Позняков Николай Иванович - Избранные поэтические переводы

   Николай Иванович Позняков

  

   Окончил Петербургскую (4-ю) Ларинскую гимназию в 1879 году. Учился на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета, где с трудом получил диплом в 1890 году. Печатать стихи, прозу и переводы стал еще в 1877 году. Единственный "взрослый" поэтический сборник "В лучшие годы" СПБ 1896, 2-е изд. - 1898; необходимо отметить, что книга эта - почти исключительно "личная антология" поэтических переводов; оригинальные стихи занимают лишь малую часть ее страниц. В библиографиях произведения Н. И. Познякова нередко путают с произведениями Н. С. Познякова (см. соотв. стр. нашего сайта), однако в 1910 году, которым датированы самые ранние стихотворения последнего, - воспитанника поливановской гимназии в Москве. Н. И. Позняков скончался от прогрессивного паралича, осложненного душевной болезнью. Н. И. Позняков известен как крупный библиограф и библиофил, в частности - благодаря экслибрису, который он придумал с целью обезопасить свою богатую библиотеку от расхищения друзьями. Мысль Познякова проста, он изложил её в журнале "Известия книжных магазинов товарищества М. О. Вольф" (1903): главный враг библиотек - друзья хозяина дома, а не профессиональные воры, чтобы гарантировать возврат книг в библиотеку от забывчивых друзей, Позняков нанёс на свои книги экслибрис с надписью: "Эта книга украдена у Н. И. Познякова". После того, как Н. И. Позняков умер, его наследникам надлежало распродать его ценную библиотеку, букинисты же, дорожа репутацией, отказывались брать книги со свирепым экслибрисом. Тогда было решено перештемпелевать книги, что и было сделано. Рядом с прежним экслибрисом появился штамп: "После смерти Н. И. Позднякова продана". Но фамилия Познякова была искажена: через "д": книги из этой библиотеки встречаются в продаже по сей день. Однако след в литературе Н.И. Позняков оставил прежде всего как поэт-переводчик. Н. И. Познякову принадлежит, насколько удалось установить, первый опубликованный перевод из Фридриха Гельдерлина [Пантеон литературы, 1888, сентябрь, стр.33; позднее перевод попал в книгу "В лучшие годы" СПБ 1896 и был переиздан в книге: Ф. Гельдерлин. Гиперион., М, ЛП., 1988 - но со ссылкой лишь на книжную публикацию Познякова, имевшую место восемью годами позже журнальной]. В журнале стихотворение предварено следующим текстом: "Гёльдерлин (1770-1843) - выдающийся немецкий лирик. Жизнь его весьма печальна: наклонность к меланхолии перешла у него на 37-м году в тихое помешательство; в таком жалком состоянии он дожил до глубокой старости, найдя себе приют в семье одного плотника". Перевод представляет собой строки 37-84 [с пропуском 43-46 и 75-78 строк] элегии "Скиталец".

  

     На Родине

  

     Вновь наконец я вернулся на милую родину к Рейну, -

           Вновь, как и прежде, ко мне воздухом веет родным!

     Слух и мятежное сердце скитальца ласкают деревья

           Шумом радушным своим, шелестом мирным листвы;

     Свежестью дышит их зелень, свидетель прекрасной, кипучей

           Жизни земной, и меня юностью снова дарит.

     Счастлив ты, край мой родной! Не найдется в тебе ни пригорка,

           Где бы не рос виноград, где бы не зрели плоды.

     Горы с улыбкой свои омывают подножья в потоках,

           Их окружает венцом зелень дерев и кустов,

     И - как младенцы, играя, сидят на плечах великана -

           Скромно стоят на горах хижины, замки людей.

     Из лесу тихо выходит на ниву олень беззаботный,

           Сокол в лазури парит, ищет добычи себе.

     Взглянешь ли вниз, на долину, где резво струится источник, -

           Там деревушка стоит: тихо, приветливо там;

     Издали еле шумит неустанная мельница только,

           Крыльями тихо вертя, глухо скрипя колесом;

     Слышится голос веселый косца или пахаря в поле;

           В землю вонзая свой плуг, он погоняет волов.

