Ратгауз Даниил Максимович - Стихотворения

  

  

  

  Д. М. Ратгауз

  

  

  

   Стихотворения --------------------------------------

  Поэты 1880-1890-х годов.

  Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание

  Л., "Советский писатель".

  Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания

  Л. К. Долгополова и Л. А. Николаевой

  OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

  

  

  

  

  Содержание

  Биографическая справка

  484. "Мы сидели с тобой у заснувшей реки..."

  485. В эту лунную ночь

  486. "Закатилось солнце, заиграли краски..."

  487. "Снова, как прежде, один..."

  488. "Душе мечтательной и нежной..."

  489. "Светит ли солнце на небе ликующем

  490. День погас

  491. "Ночь серебристая. Сад засыпающий..."

  492. О минувшем забудь

  493. Вечность

  494. Приближение ночи

  495. "Все мы - несчастные, все мы - заблудшие..."

  496. "Легким ветром колышется штора..."

  497. Сон души

  498. "Мы одни. День печальный погас..."

  499. Луна

  500. Умчался день

  501. Мне жаль всего

  502. Мы откроем окна

  503. Вся жизнь земная

  504. Призраки счастья

  505. "Эти грустные песни я где-то слыхал..."

  506. "Обмани мою душу усталую..."

  507. Одиночество

  508. "Опустив свой взор, смущенная..."

  509. В звездную ночь.....

  510. "В жажде наживы, в безумной погоне за славой..."

  511. Гимн

  Даниил Максимович Ратгауз родился в Харькове 25 января 1868 года, в немецкой семье. Окончив гимназию в Киеве, поступил там же в университет, на юридический факультет. Однако юридическими науками почти не занимался, а с 1888 года целиком посвятил себя поэзии. Стихов он писал в это время много. В 1893 году выходит в Киеве первый его сборник, и с тех пор популярность Ратгауза растет.

  Он и сам активно содействовал этому: писал письма Чайковскому, Римскому-Корсакову, Полонскому, Венгерову, рассылал сборник с просьбой посмотреть, почитать, отнестись снисходительно, сказать ему, есть ли у него дарование, сочинить на его слова музыку, поместить, если можно, стихи его в антологию или хрестоматию. И авторитетные люди читали его стихи, говорили, что дарование У него есть, перелагали его стихи на музыку, помещали их в антологии и хрестоматии.

  Он обращается к Я. П. Полонскому: "Вот уже два года, как я пишу стихи - посылал их в некоторые журналы - их печатали Я решительно не имею никакого знакомого, мнением которого я мог бы дорожить и руководствоваться Я решительно не знаю, есть ли У меня хоть капелька таланта?" {ГПБ.}

  Он умоляет С. А. Венгерова: "Какой толчок дадите Вы дальнейшей моей деятельности, если только Вы действительно найдете во мне дарование!" {ПД.}

  Он предлагает Н. А. Римскому Корсакову "Многоуважаемый г-н профессор! Не имея удовольствия знать Вас лично, я, тем не менее, решаюсь обратиться к Вам с нижеследующим предложением. Не желаете ли Вы иллюстрировать Вашей прелестной музыкой несколько моих стихотворений? Буду рад, если прилагаемые при сем вещицы Вам понравятся..." В следующем письме ему он продолжает: "Я буду бесконечно рад, если некоторые из песен моих Вам настолько понравятся, что Вы удостоите их Вашей прелестной музыки, и серия романов Н. А. Римского-Корсакова на мои слова была бы мне высшей наградой за те муки и тернии, которыми усыпай путь каждого, обреченного на творчество". {ГПБ.}

  Он просит С. А. Венгерова поместить о нем заметку в Критико-биографическом словаре, прибавляя: "Я не решился бы Вас просить об этом, если бы не имел убеждения, что стихи мои не бесталантливы..." Он сам тут же прилагает текст заметки в готовом виде в в ней говорит о себе: "Стихотворения его выделяются из произведений других современных поэтов мелодичностью, искренностью, безыскусственностью... Поэзия его - поэзия неуловимых ощущений, тихой грусти и неги, и его более, чем кого-либо, можно назвать последователем Фета". {ПД.}

