Наумов Николай Иванович - Еж

p;  - Это кто там говорит? Покажись-ка сюда!..- произнес, побагровев, Кудряшев.

   - Кто бы ни говорил там, а ты знай слушай да мотай на ус!

   Нижняя губа Василия Никитича дрогнула, рука, сжавшаяся в кулак, уперлась в решетку, как бы ища опоры.

   - Оно точно, Василь Никитич,- снова вступился Еж,- по вашим словам, хозяевам расход большой, только, на мой бы ум, за плевые вещи им бы и убытчиться не след, и мужиков бы не зорить. Лонского году торгующий завез было сюда товары, так ваша же милость приказали его выпроводить, а он не в пример дешевле брал! Тогда бы, значит, и нам бы льгота, и хозяину без разоренья! - с иронией заключил он, смотря на смущенное неожиданным аргументом его лицо Василия Никитича.- Вот он, зипунчик-то, за лето-то, изволите видеть, окромя как на невод, никуда не пригож, а тоже пятнадцать рубликов поставили, а ему и вся-то цена с лихвой бы пять!

   - Зачем же брал, если он дурен и дорог? Ведь не навяливали силой?

   - Оно точно! Да ведь хоша народ мы и теплый, а все своя-то овчина не греет... Холодно, и плачешь, да берешь.

   - А согрелся, так и хозяйский зипун показался дорог и худ?

   - Да от него согреву-то немного видали, Василь Никитич. Только слава, што на плечах зипун, а все более из своей же каменки пару в кулаки поддавали. Так уж будьте по-божески, не обидьте сирот, спустите ценки-то! Лишняя сотенка хозяйского кармана не натрудит, а бедному человеку помога. Ноне же на золотце-то урожай бог послал, а хозяевам-то заручка через наши же ручки плывет!.. У путного хозяина, Василь Никитич, сказывают, и скотина хворает, так уход видит; а ведь мы тоже божье творенье, уж снизойдите, не вычитайте хворых-то дней из платы! Навек ведь мы богомольцы за вас!

   - Прежде чем говорить-то бы все это, ребята, да бунт-то затевать, спросили бы, могу ли я еще спустить цены-то? Разве мое добро, разве я хозяин ему? Кого спросят, какое я имел право самовольно распорядиться чужим добром, вас или меня, а?..

   - Известно, вас, это точно-с!..

   - А-а-а!.. А что же я должен буду ответить на это?..

   - Не мне бы вашу милость учить, да уж коли приказываете, поперек воли начальства не пойдем! Ответьте, ваше почтение, что я, мол, не скариотский Ирод, и у меня, мол, душа есть! Э-э-эх, ваше почтение, Василь Никитич! Привел бы вам бог на наших-то кормах денечек побыть, так поосунулись бы, румянчик-то с личика - что девичья притирка - к ночи бы пооблез! От одного битья-то вашего не одна спинка погодку чует. Много православных за нонешнее лето вынесло на них зарубочек на память о вашем раденье и добродетели к нам! Вот Иван-то Малый совсем без ног, неси его теперь, как молоденца малого, в дом-то! Придет, что к пустому срубу, ни поесть, ни погреться! А вы и тут вычли все дни! Господи, да неуж к человеку у вас и жалости-то нету! Что ж, значит, и последний час кого настигнет и тут иди, робь! За мужика, ваше почтенье, некому стоять; у него нет защитников, всякий только и норовит из его же овчинки шубку сшить,- так уж вы, ваше почтение, в свою-то речь хозяев не путайте. Мы тоже люди бывалые. Родились-то хоша и дураками, а знаем, что вы тут хозяин, в вашей воле все! Так уж рассчитайте вы нас по-божески, а без энтого мы ноне и миром положили обратной дорожки в лесу не прокладывать!

   - А-ай, Е-ож, важно! И ей-богу, правда!..- проносилось в колыхавшейся толпе все время, когда говорил он.