     Ласково в воздухе ясном звучит колыбельная песня;

           Где-то в высокой траве сына баюкает мать,

     Нежно его пригревая лучами горячими солнца.

           Вот наконец и пришел к тихому озеру я.

     Высится вяз, мой знакомец, на старом дворе зеленея,

           И по забору кругом дико растет бузина.

     Сразу меня охватило таинственным сумраком сада,

           Где так отрадно мои детские годы текли,

     Где я когда-то, как белка, влезал на деревья густые,

           В сене душистом играл и засыпал под копной.

     Родина милая! Верной ты мне остаешься, как прежде:

           Вновь ты готова принять в лоно свое беглеца,

     Вновь мне радушно кивает из темной листвы твоей персик,

           И виноградная гроздь смотрит лукаво в окно;

     Солнце твое мне опять так приветливо, ласково светит,

           Хочет лучами согреть сердце остывшее мне,

     И от усталых, измученных вежд отгоняет дремоту

           Блеском веселым своим... Солнце родное мое!

     Как наполняло ты некогда детскую грудь мою жизнью,

           Так оживи и теперь новою силой меня:

     Вновь пред тобой головою седеющей я преклоняюсь!

           Видишь ли - здесь я опять! Солнце родное, я - твой!

  

  

     * * *

  

     Долго я стоял перед Мадонной

     Кротостью очей ея прикован: -

     Новые миры перед собою

     Я узрел, смущенно очарован...

  

     Горе тем, - я помышлял, - кто Бога

     Позабыл и веру в жизнь утратил,

     Кто навек с надеждами простился,

     Кто огонь души навек растратил."

  

     И пока, благоговенья полный,

     Полный и восторга и печали,

     Я стоял, мне чудилось, - Пречистой

     Деве песнь торжественно слагали

     Ангелов, служителей небесных,

     Херувимов, серафимов хоры.

     И тогда сказал я в умиленьи,

     Обратив к лазури вышней взоры:

  

     Благо тем, чьи лик святой Мадонны

     Хоть на миг единый узрят вежды:

     Навсегда сердца они откроют

     Для любви, для веры и надежды.

  

  

     Воспоминание

  

     Как быстро время унеслось

     Дорогою бесповоротной!..

     И вот о дали мимолетной

     Воспоминание вдруг зажглось...

     Как сон, как трепетная греза,

     Как облачко на небесах,

     Оно явилось мне впотьмах, -

     И чувствую: забыта проза

     Житейская, и ярко вновь

     В груди, давно осиротелой,

     Измученной, окаменелой,

     Святая вспыхнула любовь.

  

     О, если б мне теперь свобода!

     О, если б не был связан я!

     Глядит твой образ на меня

     Из золотых лучей восхода,

     Из глубины небес ночных,

     Из волн потока голубых...

     Все здесь тебя напоминает:

     Свею свежестью весна

     Твои мне ласки навевает,

     Даль, как твой светлый взор ясна,

     И даже эхо повторяет

     Твое мне имя... про тебя

     Мне тихо шепчет вся природа...

     О, если б только мне свобода!

     О, если б не был связан я!

  

  

  

     Бреславльский колокол

  

     Жил колокольный мастер

     В Бреславле долгий век,

     Исправен был и честен -

     Но горя не избег.

  

     Колоколов он отлил

     Тьму в мастерской своей

     Серебряных и медных

     Для башен и церквей.

  

     И так был чист и ясен

     Колоколов тех звон,

     Что верой и любовью

     Звучал для сердца он.

  

     Но нет во всем Бреславле

     Удачнее того,

     Который в день невзгоды

     В беду поверг его:

  

     Тот колокол - всем прежним

     Колоколам венец!

     Своим он звоном много

     Смягчил людских сердец.

  

     И как могло случиться,

     Что тот, кто отливал

     Его, в виду народа

     С позором тяжким пал!..

  

     Веселая работа

     Ключом кипит с утра,

     Но час настал обеда -

     И мастер со двора

  

     Пошел, а подмастерью

     Остаться приказал

     И, уходя, шутливо

     Он мальчику сказал:

  

     - "Нет, надо подкрепиться

     Мне чарочкой своей:

     Тогда пойдет работа

     Живей и веселей.