  Он раскрывает Я. П. Полонскому характер своих творческих ощущений (конец 1893 г.): "Я никогда не мог писать длинных, если хотите, вполне осмысленных стихотворений... Я никогда заранее не задаюсь мыслью написать, описать что-либо. Никогда не преследуют меня образы. Но бывают периоды, когда вдруг сердце болезненна сжимается, туман заволакивает глаза, печаль невыносимо томит душу, и какие-то гармонические звуки в смутной, то розоватой, то, темной, темно-серой дымке носятся перед моим духовным взором и слухом..." {ГПБ.}

  Получилось так, что целых шесть романсов на слова Ратгауза написал Чайковский, который вскоре умер, так что романсы эти остались его "лебединой песнью". Как свидетельствует один из современников, "их любил исполнять (и прекрасно исполнял) тогдашний премьер петербургской оперы Н. Н. Фигнер, и это еще больше увеличивало их популярность, а вместе с тем известность автора, или, по крайней мере, его фамилии." {П. Перцов, Литературные воспоминания, М.-Л., "Academia", 1933, с. 162-163.} К тому же Чайковский написал Рагаузу несколько писем, в которых благожелательно отозвался о его творчестве. {См.: Д. Ратгауз, Собрание стихотворений, СПб. - М., 1900, [предисловие]. См. также: "Театральная газета", 1918, No 35-36, с. 15.}

  Столь же благожелательно отозвался о его стихах Полонский "Я грелся около Ваших стихотворений, как зябнущий около костра или у камина", {Ратгауз, Собрание стихотворений, 1900, [предисловие].} - сказал он ему, и с тех пор слова эти вместе с теплым отзывом Чайковского стали непременной принадлежностью любой статьи о Ратгаузе, газетной заметки, информационного или библиографического сообщения. Широко пользовался этими отзывами и сам Ратгауз, помещая их вместо предисловий к сборникам своих стихотворений. "Королем русских лириков" назвал Ратгауза, судя по сообщениям печати, и академик А. Н. Веселовский, {См.: "Вестник литературы", 1909, No 11-12, с. 262.} и слова эти также стали кочевать из статьи в статью, хотя иронический смысл их вряд ли может быть подвергнут сомнению.

  Вокруг имени Ратгауза была создана атмосфера всеобщего признания. Его талантливость не должна была вызывать никаких споров, - он сам старался об этом больше остальных. Нужно сказать, он добился тут известных успехов.

  Была пущена в ход и широко разошлась легенда о том, что Лев Толстой высоко ценит стихи Ратгауза и из всех современных поэтов признает только его (на самом деле Толстой о Ратгаузе не высказывался и даже собирался писать опровержение). {См.: Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений (юбилейное издание), т. 77, М., 1956, с. 46. Толстой писал: "Никогда никакого мнения не заявлял о стихотворениях Ратгауза".} Поддерживая эту легенду, Ратгауз на самом видном месте у себя в кабинете повесил портреты Л. Толстого, Чайковского, Чехова - чтобы никто не сомневался в его причастности к большой литературе. К редкому писателю, поэту или композитору он не обращался с просьбой прислать фотографическую карточку с надписью. В результате Ратгауз оказался владельцем уникальной коллекции фотографий с дарственными надписями, которой очень гордился и с охотой показывал всякому.

  Тем не менее поэтическая среда Ратгауза упорно не замечала. Он был лишним в той битве за "новое искусство", которую вели символисты; он не был нужен и реалистам. Он ничем не помогал ни тем, ни другим.

  Жил он в Киеве, но часто и подолгу живал в Петербурге, обставляя каждый свой приезд соответствующими газетными сообщениями. Он покинул родной Киев и переселился в Москву, стремясь оказаться в гуще литературной жизни.

  В 1906 году издатель М. О. Вольф выпустил трехтомное "Полное собрание стихотворений" Ратгауза.

  Брюсов откликнулся на него уничтожающей рецензией, в которои назвал Ратгауза "поэтом банальностей": "Здесь собраны примеры и образцы всех избитых, трафаретных выражений, всех истасканных эпитетов, всех пошлых сентенций - на любые рифмы и в любых размерах..." {В. Брюсов, Далекие и близкие. Статьи и заметки о русских поэтах, М., 1912, с. 184.} Ратгауза такие отзывы не смущали: он считал себя выше их.