   Положение Кудряшева было более чем жалко: он то бледнел, то краснел, но все-таки настолько владел собой, что сохранил веселое выражение в лице.

   - Молодец, Еж! Молодец!.. Теперь вижу, что недаром тебя окрестили так,- шутливо ответил он наконец, фамильярно потрепав Ежа по плечу через разделяющую их решетку.

   - Он у нас парень - голой рукой не хватай, ваше почтение! - со смехом откликнулись в толпе.

   - А задали вы мне, ребята, задачу! Как и быть-то с вами? - задумчиво произнес Кудряшев.- Ну, я спущу цену, облегчу вас,- а что же хозяева на это скажут? Да у меня еще, молодцы, и денег-то не хватит!

   - Неуж обнищали, ваше почтение?..

   - В обрез, милые! Ведь нам хозяева-то присылают - не разгуляешься, а дай бог у нитки х ниткой концы сплесть!

   - Свои потревожьте; хозяева вашу милость не обочтут! - с иронией ответил Еж.

   - Свои!.. А ты считал в моем-то кармане?

   - Мы, ваше почтение, и в своих-то отвыкли высчитывать, так уж нам ли чужой мерить, глубок аль мелок?

   - И спроси прежде, еще есть ли свое-то?

   - Полагать бы надоть...

   - Почему-ж... ну-ко?

   - По приметам бы...

   - Каким? Что на лбу написаны?

   - По нашей, по мужичьей, примете мы судим. На нашу сметку, ваше почтение, коли у человека денег нет, так он и ростом ровно пониже выглядит, и с лица будто темней! А человек с деньгой, не во гнев вашей милости, и белей, и румяней... И усмешка на алых устах, и живот, как у вашей же милости!

   - Ну, так вот что, молодцы, слушайте,- обратился к толпе управляющий.

   Толпа стихла и сдвинулась к решетке, надавив на передние ряды.

   - Так и быть, исполню вашу просьбу, спущу вам по рублю... довольны ли?..

   - Обрадовал, ха-ха-ха... ну-у! - прокатилось в толпе.- На помин по душе хватит!

   - Ну, по скольку же, наконец?

   - Самонастоящую хозяйскую ценку прикиньте, будьте милостивы! а рублик-то мы уж на расходы жертвуем, будто как хозяйские убытки прикрыть...

   - Не мелко же ты забрел, любезный!

   - В глыбком месте более простору, ваше почтение, по крайности, есть где поплавать, ручки, ножки расправить.

   - Не могу! - решительно ответил управляющий.

   - Ва-аше почтение!

   - И не просите, не могу! Что можно сделать, то сделаю по совести. А больше не просите!

   - Ах, ваше почтение, на все бы власть ваша, да уж коли вы не можете - что ж, и мы свое слово колышками подопрем!

   - Слово... какое слово?

   - Обратной дорожки в лесу не протаптывать!

   - Силой хотите принудить, что ли?

   - Силой-то и детеныш у матки молока не выпросит, а все более лаской, ваше почтение! Мы с доброго слова просим!

   - Вы одумайтесь, чего вы просите!..- прервал его взволнованным голосом Василий Никитич.

   - Одумайся-ко ты, ваше почтение! - выдвинувшись к решетке, произнес Фрол Иваныч.- Наша-то дума надумана!

   По лицу Василия Никитича внезапно пробежало веселое настроение. Он широко улыбнулся, раскрыл глаза, в которых просвечивалась лукавая насмешка.

   - Ну что ж... ребята, как же, а? Хозяйские цены взять, что ли, а?..- весело спросил вдруг он.- А?.. обрадовать...

   - Истинно, ваша милость! То-ись, ах, как обрадуете!

   - А надброс-то ваш брать, а? - заигрывающим голосом продолжал он.

   - Рублик-то-с?

   - Ха... ха... ну, ну, что делать! - обратился он к конторщику.- Уважим им, Николай Дмитрич! На будущий год, может быть, и они нам за это горы разгребут! Так, молодцы, что ль?

