головачов совсем, велел лошадь запрягать. В город за сыном поехал.
Приехал он в город и остановился на постоялом, где всегда останавливался. Увидал на дворе лошадь свою, стал у дворника про Леонтия спрашивать.
- Сегодня не был, - говорит дворник. - Вчера катались они, так приехали поздно; лошадь поставили, сами ушли и до сих пор не бывали.
Пошел Головачов в лавку свою и расспросил приказчика. Рассказал приказчик, как вчера Леонтий выручку забрал, товару кой-какого взял; с тех пор не видал его приказчик.
Пошел Головачов сына по трактирам разыскивать. Ходил-ходил, нашел-таки: сидит в трактире с компанией за столом, винами разными наливаются. Как ястреб на курицу бросился Головачов на сына и вцепился ему В волосы. Завопил Леонтий.
- Тятенька... родимый ...
- Ты опять пьянствовать, разбойник ты этакий! Скандальничать подлец, начал! Вот я тебе покажу, как добрых людей позорить! Вот тебе... вот ... вот!
Принялся Головачов колотить сына и руками, и ногами по чем ни попало. Барахтался Леонтий, как у волка овца, а вырваться не мог.
- Тятенька, простите! - умолял Леонтий.- Ради Христа, простите! Больше не буду, ей-богу, не буду!
Нс слышит старик, озлился как зверь. Бил-бил, из сил выбился, бросил.
- Будь ты проклят, анафема, срамник поганый! Что ты наделал-то, пес окаянный? Зарезал меня, осрамил седую мою голову. С глаз моих уйди! Чтобы духу твоего в моем доме нс было. И не попадайся - убью; право слово, убью!
- Батюшка, виноват! Простите, последний раз, видит бог, последний раз! Ради Христа, батюшка! Закаюсь и не буду больше!
- Знать, ничего не хочу! Не сын ты мне больше! Слышь, чтоб не видал я тебя!
И обезумевший от гнева старик толкнул в грудь сына ногою и вышел вон. Повалился Леонтий на пол, плачет, ревмя ревет.
Подняли его товарищи, усадили, стали успокаивать, водой холодной напоили. Обошелся маленько парень и с горя потребовал еще вина.
Возвратился Головачов домой уже к вечеру и прошел прямо в свою каморку; к ужину не выходил и пробыл там до утра.
На другой день он встал рано, вышел в сад, сел на скамейку и крепко задумался.
После вчерашнего он стал много тише; сердце его успокоилось, и он даже пожалел сына.
"Круто я поступил с ним, - думал он. - Пожалуй, парень что и начудит. Вишь, как разошелся-то я: на глаза не велел показываться. Напрасно. Ну, побил бы там, потаскал, пригрозил бы прогнать на другой раз, а сейчас бы не следовало. Оно беда не большая - обойдется, сам придет прощения просить, можно еще поурезонить, а все-таки оставить надо".
Подумал еще немного Головачов и решился послать за Леонтием.
" Небось проспался теперь, - думал Онисим Ильич. - Кается, чай, что глупостей натворил! Эх, парень, парень! В кого он только уродился-то?. Порезоню хорошенько, покрепче держать стану, ходу такого не дам, авось образумится. А там женю - женатый-то лучше будет, ветер-то из головы выйдет ... А женить непременно надо ... Эх, упустили невесту хорошую, не подыскать теперь такой! Ну, не велика беда,´ похуже возьмем, победнее; нынче невест много, Куда их девать-то! "
Поднялся Онисим Ильич со скамейки и пошел во двор.
Попался ему на дворе работник, и говорит ему Головачов:
- Ты, Никита, позавтракал аль нет?
- Нет еще, Онисим Ильич. А что?
- Да вот что: позавтракай поскорее да поезжай в город. Поищи там Левку-то; чай, в трактире где-нибудь. Привези его домой.
- Ладно.
Поехал работник в город и возвратился к ночи один.
- Ну, что? - спросил Головачов.
- Нет его там, Онисим Ильич! Весь город обегал, у всех спрашивал - нету.
