Николай Иванович Позняков
Страничка из милого далека
Взойдёт ли наконец прекрасная заря?..
Я помню это смутно, и притом... ясно. Как это ни странно, но верно. Смутно - потому, что это было несколько мгновений, полных отдалёнными очертаниями, неразрешёнными догадками, не вполне сознанными впечатлениями; ясно - оттого, что и теперь так проясняется сознание, когда промелькнёт это воспоминание, так светло становится на душе, так отрадно, благодатно... Смутно - потому, что это было в 1861 году, когда мне только что шестой год пошёл; ясно - оттого, что и детской головке светят проблески жизни...
Каким образом случилось, что я - бледненький, тщедушный, хилый ребёнок - очутился на балконе в это свежее июньское утро, когда роса плыла над лугом своим белесоватым матом, и птицы пели ещё неполным хором, - не могу сказать. Вероятно, нас разбудили: вероятно, от этого утра ждали чего-то особенного, ещё не виданного...
Я стоял, а передо мной благоухал палисадник жасминами и розами, а за ним к Шоше сбегала с горы извилистая дорожка, а внизу сама Шоша своим изгибом делала ровную как дуга луку, разубранную ивами, вётлами и олешником, точно курчавой бахромой; на одном конце луки виднелась деревня с бурой соломой на крышах, с кривыми, серыми стенами изб и овинов, с тонкими струйками дыма над трубами; на левом конце задумчиво дремал сосновый бор, готовый проснуться при первых лучах назревавшего дня; а прямо передо мной, вдали, на горе, за паровым полем, высилась сельская церковь над волнистыми купами садов...
Сколько раз и потом, живя здесь много лет, видел я эту картину! Сколько раз вспоминал я с отрадой то раннее, свежее утро, когда я - худенький, слабый ребёнок - стоял тут и глядел вперёд, чего-то ожидая...
Там, внизу, в котловине между дальней горой и лукой Шоши, бархатился луг, и неслись оттуда голоса, и толпа колыхалась в своих синих, и белых, и красных рубахах, в пёстрых сарафанах, и косы звенели, блестя при пожаре востока. Я стоял и глядел вперёд. О чём там был шум - я не помню, не слышал ясно. Вероятно, я и не понял бы, если б и расслышал его: это был сплошной, смутный гул. Но помню я, как сильно билось у меня сердце... И было так свежо, так просторно, так светло!.. А восток разгорался всё ярче и ярче; птицы пели уж полным хором; туманы расползались по за́водьям и лощинам; по небесной лазури брызнули лучи. Всё кругом ликовало - радостно было и мне. Я не понимал всего. Конечно, не понимал: мне было всего пять лет. Но мне было радостно, что-то чуялось... Я жил в те мгновенья - жил полной жизнью, и сердце у меня билось сильно-сильно!
Теперь-то я понимаю: они делили свой первый покос - свой первый покос! Вероятно, нам сказали, что это будет очень интересно, и разбудили нас посмотреть. Вероятно, нам внушили, что значит "свой первый покос". И мы встали и пошли смотреть. Вероятно, так было. Да, наверно нам внушили. Наверно!
Я услышал шаги позади себя. Оглянулся. То был брат Виктор (ему было около восьми лет). Он быстро вбежал на балкон, ещё не совсем обсохнув от умывания. Меня он, казалось, не заметил. Он остановился, откинул назад курчавую голову, шумно вдохнул в себя воздух, блаженно улыбнулся, прошептал: "Ах, как хорошо!" вперил взор вдаль, за реку, в толпу, прислушался к ликующему хору, оглянул небо, сиявшее над бором солнце, всю окрестность и... мы встретились глазами...
Мы оба промолчали. Но кажется мне теперь - мы поняли друг друга. Вот этот взор я помню ясно: какой это был радостный, чистый взор! - чистый, как это небо, как эта заря!..
Прекрасная заря! Мы тебя видели! Я помню тебя!
1899
Источник: Позняков Н. И. Соловьиный сад и другие рассказы. - СПб.: Типография М. Меркушева, 1900. - С. 272
OCR, подготовка текста - Евгений Зеленко, сентябрь 2011 г.