   - Озолотим!..- почти в голос ответила толпа.

   Более прозорливому наблюдателю невольно бы бросились в глаза и внезапная беспричинная веселость, неподдельно выразившаяся в лице Василия Никитича, и уступчивость этого человека, за минуту еще упорно стоявшего на своем. Все это неминуемо породило бы сомнение в справедливости его слов. Но не таков был стоявший перед ним простодушный, доверчивый народ, принимавший всякое слово за чистую монету. Только конторщик догадался, что Василь Никитич задумал что-то, да в уме Ежа мелькнуло недоверие.

   - Значит, ваше почтение, по хозяйским ценам рассчитаете нас? - спросил он.

   - Ведь я сказал! Что ж еще?

   - И у больных не вычтете? - тем же тоном спросил он, пытливо и недоверчиво смотря в глаза его.

   - Я, братец, не привык обманывать! Понимаешь?

   - Пошли вам господи!.. Простите, что пообидели...

   - Вот это дело! Наговорить-то, ребята, вы много наговорили мне. Особливо вот ты, братец, напел! - обратился он к Ежу.- Не злопамятен я, всегда готов для человека добро сделать!..

   - Простите, коли лишнее что сгрубил, ваше почтение!..

   - Я добрый, ребята!

   - Ужо уж при получке похвалим, ваше почтение!..

   - Ну, получку-то, молодцы, вам все-таки подождать нужно. Ведь вас сто пятьдесят человек, переделать-то все расчеты не легко; дня три-четыре нужно. А теперь за то, что поладили делом,- так и быть, уж распорядись, Николай Дмитрич, выдать им по чарке водки!

   И заликовал прииск после поднесенной чарки водки, зашумел в бараках говор, полились и веселые песни, и не было счета благословениям и похвалам из простодушных уст добродетельному Василию Никитичу, который через час после этой сцены послал донесение о бунте рабочих с надежным верховым конюхом горному исправнику, резиденция которого находилась в 80 верстах от этого прииска.

   Через двое суток на прииск прискакал исправник в сопровождении конвоя казаков. Следствие о беспорядках было непродолжительно. Главные зачинщики: Еж, Фрол Иваныч и Памфил Карпыч были отправлены в Т... острог, остальные под конвоем препровождены обычным порядком.

   Не прошло и полугода, как Фрол Иваныч и Памфил Карпыч, оставленные по приговору судебного места в подозрении, были выпущены из острога без всяких последствий. Старик Фрол не покинул Ежа до самого решения дела. Пропитываясь милостыней, он оделял его деньгами и утешал теплым словом. Ежедневно, во всякую погоду, можно было встретить его идущим в острог или со связкой крендельков в руках, или с булкой и с туяском молока. С искренними слезами горя на глазах он проводил его по широкой дорожке, проторенной не колесом, не копытом, а людским горем...

  

  

   Все включенные в данную книгу рассказы Н. И. Наумова написаны на материале жизни крестьян и рабочих Сибири. Автор родился в Тобольске, служил в Омске и Томске советником губернского правления. Умер в Томске. Писать начал в 1859 году. Печатался в газете "Искра", в передовых журналах: "Современник", "Дело", "Отечественные записки", "Русское богатство".

   Рассказы Н. Наумова почти документальны по своей фактической точности. В них, как правило, указаны и местность, где происходит действие, и время.

   "Деревенский торгаш" напечатан в 1871 году в журнале "Дело" No 4, "Юровая" - в 1872 году в журнале "Дело" No 7 и 11, "Еж" - в 1873 году в журнале "Отечественные записки" No 7

   Все три произведения вместе с другими, наиболее острыми по политической направленности, были включены автором в сборник "Сила солому ломит", с подзаголовком: "Рассказы из быта сибирских крестьян", который вышел в 1874 году.

   Сборник этот был настольной книгой у деятелей революционного народничества и сыграл большую роль в их агитационной работе среди крестьянства.