Встревожился Онисим Ильич . Уж не сделал ли над собою чего парень? И на другой день, чуть свет, поехал сам в город. Пробегал весь день, полиции заявил - нет парня, словно в воду канул.
Прошла неделя, другая, а Леонтия все нет. Скоро и осень наступила, а об нем ни слуху ни духу.
Сильно грустил старик о сыне и ругал себя.
- Я сам, старый дурак, виноват во всем: до чего разошелся, проклял даже и искостил всячески. О, господи!
И он долго тужил и вздыхал о парне и наконец убедился, что этим горю не поможешь, видно, делать нечего, чему быть, того не минуешь, а теперь надо о дочери подумать.
Женихов у дочери было много: были и купчики небогатые, и господа прогоревшие, офицер даже один присватывался, да все женихи неподходящие.
Ветрогоны все, за приданым гонятся.: отдай им дочь-то да деньги убей. IIромотаются, и бери дочь назад; а то и хуже что выйдет.
Стал Головачов жениха дочери подыскивать, да такoгo чтобы сумел сам копейку нажить, чтобы прибавить мог к приданому, а не то чтоб размотать, чтобы и хозяйство сберег, и Аннушку счастливой сделал. Не прочь бы и в дом принять зятя Онисим Ильич, лишь бы человек был подходящий.
Сидит раз за чаем Головачов, и говорит ему кухарка, что приказчик из города приехал. Велел позвать его Головачов.
Вошел приказчик, поздоровался с хозяином. Пригласил его Головачов чай пить.
Уселся приказчик, и стал его Головачов о делах расспрашивать. Рассказал приказчик, выручку месячную сдал и осмелился попросить себе прибавки жалованья.
- Я,- говорит,- У вас, Онисим Ильич, пять лет живу честно, благородно, никакими худыми делами не занимаюсь,- так не грех бы!
- Ладно,- говорит Головачов. - Подожди на кухне; я подумаю.
Остался Головачов один и стал обдумывать. И вдруг пришло ему в голову такое, что и сам удивился, как это он раньше не смекнул.
"Не взять ли в зятья этого приказчика?" - подумал он Показался приказчик Головачову человеком подходящим; жил он у него пять лет, торговлю вел хорошо, характер имел тихий, поведения был трезвого, бережливый и скуповатый. за пять лет скопил себе несколько деньжонок, хоть и из малого жалованья; родных у него, кроме матери, не было, знакомства не заводил, - просто золото парень.
"За ним моя Аннушка проживет как у Христа за пазухой" ,- решил Головачов.
Крикнул он приказчика.
- Вот,- говорит,- Петр, какую я тебе награду дам за твою службу! Хочешь ко мне в зятья идти?
Задрожал от радости приказчик: ни слова не говоря, повалился он в ноги хозяину.
- Зачем, зачем? Богу кланяйся, не мне. Встань, брат, потолкуем хорошенько..
Поднялся приказчик, заморгал глазами, весь радостный стал.
- Что ж, согласен?
- Благодетель вы мой! Да за вас век буду бога молить - детям и внукам накажу!
- Ну, ладно, ладно! - усмехнулся Головачов.- Так если согласен, то вот что сделай: прежде найми квартиру получше, потом обставь ее хорошенько, чтобы было куда жену-то привесть, а там уж и образом благословим вас.
- Слушаю-с!
- Ну, так, так! А завтра я сам приеду, обо всем перетолкуем. Теперь ступай пока.
- Очень хорошо-с. Так прощайте, Онисим Ильич!
- Прощай, Петр Емельяныч! Счастливо доехать.
Проводил Головачов приказчика и зашагал по комнате. Ходит, руки потирает.
"Вот и отлично! - думал он. - Как это я раньше не подумал, ведь лучше-то этого и не найти! Нужды нет, что беден,- у меня зато есть. Богатому-то передай, он и начнет обороты делать, рисковать да и профуфырит все. А этот как сядет на деньгу, у него и зубом не вырвешь. Дело поведет осторожно - еще прибавит к моему, и будут век свой жить без заботы".
И пошел Головачов к дочери об женихе объявить.
Когда вошел к Аннушке, она что-то вышивала.
- Анюточка - сказал Головачов. - Какую я тебе новость скажу!
- Какую?
- А такую - жениха тебе нашел.
- Побледнела Аннушка, ничего не сказала, только над шитьем нагнулась.
- Что же ты? Аль не рада? А жених-то какой умный, рассудительный. Некрасив, зато степенный.
Аннушка опять промолчала.
- Догадалась кто?
- Нет.
- Петр Емельянов, наш приказчик!
Подняла лицо Аннушка на отца; в глазах ее слезы показались, из лица еще белее стала. Упала она в ноги к отцу и зарыдала.
- Что ты, Аннушка? Что с тобою?
- Тятенька, милый! Не губите меня не отдавайте за Петра Емельяныча!
- Что такое? - строго Сказал Головачов.- Это почему?
- Не люб он мне, не хочу я за него!
- Эва! Так что ж что не люб? 3а кого же тебя отдать-то?
- Тятенька милый! Отдай меня за Алексея Андреича!
- 3а кого?
- 3а Алексея Андреича ... за учителя здешнего.
- Так вот как! 3а учителя ... Вот так дочка - возлюбленного себе нашла! Ловко! Нечего сказать! Без спроса да без совета родительского женишка себе выбрала! .. Молодец, девка, ничего ... Ах ты негодница этакая! Да я тебе за это все косы оборву, коли ты хошь знать!
- Тятенька ...
- Не смей и думать! Не быть тебе за учителишкой! И в голове не держи! Кроме как за Петра, ни за кого не отдам!
Рассердился Головачов, вышел вон и хлопнул дверью. Повалилась Аннушка на пол и заплакала горько.
"Что же это такое будет? - думал Головачов.- То сын был - от невесты отбился, пропал; а тут дочь не хочет идти, за кого я хочу! Да неужели я не родитель им? Нет, дочка! С тобою я еще поговорю, не дам я тебе воли ... Гордыбачить будешь... выпорю, а отдам! Подобру-то, видно, с вами не сладишь... А учителишке этому ... так сделаю, что и духу его здесь не будет! Вишь, чихач какой явился, девок смущать стал. Погоди, голубчик, я доберусь до тебя!"
И опять стал злой Онисим Ильич. 3аныло сердце, затосковало- не знает старик, что и делать, места себе нигде не найдет. Пришел вечер, стал молиться Головачов. Молился долго, поклоны клал, пока спина не заболела ... Да не нашел он покоя от такой молитвы.
На другой день. Головачов поехал в город. Сделал все, что нужно, С Петром Емельяновым и велел ему приезжать в следующее воскресенье по рукам бить.
Ударили по рукам, стали к свадьбе готовиться. Накупил Головачов, что нужно для невесты, отдал портнихам шить. Хотел он разрядить невесту всем на удивление. "Пускай,- думает,- смотрят люди да любуются на мою дочь. Ничего не пожалею для нее!"
Свадьбу задумал Головачов богатую: пригласил всех своих знакомых, кого только знал; снял он в городе дом под бал, подговорил музыкантов полковых и хотел в губернию за певчими посылать. Денег не жалел Онисим Ильич.
"Дай,- думает,- хоть раз попользуюсь ими. Мучился из´ за них весь свой век, сколько грехов на душу принял, а ни одной путящей радости не видал".
Дня за три до свадьбы поехал Головачов в город посмотреть, как дело идет у Петра Емельянова, да и распорядиться насчет кой-чего. Пробыл в городе весь день и только к ночи вернулся домой. Не стал он и ужинать, а прошел прямо в спальню и улегся спать.
Проснулся утром Головачов и прошел в столовую чай пить. На столе самовара не было.
"Проспала, должно, старая!.. " - подумал он на кухарку.
И пошел он в кухню.
- Ты что же это самовар не сготовила? - спросил он у кухарки.
-Батюшка, Онисим Ильич! Куда уж тут самовар! Горюшко-то какое!
- Что там еще?
_ Да дочка твоя, не знаю, где поделась!
Испугался Головачов.
- Как так? - говорит.
- Да так! .. Как уехал ты вчерась-то, она и вышла куда-то... узелок небольшой взяла. Я думала, она к попадье; ждала-ждала - весь день прождала. Перед вечером заснула я, заспала да и позабыла, что ее нетути. Хватилась сегодня утром, а у нее и постель, не помята. Я к попадье, а та ее и не видала. Тут я и догадалась что она куда-нибудь сбежала.
Как громом пришибло Онисима Ильича: лицо посинело, в глазах помутилось, весь зашатался - еле за косяк удержался. Постоял он так несколько времени, наконец раскачался, вышел из кухни, пошел во двор и велел работникам собираться в погоню. На крыльце стоял какой-то человек.
- Тебе что? - спросил Головачов.
- Хозяина бы мне нужно! - Сказал человек.
´ Я самый. Что нужно?
- Вот письмецо вашей милости.
- Откуда?
- С чугунки. Не знаю от кого: господин какой-то с барышней велел отдать.
Выхватил письмо Головачов, разорвал конверт и стал читать. В письме вот что было написано:
"Почтеннейший Онисим Ильич! Когда вы получите это письмо, ваша дочь будет уже моей женою. Извиняюсь, что так: поступил, но делать было нечего. Я люблю вашу дочь, она меня тоже. Вы не пожелали согласиться на наш брак, а мы не могли жить друг без друга. Приданого от вас нам не нужно было. Нам ничего и не оставалось, как поступить так, как мы поступили. Прощайте, не поминайте лихом.
Известный вам учитель Алексей Черневский"
Тут же была приписка от Аннушки. Она писала: "Милый тятенька! Простите меня за то, что я ушла от вас. Если бы я не любила Алексея Андреевича, я бы не сделала так. Вы знали, что я люблю Алексея Андреевича, и потому я не могла выйти замуж за Петра Емельяновича. Когда мы устроимся, то я напишу вам обо всем, а пока прощайте."
Прочитал письмо Головачов, зашатался и как сноп повалился наземь. Посланный испугался и не знал что делать. Услыхала кухарка, выбежала, закричала работникам. Собрался народ, обступили Головачова и не знают, что делать. Кто-то надумал наконец унести в комнаты Онисима Ильича.
Подняли его работники, отнесли в комнаты и положили на кровать.
Поехали за доктором. Приехал доктор, осмотрел больного, начал тереть ему виски каким-то спиртом и дал чего-то понюхать.
Очнулся Головачов, открыл глаза, еле язык шевелит, ослаб так, что с места сдвинуться не может.
Стали работники у доктора про хозяина спрашивать, и говорит доктор, что с ним удар приключился, что едва ли долго проживет.
Тан и ахнули работники!
Поделал еще что-то доктор у больного и уехал, сказал, что к вечеру еще приедет.
Собрался с силами Онисим Ильич, попросил священника привезти. Поехали за священником.
Ждал-ждал Головачов, измучился весь. Наконец вернулся работник.
- Не застал священника,- говорит,- уехал по приходу; не раньше ночи вернется.
Застонал Головачов:
- Ох, боже мой, боже мой! Кажись, и не дождаться мне. Боюсь умереть так-то...
Полежал он еще, потом приподнялся, словно что вспомнил, окликнул работника и говорит: тяжко мне, не могу больше ждать.
- Кликни сюда всех, кто там есть ... работников, приказчиков ... всех, кого встретишь, зови ... хочу при всех покаяться.
Кинулся работник из горницы, пошел сзывать. Стали сходиться люди. Собрался с духом Головачов и начал свою исповедь:
- Умираю я, братцы! Хочу хоть перед вами душу свою облегчить. Велики мои грехи, братцы; много я на своем веку зла наделал; с самого почти детства и до сих пор шел я по неправедному пути и ... дошел ... до ... гибели.
Остановился Головачов, передохнул маленько и опять стал говорить:
- Много грехов легло на мою душу. Бывало, позабудешь про мирские дела свои, пораздумаешься об беззакониях своих, и тяжело станет на сердце, словно камень какой на него наляжет. Только не долго так бывало; начнешь что-нибудь делать, все пройдет, и позабудешь про грехи-то; только думаешь о том, как бы получше дело обделать, как бы побольше пользы было; а не размыслишь того, что иногда польза-то моя один грех ... Давно я этот грех сделал, смолоду еще ... Нечистыми путями разбогател я ... обокрал ... и не то что обокрал ... а еще того хуже ... Вспомнить страшно ...
Перепел опять дух Головачов и продолжал:
- Смолоду-то я жил бедно, почти что нищим. Пастухом бывал, а не то и милостыней кормился. А потом в работники попал к богачу сельскому Андрею Петрову. Одинокий человек был и больной к тому же. Без помощи ни встать, ни ходить не мог. Делами его приказчик заведовал. И приставил он меня за собою ходить... Три года прожил я ´ ничего все. Только очень мне завидно стало, глядя на его богатство. Ну и подсмотрел я раз, как он в подушку деньги зашивал. И запало мне это в голову. А тут разболелся хозяин совсем, лежит, не встает. Пришла, значит, ему смерть. Послал он за попом. А я в те поры остался с ним один на один. Ну ... и соблазнил меня лукавый ... Ох, грех ... Господи мой ... выговорить-то страшно.
Схватил себя Головачов за голову обеими руками и застонал. Долго он молчал, только слышно было, как он тяжело вздыхал, закрыв лицо руками. Наконец он открыл лицо, приподнялся и заговорил глухим голосом, вперив глаза в темноту:
- Как теперь вижу: лежит он, на подушку откинулся, глаза закрыл... В доме никого нет ... Не помню уже, как я это надумал. Помутилось у меня в глазах, кинулся я на него, схватил за горло и ... задушил... своими руками задушил, не дал ему умереть спокойно.
Проговорил это Головачов, протянул вперед руки и продолжал хриплым голосом:
- Вот, как сейчас вижу: открыл глаза, упер на меня, да и дух вон. Вот и теперь все по ночам вижу я эти глаза страшные... вижу, вижу ...
Несчастный Головачов с ужасом глядел в темноту. Зубы его тряслись. Он дышал тяжело и прерывисто и долго не мог успокоиться. Слушатели затаили дыхание, как бы замерли в ужасе. Оправился Головачев и заговорил опять:
- Ну вот ... с того и разбогател, как видите ... Во как разжился... Только не на пользу это все, а на погибель мою. Сколько я трудов своих положил, сколько ночей недосыпал, старался все, чтобы побогаче быть и богачом сделался. А что из того? Думал детей счастливыми сделать, а они сами себе дорогу нашли и от богатства моего отказались. На что оно мне теперь. Куда девать? Бога за деньги не подкупишь...Ох ты, господи, грешен я перед тобою! Польстился я на богатство, забыл завет твой святой, чужую жизнь погубил, да и свою тоже. Проклятый я человек!
И заплакал Головачов, горько зарыдал и обессилел весь. Упал он на подушку и все что-то бормотал, насилу языком ворочал.
Обступили его работники, видят: хозяин в забытьи лежит, дышит тяжко, а из глаз слезы катятся. Немного погодя очнулся больной, взглянул на работников, вздохнул и стал у них прощенья просить..
- Простите,- говорит,- ребятушки! Кого обидел я, простите, ради Христа! Немало и вам зла я делал ... И наказан я за зло ... попомните меня вы. Живите почестнее, не льститесь на богатство, - не в деньгах счастье!
Потом затих Головачов; все реже и реже дышать стал.
К вечеру и душу богу отдал.
1888 г.
Оригинал здесь: http://www.unecha.org/files/semenov_kr.rar.