  Однако популярность неожиданно стала падать. В судьбе Ратгауза наступил перелом. Он уже не находит солидных издателей и прибегает к помощи издательств, не отличающихся требовательностью (типа киевского "Гонга"). Печатается он и в таких изданиях, как "Почтово-телеграфный вестник". Ратгаузу казалось, однако, что не он выходит из моды, а что низким стал интеллектуальный уровень общества. "Печатаюсь я теперь очень редко, - писал он Льдову в 1909 году. - Слишком уж много развелось у нас теперь писателей! Не преувеличу, если скажу: "Стыдно быть в наши дни писателем!" До того опошлено ныне это звание, до того много наплодилось пишущих и мнящих о себе писателями в наши сумбурные дни!" {ПД.}

  После Октябрьской революции Ратгауз выехал за границу и поселился в Праге. Жил одиноко, забытый всеми, почти не писал. Там же, в Праге, Ратгауз и умер в 1937 году.

  Стихотворения Ратгауза много раз выходили отдельными изданиями и в Киеве, и в Москве, и в Петербурге. Наиболее известны; "Стихотворения" (Киев, 1893); "Песни любви и печали" (Пб.-М., 1902); "Полное собрание стихотворений в трех томах" (М., 1906; вначале вышло два тома, но в том же году издатель М. О. Вольф допечатал третий том под специальным заглавием "Тоска бытия"); "Мои песни" (М., 1917) - последний сборник стихотворений Ратгауза, изданный в России.

  

  

  

  

   484

  

  

  Мы сидели с тобой у заснувшей реки.

  

  

  С тихой песней проплыли домой рыбаки.

  

  

  Солнца луч золотой за рекой догорал...

  

  

  И тебе я тогда ничего не сказал.

  

  

  Загремело вдали - надвигалась гроза.

  

  

  По ресницам твоим покатилась слеза.

  

  

  И с безумным рыданьем к тебе я припал...

  

  

  И тебе ничего, ничего не сказал.

  

  

  И теперь, в эти дни, я, как прежде, один.

  

  

  Уж не жду ничего от грядущих годин.

  

  

  В сердце жизненный звук уж давно отзвучал

  

  

  Ах, зачем я тебе ничего не сказал!

  

  

  <1893>

  

  

  

  485. В ЭТУ ЛУННУЮ НОЧЬ

  

  

  В эту лунную ночь, в эту дивную ночь,

  

  

  В этот миг благодатный свиданья,

  

  

  О мой друг! я не в силах любви превозмочь,

  

  

  Удержать я не в силах признанья.

  

  

  В серебре чуть колышется озера гладь,

  

  

  Наклонясь, зашепталися ивы...

  

  

  Но бессильны слова! - как тебе передать

  

  

  Истомленного сердца порывы?

  

  

  Ночь не ждет, ночь летит. Закатилась луна,

  

  

  Заалело в таинственной дали...

  

  

  Дорогая! прости, - снова жизни волна

  

  

  Нам несет день тоски и печали.

  

  

  <1893>

  

  

  

  

   486

  

  

  Закатилось солнце, заиграли краски

  

  

  Легкой позолотой в синеве небес.

  

  

  В обаяньи ночи сладострастной ласки

  

  

  Тихо что-то шепчет приутихший лес.

  

  

  И в душе тревожной умолкают муки,

  

  

  И дышать всей грудью в эту ночь легко.

  

  

  Ночи дивной тени, ночи дивной звуки

  

  

  Нас с тобой уносят, друг мой, далеко...

  

  

  Вся объята негой этой ночи страстной,

  

  

  Ты ко мне склонилась на плечо главой...

  

  

  Я безумно счастлив, о мой друг прекрасный,

  

  

  Бесконечно счастлив в эту ночь с тобой!

  

  

  <1893>

  

  

  

  

   487

  

  

  

  Снова, как прежде, один,

  

  

  

  Снова объят я тоской.

  

  

  

  Смотрится тополь в окно,

  

  

  

  Весь озаренный луной.

  

  

  

  Смотрится тополь в окно,

  

  

  

  Шепчут о чем-то листы.

  

  

  

  В звездах горят небеса...

  

  

  

  Где теперь, милая, ты?

  

  

  

  Всё, что творится со мной,

  

  

  

  Я передать не берусь...

  

  

  

  Друг! помолись за меня,

  

  

  

  Я за тебя уж молюсь.

  

  

  

  <1893>

  

  

  

  

   488

  

  

   Душе мечтательной и нежной

  

  

  

   Отрады нет:

  

  

   Что может дать ей свет мятежный,

  

  

  

   Ничтожный свет?

  

  

   Обрывки чувств, полублаженства,

  

  

  

   Полупечаль...

  

  

   И ей среди несовершенства

  

  

  

   Чего-то жаль.

  

  

   Покрыта мглою безучастья

  

  

  

   Скрижаль годов,

  

  

   И глохнет зов: явись, о счастье! -

  

  

  

   Напрасный зов!

  

  

   <1893>

  

  

  

  

   489

  

  

  Светит ли солнце на небе ликующем,

  

  

  Ярки ли краски весенних картин,

  

  

  Осень томит ли напевом тоскующим, -

  

  

  Кто-то мне голосом, душу волнующим,

  

  

  

  Шепчет: "Ты всюду один!"

  

  

  Грезой душа ль убаюкана нежною,

  

  

  Скорбь ли порывам ее властелин,

  

  

  Сердце ль волнуется страстью мятежною, -

  

  

  Кто-то мне шепчет с тоской безнадежною;

  

  

  

   "Всюду - один!"

  

  

  Тщетны и призрачны все упования...

  

  

  В сонме печальных житейских годин

  

  

  Бродят унылой толпою создания -

  

  

  Люди-рабы, - но среди мироздания

  

  

  

   Каждый - один!

  

  

  <1893>

  

  

  

   490. ДЕНЬ ПОГАС

  

  

   День погас. В дали туманной

  

  

  

  Сонмы звезд горят.

  

  

   В ярко блещущем просторе

  

  

  

  Утопает взгляд.

  

  

   Мы молчим. Волшебным светом

  

  

  

  Озарен твой лик.

  

  

   В полусне за мигом смутным

  

  

  

  Пролетает миг.

  

  

   Ты на грудь ко мне склонилась,

  

  

  

  И не спишь, и спишь.

  

  

   Только сердца стук размерный

  

  

  

  Нарушает тишь.

  

  

   Только мне чего-то больно

  

  

  

  И чего-то жаль,

  

  

   Только я стремлюсь невольно

  

  

  

  За мечтами вдаль.

  

  

   <1893>

  

  

  

  

   491

  

  

   Ночь серебристая. Сад засыпающий

  

  

   Веет струею в лицо ароматною.

  

  

   Томные отзвуки песни рыдающей

  

  

   Грудь наполняют тоской непонятною.

  

  

   Что-то знакомое, что-то далекое,

  

  

   Дивно отрадное, но позабытое

  

  

   Льется могучей струею широкою

  

  

   В сердце, для вымыслов пылких открытое.

  

  

   Светлые грезы с тревогой неясною

  

  

   В море блаженства слилися безбрежное...

  

  

   Вновь убаюкано сказкой прекрасною

  

  

   Сердце влюбленное, сердце мятежное.

  

  

   1895

  

  

  

  492. О МИНУВШЕМ ЗАБУДЬ

  

   О минувшем забудь, лишь грядущим дыши, -

  

   Память - сердца палач, злой мучитель души.

  

   Настоящее - сон, настоящее - миг,

  

   В упованиях смутных блаженства родник.

  

   Не ищи же ты дней миновавших следа:

  

   Что прошло, то прошло навсегда, навсегда!

  

   Не тумань безнадежной тоскою свой путь:

  

   Ни печали, ни счастья тебе не вернуть.

  

   Настоящее - сон, а минувшего нет;

  

   Лишь в далеком грядущем заманчивый свет...

  

   Если можешь забыть, позабудь и не плачь:

  

   Память губит покой, память - сердца палач.

  

   <1896>

  

  

  

   493. ВЕЧНОСТЬ

  

   Вечность бесстрастно играет минутными снами,

  

   Звуки веселья несутся и тают над нами,

  

   Звуки печали в душе воцарилися властно.

  

   Прошлое в бездну умчалось от нас безучастно.