  

     Боюсь, чего бы только

     Ты тут ее досмотрел...

     Гляди, не трогай крана -

     Не то прибью, пострел!"

  

     И вот остался мальчик

     Колокола стеречь.

     Пред ним шумит-клокочет,

     Огнем пылая, печь, -

  

     К себе как будто манит...

     И хочется ему

     Рукой коснуться крана!

     Вот пальцы он к нему

  

     Прижал - ну, будь, что будет! -

     И... кран уже открыт...

     И видит, видит мальчик,

     Струею медь бежит.

  

     Внезапно охватили

     Его испуг и страх, -

     И к мастеру, рыдая,

     Бежит он впопыхах.

  

     Он знает, как хозяин

     Работой дорожит;

     Его угроз и гнева,

     Боясь, он весь дрожит.

  

     Ему про свой проступок

     Он хочет рассказать,

     Припасть к его коленам,

     Обнять их, лобызать.

  

     Но только что он начал

     Рассказ свой перед ним,

     Как тот воспрянул с воплем

     Отчаянным, глухим, -

  

     За острый нож схватилась

     Могучая рука,

     И им он, в гневе диком,

     Сразил ученика...

  

     И, кинув труп, в плавильню

     Он кинулся бежать,

     Чтоб там струю металла,

     Немедля удержать.

  

     И что же? В изумленьи

     Он видит пред собой,

     Что колокол готовый

     Стоит средь мастерской.

  

     Ни пузырей, ни пятен,

     Ни ямок нет на нем,

     И медь его игриво

     Блестит живым огнем.

  

     Но своего творенья

     Не видит ученик:

     Навеки головою

     Он юною поник...

  

     Тут только понял мастер

     Ужасную беду,

     И сам о преступленьи

     Своем донес суду.

  

     Хоть был всему Бреславлю

     И мил и дорог он,

     Но кровью кровь смывалась -

     Таков был там закон.

  

     Он это знал. Спасенья

     Его унылый взор

     Не ждал, когда раздался

     Последний приговор.

  

     Когда ж день смертной казни

     Печальный наступил,

     Преступнику обычный

     Вопрос предложен был, -

  

     Какой его последний,

     Излюбленный завет?

     И вот, с улыбкой горькой,

     Промолвил он в ответ:

  

     - "Одной мольбою только

     Я потревожу вас: -

     Пусть колокол проклятый

     Пробьет в мой смертный час.

  

     Уж если я с любовью

     Над ним похлопотал,

     Мне надо же услышать,

     Что труд мой не пропал..."

  

     И вот, когда на площадь

     Казнить его вели,

     Торжественно раздался

     Протяжный звон вдали.

  

     Преступник содрогнулся

     При чудном звуке том:

     Ведь колокол был отлит

     Его учеником!..

  

     Подернулся слезою

     Его унылый взор:

     Он в звуке том услышал

     Самих небес укор...

  

     Соединял, казалось,

     Протяжный этот звон -

     И дикий вопль убийцы,

     И жертвы слабый стон...

  

     Когда ж преступник плаху

     Увидел пред собой,

     Мгновенно примирился

     С суровою судьбой.

  

     С покорностью глубокой

     Взглянув на палача,

     Он голову подставил

     Под острие меча...

  

     И с той поры Бреславлю

     Тот колокол вещал

     О тех, кто за злодейство

     На плахе жизнь кончал.

  

     На башне Магдалины

     Доныне он висит

     И в мягком, грустном звоне

     О днях былых гласит...

  

  

  

     * * *

  

     Однажды, выйдя прогуляться,

     Я был немало удивлен:

     Охотник вдоль опушки ехал,

     Близ озера катался он.

     В лесу оленей было много,

     Но не спешил он в них стрелять:

     Насвистывал он тихо песню...

     Как это надо понимать?

  

     Иду немножко дальше, - вижу:

     От берега невдалеке.

     Плывет рыбачка молодая

     По озеру на челноке.

     По глади вод играют рыбки;

     Но, не заботясь их поймать,

     Рыбачка песню напевает...

     Как это надо понимать?

  

     Иду назад - вновь удивленье:

     Рыбачка где?.. и где ездок?..

