Источник: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.
Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (http://belolibrary.imwerden.de), 20 августа 2002.
Около шалаша в бывшем помещичьем саду сидели мужики, арендаторы нынешнего урожая, и варили себе кашу с салом в закопченном котелке, висевшем в ямке над огоньком.
- Новым хозяевам мое почтенье! - сказал проходивший по дороге мужичок с палочкой, останавливаясь и снимая лохматую шапку.
Все тоже сняли шапки.
- Что, в собственность к вам отошел? - спросил прохожий, кивнув головой на сад и садясь на перевернутый яблочный ящик.
- Нет, в аренду взяли,- отвечал мужичок, набивавший трубочку.
- Собственность эту теперь прикончили,- сказал другой, сидя на корточках перед котелком с ложкой наготове, чтобы снять накипающую пену, когда начнет уходить через край.
- Довольно, побаловались. Вишь, черти, огородились. Бывало, только ходишь да поглядываешь на него, на сад-то. Сторожей сколько нагнато было. Все боялись, как бы кто яблочком не попользовался. А то они обеднеют от этого.
- Жадность. Не хочется из рук соринки одной упустить.
- Да, держались крепко,- проговорил мужичок с трубочкой. Он закурил от уголька и, сплюнув в огонь, утер рот рукой, в которой держал трубку.- Бывало, за лето человек десять в волость сволокут. Собаки какие были,- по проволоке бегали. А он себе выйдет, прогуляется с папироской и опять пошел газету читать. Спокойно жили.
- Потому священно и неприкосновенно...- проговорил молодой малый, сидевший босиком на обрубке и чинивший рубаху.
- Теперь эту неприкосновенность-то здорово тряхнули.
- Да... вредная штука. Ведь вот, братец ты мой,- сказал мужичок с ложкой,- пока у человека ничего нету, он тебе все понимает, к чужому горю отзывчив, из-за копейки не трясется. А как сюда попало, так кончено дело.
- Это верно. У кого два гроша в кармане, тот не задумается половину отдать. А у кого две тысячи, тот скорей удавится, чем тебе десятую долю отдаст. Намедни кум просит рублевку, а у меня у самого две. Что ж, дал... А попроси у богатого...
- Да, штука вредная, это что и говорить. И до чего человека она портит... пока бедный - хорош, а как собственностью обзавелся, набил карман - он хуже собаки.
- Верно, верно.
Все помолчали.
- А яблочек-то порядочно...- сказал прохожий, поводив глазами по деревьям.
- Яблоки есть...
- Мужики-то вас не обижают? Не трясут?
- Нет, малость... у него не обтрясешь,- отвечал мужик с трубкой, кивнув на малого, чинившего рубаху.
- Ядовит, значит? - спросил прохожий, улыбнувшись и подмигнув на малого.
- Ядовит не ядовит, а за свое кишки выпущу,- сказал малый, кончив рубаху и встряхивая ее.
Он встал от костра, потянулся, но вдруг, не докончив движения, быстро присел и посмотрел под яблони в сторону забора. Потом, не говоря ни слова, бросился в шалаш, выхватил оттуда ружье и понесся босиком куда-то по траве, пригибаясь под ветки.
- Ай-яй-яй! Держи!
Затем раздался выстрел и испуганный крик бабы на деревне:
- Чтобы вам подохнуть, сволочи! В малого из ружья стреляют! А! Что ж это делается!
- Ух, и лют! - сказал, улыбнувшись и покачав головой, мужичок, варивший кашу.- Ну, что, попал? - спросил он, когда малый вернулся и повесил ружье в шалаше на сучок.
- На бегу стрелял,- ответил тот мрачно,- выше взяло.
После тревоги разговор возобновился.
- Эх, ежели бы господь дал - ни граду бы не было, ни бури,- уж и сгребли бы денежек, мать твою!.. Прямо бы из нищих капиталистами изделались. Мы бы тогда показали...
- Да, деньжонок сгребете,- заметил прохожий, опять посмотрев на яблони.
- Сами того не ждали. Обчество нам с весны за пустяк отдало, думало, что урожая не будет, а она потом как полезла, матушка, из-под листьев, как полезла!.. Они уж теперь кричат, что мало с нас взяли.
- Глядели бы раньше. Шиш теперь с нас возьмешь,- сказал мужик с трубкой, сплюнув в огонь.
- А как силком заставят?
- Попробуй, заставь,- угрюмо сказал малый,- я уж тогда ружье не горохом буду заряжать... да еще спалю их всех, сукиных детей.
- Были бы деньги,- с деньгами все можно сделать, сунул председателю, вот и ладно. Деньги и виноватого правым сделают. Главное дело, штука хорошая: вот лето посидим, похлебку помешаем, а там по 2 рубля за меру будем гладить.
- Еще больше возьмете,- сказал прохожий.
- О!.. Ну, по четыре.
- По-питерскому?
- Безразлично...
- Нет, не безразлично,- сказал малый,- надо еще в городе узнать, почем там будут. По четыре еще в прошедшем году торговали.
- О?.. Ну, по шесть.
- Денег - уйма...
На дорожке в глубине сада показался какой-то человек. Все замолчали. А малый сделал движение к шалашу за ружьем. Но потом остановился. Это оказался мужичок в рваном кафтанишке. Он шел и, прикрывая рукой глаза от солнца, приглядывался к яблокам.
- Эй, ты чево там шляешься? Что тебе надо? - крикнул на него малый.
- Мне, батюшка, на луг тут поближе где-нибудь пройтить,- ответил мужичок, остановившись и не сразу поняв, откуда ему кричат.
- Проходи, проходи, да в другой раз не попадайся... Вишь, черти,- на луг ему пройтить. Он пройдет, а на утро - глядишь, яблоня обтрясена.
- Вот из-за этого не дай бог,- сказал мужичок, варивший кашу; он, сморщившись, попробовал с ложки горячей жижи и, выплеснув остатки на траву, продолжал: - из-за этого и, не дай бог, ночи не спишь, а днем только и знаешь, что по сторонам смотришь, да всего боишься: то, думаешь, как бы град не пошел да мальчишки не забрались. Он, может, и украдет-то всего десяток, а у тебя все сердце перевертывается, удавить его готов.
- За свое всегда так-то трясешься,- сказал прохожий, постукивая палочкой по лаптю.- Иначе и нельзя. Потому ты сидишь, вот, пот льешь, а другой спины не гнул, поту не лил, а придет и сграбастает.
- А у самих, у окаянных, руки отсохли - посадить яблоню или, скажем, сливу. Ведь дело нехитрое: сунул в землю прививок, глядишь, через три года на нем уж яблоки. А то все готовое да чужое подцапать.
- А оттого, что все потакают. Стащишь его в волость, сутки там продержат и отпускают,- его бы сукина сына в строге сгноить, чтобы к чужому рук не протягивал,- сказал мужик с трубочкой.
- А вот подойдет съемка,- продолжал кашевар,- ведь сколько эти черти окаянные пожрут! Он налопается, это мало, да еще пойдет надкусывать да бросать.
- А там еще всякие кумовья будут приходить. Тому дай, другому дай, пропади они пропадом. У тебя, говорит, много. Из чужих рук всегда много кажется. У, сволочи, чтоб они подохли, господи батюшка, прости мое согрешение.
- Теперь, чем ближе к съемке, тем хуже,- сказал мужик с трубочкой.- Забор плоховат. При помещике, конечно, народ не такой разбойник был, а теперь нешто так надо огораживать? Вот капиталу нету. Мы уж гвоздей набили. Все какой-нибудь брюхо распорет, тогда другой раз не полезет.
- Да и собак хороших надо бы достать. Вот кабы таких раздобыть, как прежнего барина, вот тут и кумовья бы задумались в сад иттить яблок просить.
- Собака родства не знает,- отозвался прохожий, подмигнув.
- Пустить бы на проволоке через весь сад да в голоде держать, чтобы лютей зверя были,- вот бы тогда...- говорил кашевар с мечтательной улыбкой, грозя кулаком в пространство.
- Первый сорт был бы... Ну, прощевайте пока,- сказал прохожий и пошел.
Сначала около шалаша было тихо. Потом послышался крик:
- Ай-яй-яй, держи!..
За криком выстрел и бабий голос:
- Злодеи! Ироды! Когда на вас чума, на окаянных придет, чтоб вы околели!
И голос малого:
- Все кишки вам, дьяволам, выпотрошу. Охотники на чужое лезть.
А потом уже около шалаша:
- На бегу стрелял - ниже взяло...