  

   Тщетно мы вдаль устремляем тоскливые взгляды,

  

   Тщетно мы ждем от грядущего светлой отрады,

  

   Истины мглу озарить мы не в силах мечтами.

  

   Вечность бесстрастно играет минутными снами.

  

   <1896>

  

  

  

  494. ПРИБЛИЖЕНИЕ НОЧИ

  

  

   Ночь подплывает тревожно.

  

  

   Ветер рыдает над садом.

  

  

   Месяц на желтые листья

  

  

   Смотрит тоскующим взглядом.

  

  

   Что-то вдали прозвучало

  

  

   Жалобно так и уныло,

  

  

   Что-то в серебряной дымке

  

  

   По верху сада поплыло.

  

  

   В темном, тоскующем небе

  

  

   Море светил необъятно...

  

  

   Всё это так мне знакомо,

  

  

   Всё это так непонятно!

  

  

   <1896>

  

  

  

  

   495

  

  

  Все мы - несчастные, все мы - заблудшие,

  

  

  Темною ночью без света бродящие.

  

  

  Грезы, стремленья, желания лучшие -

  

  

  Всё это призраки, вмиг проходящие.

  

  

  Нам непонятны веления тайные,

  

  

  Жизни земной предсказания смутные, -

  

  

  Мы - только атомы жизни случайные,

  

  

  Мира печального гости минутные.

  

  

  <1897>

  

  

  

  

   496

  

  

   Легким ветром колышется штора.

  

  

   Я не сплю, я томлюсь в полусне.

  

  

   Беспокойные, бледные тени

  

  

   Тихо реют по белой стене.

  

  

   Звуки песен далеких и нежных

  

  

   Надо мною чуть слышно дрожат,

  

  

   И цветов незнакомых и чудных

  

  

   Опьяняет меня аромат.

  

  

   И звучат и мольбой, и желаньем

  

  

   Чей-то вздох, чьи-то вопли: "Ко мне!.."

  

  

   Беспокойные, бледные тени

  

  

   Тихо реют по белой стене.

  

  

   <1898>

  

  

  

   497. СОН ДУШИ

  

  

  

  Где-то и когда-то, -

  

  

  

  Не припомню я, -

  

  

  

  По волнам блаженства

  

  

  

  Жизнь плыла моя.

  

  

  

  Небеса сияли

  

  

  

  Радугой лучей,

  

  

  

  Дни сменялись днями, -

  

  

  

  Не было ночей.

  

  

  

  Чудные напевы

  

  

  

  Волновали грудь.

  

  

  

  Яркими цветами

  

  

  

  Был усыпан путь.

  

  

  

  Пел о счастье вечном

  

  

  

  Где-то скрытый хор,

  

  

  

  В душу проникал мне

  

  

  

  Чей-то светлый взор,

  

  

  

  И звучало нежно:

  

  

  

  "Я твоя, твоя!.."

  

  

  

  Где-то и когда-то, -

  

  

  

  Не припомню я.

  

  

  

  <1899>

  

  

  

  

   498

  

  

   Мы одни. День печальный погас,

  

  

   Льется ночи дыханье тревожное.

  

  

   В этот тихий, задумчивый час

  

  

   Вновь обвеяло нас невозможное.

  

  

   В очарованных, светлых мечтах

  

  

   Снова видим мы радости вечные,

  

  

   И уходит томительный страх,

  

  

   И страданья молчат бесконечные.

  

  

   Нарушает волшебную тишь

  

  

   Песня неба туманно-далекая...

  

  

   Отчего ж ты так грустно глядишь,

  

  

   Королева моя темноокая?

  

  

   Отчего ты склоняешь свой лик?

  

  

   Пусть обвеет нас ночь ароматами,

  

  

   Бог мечты, бог любви так велик, -

  

  

   Отдадимся ему без возврата мы!

  

  

   Мы одни. День печальный погас,

  

  

   Льется ночи дыханье тревожное.

  

  

   В этот тихий, задумчивый час

  

  

   Вновь обвеяло нас невозможное.

  

  

   <1902>

  

  

  

  

  499. ЛУНА

  

  

   Она взошла из темных туч,

  

  

   Она взошла и грустно бродит,

  

  

   И свой усталый, бледный луч

  

  

   Сквозь шторы окон к нам наводит.

  

  

   В тревожно-смутном полусне