     На воле лошадь травку щиплет

     И пуст у берега челнок.

     Уж поздно. Вечер. Звезды. Месяц.

     Безмолвных вод недвижна гладь...

     И где-то слышен тихий шепот...

     Как это надо понимать?

  

  

  

     Последний поэт

  

     - "Ужели вам, бойцы,

     Наградный мал венец?

     Когда вы песням вашим

     Положите конец?

  

     Не истощили разве

     Вы изобилья рог?

     Цветы не все сорвали?

     Не высох ваш поток?.."

  

     - "Пока в лазури солнце

     игрой своих лучей

     Дает отраду взору

     Восторженных очей;

  

     Пока ночной порою

     Глядит луна с небес;

     Пока своей прохладой

     Живет тенистый лес;

  

     Пока из черной тучи

     Гремит на небе гром,

     Ввергая в содроганье

     И степь, и лес, и дом;

  

     Пока ночами всходит

     На темный неба свод

     Звезд ясных и веселых

     Безмолвный хоровод;

  

     Пока благоуханье

     Струит земной эфир;

     Пока в груди таится

     Любви и братства мир;

  

     Пока роса игриво

     Сверкает на лозах;

     Пока искрятся слезы

     На дружских глазах;

  

     Пока способно сердце

     Бороться и страдать;

     Пока способны очи

     И плакать, и рыдать;

  

     Пока находят люди

     От бед земных покой,

     Глаза навек сжимая,

     Под гробовой доской: -

  

     Дотоле будет Муза

     Над всей землей вещать

     И в тайны дивных песен

     Избранных посвящать.

  

     Настанет миг: - дождавшись

     Скончанья наших дней,

     Падет певец последний

     Последним из людей.

  

     Теперь же дланью мощной

     Создатель держит твердь -

     И в песнях прославляют

     Поэты жизнь и смерть.

  

     Когда ж цветок гигантский

     В божественных руках,

     Отживши дни расцвета,

     Рассыплется во прах, -

  

     В те дни (коль вам охота)

     Спросите-ка певца,

     Старинную он песню

     Допел ли до конца?.."

  

  

   Эмануил Гейбель

   (1815-1884)

  

     * * *

  

     Вот в чем искусство певца: - воспевать, что давно всем известно,

     Но что в твореньях его приняло образ иной,

     Или же так выражать его сердцу присущие чувства,

     Чтобы в них каждый из нас душу свою узнавал.

  

  

  

     К Виктору Гюго

     (сонет)

  

     Как долго нам весь ми любить необходимо,

     Пока узнаем мы, что должно быть любимо: -

     Конфекты ль, плеск морей, картежь, лазурь небес,

     Вино иль женщины, пустыня или лес?..

  

     Ногами попирать цветок, едва расцветший,

     Рыдать отчаянно в прощании с весной

     Должны мы все, пока не кончим путь земной,

     К бессильной старости нас медленно приведший.

  

     Из благ, которыми дарит нас щедро свет,

     Милее блага нам, чем друг давнишний, нет:

     Что нужды до того, что с ним бывали ссоры?

  

     Но случай свел - опять улыбка на устах,

     Забыт недавний гнев, забыты все укоры,

     И блещут искорки слез искренних в глазах.

  

  

  

     Сонет

  

     Все мною предано забвенью:

     И жизнь, и силы, и друзья,

     И гордость та, которой я

     Вверял восторги вдохновенья.

  

     Когда блеснул мне правды свет,

     Я с ним надеялся сдружиться;

     Но и в него уж веры нет,

     Лишь я успел и озариться...

  

     И все же вечно блещет он,

     И тот, кто им не озарен,

     Бесследно пут земной проходит.

  

     Кому же этот свет блеснул, -

     Нет, тот для мира не уснул:

     В слезах отраду тот находит...

  

  

  

      Лира Орфея

  

     Когда погиб Орфей, вакханками сраженный,

     Когда великого певца не стало вдруг, -

     То долго на волнах реки окровавленной

     Волшебных полон чар сменялся звуком звук:

     Там лира плавала - божественная лира,

     С которой дружен так при жизни был Орфей.

     И смолкло все кругом, и все внимало ей: