Морозов Николай Александрович - Стихотворения

  

  

   Н. А. Морозов

  

  

  

   Стихотворения --------------------------------------

  Поэты-демократы 1870-1880-х годов.

  Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.

  Л., "Советский писатель", 1968

  Биографические справки, подготовка текста и примечания В.Г. Базанова, Б.Л. Бессонова и А.М. Бихтера

  OCR Бычков М.Н mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

  

  

  

  

  СОДЕРЖАНИЕ

  Биографическая справка

  124. Друзьям

  125. В Доме предварительного заключения

  126. Проклятие!

  127. В заключении

  128. Памяти 1873-75 гг.

  129. "Некуда деться от муки и боли!.."

  130. "Сгинули силы..."

  131. Тюремные видения

  132. Перед судом

  133. Цепи

  134. Борьба

  135. Ночью

  136. "Милый друг, безумно смелый..."

  137. Тайное собрание

  138. Завет

  139. "Там, средь движенья..."

  140. На границе

  141. Под поэтами-телеграфистами (В нижнем этаже шлиссельбургских камер)

  142. Светоч

  143. Людмиле Волкенштейн

  144. Вере Фигнер. Ко дню рождения

  145. Прости

  146. Снежинка

  147. На заре

  148. Зимой

  149. Море и сердце. Памяти дуврских утесов

  150. Из старых воспоминаний

  151. "Безоблачно мое сегодня настроенье

  152. Знак. Из Виктора Гюго

  153. Надпись в каземате

  154. В поезде

  155. "В мире вечного движенья..."

  156. Полярная звезда

  157. "Внизу спустился сон над каждою былинкой..."

  158. "Как дивно хорошо в сияньи зимней ночи!.."

  159. "Мы умираем только для других..."

  Николай Александрович Морозов родился 25 июня 1854 года в имении Бор_о_к Ярославской губернии. Матерью его била крепостная крестьянка А. В. Морозова; отец - молодой богатый помещик Щепочкин, который влюбился в свою крепостную, дал ей вольную и женился на ней. Сын от этого брака (не освященного церковью) получил фамилию матери.

  Николай Морозов воспитывался в доме отца, отличаясь с детства большой любознательностью и особым пристрастием к естественным наукам: он собирал гербарии и коллекции минералов, читал книги из домашней библиотеки, по ночам забирался на крышу дома и часами изучал звездное небо. Пребывание Морозова в московской классической гимназии, куда он поступил в 1869 году, было непродолжительным. За активное участие в организации "тайного общества естествоиспытателей-гимназистов" и издание рукописного нелегального гимназического журнала, в котором наряду с научными статьями помещались и заметки на политические темы, Морозов был исключен из 6-го класса.

  В начале 1870-х годов Морозов знакомится с видными революционерами-народниками С. М. Кравчинским, Д. А. Клеменцем и другими и вскоре принимает участие в пропаганде освободительных идей среди крестьянства. В этой работе, переодеваясь и выдавая себя то за кузнеца, то за сапожника, Морозов проводит лето 1874 года, переходя из деревни в деревню, ведя беседы с крестьянами, читая и распространяя среди них запрещенную литературу. Когда начались массовые аресты среди народников, Морозов возвращается в Москву, где подвергается преследованию полиции.

  Вскоре, в том же 1874 году, он вынужден был уехать за границу. В Женеве Морозов устанавливает связи с русскими эмигрантами, становится редактором бакунинского журнала "Работник", сотрудничает в лондонской газете "Вперед!", издаваемой П. Л. Лавровым. Здесь же он был принят в члены Интернационала. В 1875 году он пытается вернуться в Россию нелегально, но на границе его задерживают жандармы, как одного из "самых опасных русских заговорщиков". {Под этим определением фамилия Морозова значится в списке лиц, который был тайно разослан правительством по всем полицейским учреждениям империи для усиленного розыска и препровождения в тюрьму.}

  С 1875 по 1878 год Морозов провел в Петербургском доме предварительного заключения. Не теряя времени даром, пытаясь, по возможности, заниматься математикой, физикой, астрономией, он в тюрьме изучал иностранные языки, готовился к деятельности профессионального революционера. Там были написаны и первые его стихотворения. Во время заключения Морозов привлекался к суду по "процессу 193-х", который длился почти три месяца. В результате он был вновь приговорен к тюремному заключению, но ему был зачтен трехгодичный срок его пребывания в тюрьме.

  По выходе из тюрьмы Морозов, узнав, что приговор над ним подлежит пересмотру, как "слишком мягкий", тотчас же переходит на нелегальное положение. К этому времени относится его вступление в организацию революционных народников "Земля а воля", где он вскоре становится одной из руководящих фигур. Вместе с Г. В. Плехановым он редактирует журнал "Земля и воля". Ввиду наметившихся разногласий с Плехановым, отрицавшим индивидуальный террор как метод политической борьбы, Морозов создает особый орган - "Листок "Земли и воли"", посвященный пропаганде террора, и, наконец, в 1879 году входит в состав террористической группы с девизом "Свобода или смерть", тайно возникшей внутри "Земли и воли". После окончательного раскола "Земли и волн" Морозов был членом Исполнительного комитета "Народной воли" (в него входили также А. И. Желябов, С. Л. Перовская, А. Д. Михайлов, В. Н. Фигнер и другие) и редактором ее печатного органа.

  Следуют одно за другим покушения на Александра II, в подготовке которых Морозов принимает активное участие. В 1880 голу ему вновь приходится эмигрировать за границу. Во время своей поездки в Лондон он знакомится и беседует с К. Марксом.

  Извещенный письмом Софьи Перовской о необходимости его возвращения на родину, Морозов в 1881 году делает вторичную попытку перейти русскую границу и вновь попадает в руки жандармов. В 1882 году по "процессу 20-ти" Морозов был присужден к пожизненному заключению, которое отбывал сначала в Алексеевской равелине Петропавловской крепости (4 года), а затем, с 1834 года, - в Шлиссельбургской крепости (21 год). Он был освобожден по амнистии только осенью 1905 года, после 25-ти лет одиночного заключения.

  Все годы пребывания в Шлиссельбургской крепости Морозов посвятил разработке занимавших его научных вопросов, главным образом в области химии и астрономии. Невероятным усилием воли он заставлял себя работать, писать, делать вычисления, составлять таблицы. Это позволило ему тотчас после выхода из тюрьмы опубликовать одну за другой свои работы: "Периодические системы строения вещества" (1907), "Д. И. Менделеев и значение его периодической системы для химии будущего" (1908). Тогда же, во время заточ ения, было создано и большинство его стихотворений, напечатанных им в книге "Звездные песни". Выход этой книги в 1910 году вызвал судебное преследование и новое годичное заключение, которое Морозов отбывал в Двинской крепости. Год пребывания в тюрьме Морозов использовал для написания своих мемуаров. {"Повести моей жизни", тт. 1-4, Пг., 1916-1918 (изд. 3-е - тт. 1-2, М., 1965).}

  После Октябрьской революции Морозов целиком посвятил себя научно-педагогической и общественной деятельности. Он был избран директором Естественно-научного института имени П. Ф. Лесгафта, почетным членом Академии наук СССР.

  Перу Морозова принадлежат книги "Откровения в грозе и буре" (1907) и "Христос" (семитомный труд 1924-1932 годов), в которых он на основе данных астрономии и геофизики пытался обосновать совершенно новую концепцию всемирной истории, не представляющую научной ценности, но по-своему примечательную.

  Последние годы Морозов жил на родине, в имении Борок Ярославской области, которое было закреплено за ним по личному указанию В. И. Ленина.

  Умер Морозов на 93-м году жизни, 30 июля 1946 года.

  Стихи Морозова 1870-1880-х годов печатались в сборниках и периодических изданиях вольной русской печати за рубежом; также за границей был издан и первый сборник стихов Н. А. Морозова "Стихотворения 1875-1880" (Женева, 1880). Революционные события 1905 года и последовавшая за ними амнистия Морозова дали возможность опубликовать первые легальные сборники его стихотворений: "Из стен неволи. Шлиссельбургские мотивы" (Ростов-на-Дону, СПб., 1906) и "Звездные песни" (М., 1910). Только после Октябрьской революции был издан почти исчерпывающий свод поэтических произведений Морозова: "Звездные песни. Первое полное издание всех стихотворений до 1919 г." (кн. 1-2, М., 1920-1921).

  

  

  

   124. ДРУЗЬЯМ

  

  

   В долгой, тяжелой разлуке

  

  

   Целые годы прошли;

  

  

   Горя, страданья и муки

  

  

   Много они принесли...

  

  

   Стал я о воле смутнее

  

  

   Помнить, как будто о сне...

  

  

   Только друзья всё яснее

  

  

   Здесь вспоминаются мне.

  

  

   Часто сквозь сумрак темницы,

  

  

   В душной каморке моей,

  

  

   Вижу я смелые лица

  

  

   Верных свободе людей.

  

  

   Часто, как будто живые,

  

  

   В этой тиши гробовой

  

  

   Образы их дорогие

  

  

   Ясно встают предо мной...

  

  

   Всё здесь они оживляют,

  

  

   Всё согревают они,

  

  

   Быстро в душе пробуждают

  

  

   Веру в грядущие дни...

  

  

   Кажется, вот раздается

  

  

   Голос их здесь, в тишине...

  

  

   Словно струя пронесется

  

  

   Воздуха с воли ко мне!

  

  

   Знаю я, темные силы

  

  

   Их не согнут перед злом, -

  

  

   Будут они до могилы

  

  

   Биться с народным врагом!

  

  

   1875

  

  

   Петропавловская крепость

  

   125. В ДОМЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИИ

  

  

   Комнатки, точно пчелиные соты,

  

  

   Стройно и плотно, рядами, стоят;

  

  

   Люди в них тихо, без дел и заботы,

  

  

   Словно личинки в тех сотах, сидят.

  

  

   Самою чистою пылью одеты

  

  

   Стены кругом, от окон до дверей,

  

  

   Лишнего воздуха, вредного света

  

  

   Нет - как ума в голове у царей.

  

  

   Точно орехам под их скорлупою,

  

  

   Так нам уютно в каморке пустой!

  

  

   Сколько удобств!.. И за нашей стеною

  

  

   Стали мы бодры, как мухи зимой!..

  

  

   <1877>

  

  

  

   126. ПРОКЛЯТИЕ!

  

  

  Проклятие! Пиши стихи в тюрьме,

  

  

  Когда на воле ждет не слово - дело!

  

  

  Да, жить одной мечтою надоело...

  

  

  Бесплодно бьется мысль в моем уме...

  

  

   Когда к борьбе с неправдой злой

  

  

   Стремится всё живое,

  

  

   Когда повсюду гнет тупой

  

  

   Да рабство вековое,

  

  

   Тогда нет сил в тюрьме сидеть

  

  

   И песни о неволе петь.

  

  

  Тогда, поэт, бросай перо скорей

  

  

  И меч бери, чтоб биться за свободу:

  

  

  Стесненному неволею народу

  

  

  Ты не поможешь песнею своей...

  

  

   Нет! Не рожден поэтом я!..

  

  

   Средь грез и рифм забыться

  

  

   Я не могу! Душа моя

  

  

   К борьбе с врагом стремится!

  

  

   И муза мне на ум нейдет...

  

  

   Лишь жажда воли сердце рвет!

  

  

  <1877>

  

  

  

   127. В ЗАКЛЮЧЕНИИ

  

  

  Голые стены, тюремные думы,

  

  

  Как вы унылы, темны и угрюмы!..

  

  

  Скверно в неволе без дела лежать,

  

  

  Целые годы о воле мечтать...

  

  

  Всё здесь так тихо, безжизненно, бледно...

  

  

  Годы проходят бесплодно, бесследно,

  

  

  Тянутся долго недели и дни, -

  

  

  Скуку тупую наводят они...

  

  

  Мысли тупеют от долгой неволи,

  

  

  Тяжесть в мозгу от мучительной боли,

  

  

  Даже минута как вечность долга

  

  

  В этой каморке в четыре шага!

  

  

  Душно под низким, запачканным сводом,

  

  

  Силы слабеют сильней год за годом,

  

  

  Давит собой этот каменный пол,

  

  

  Этот железный прикованный стол,

  

  

  Эта кровать, этот стул, что прибиты

  

  

  К стенам, как будто могильные плиты.

  

  

  В вечном молчаньи, суровом, немом,

  

  

  Даже себя сознаешь мертвецом!

  

  

  Наглухо рамы двойные забиты,

  

  

  Грязью и пылью все стекла покрыты,

  

  

  Муха заснула на грязной стене,

  

  

  Лапки скрестивши на темной спине...

  

  

  Полночь пришла...

  

  

  

  

   Бой часов раздается,

  

  

  Резко их звук в коридоре несется...

  

  

  Давит, сжимает болезненно грудь,

  

  

  Гложет тоска...

  

  

  

  

   Не удастся заснуть...

  

  

  <1877>

  

  

  

  128. ПАМЯТИ 1873-75 гг.

  

  

   Я врагами в тюрьме погребен,

  

  

   Но живу всё еще год от году...

  

  

   В дни тяжелой борьбы за свободу

  

  

   Было время моих похорон.

  

  

   За железной тюремной решеткой,

  

  

   За сырой и холодной стеной

  

  

   Ярким светом горят предо мной

  

  

   Эти дни моей жизни короткой.

  

  

   Вспоминается мне та пора,

  

  

   Как по нивам родимого края

  

  

   Раздалось, мужика пробуждая,

  

  

   Слово братства, свободы, добра...

  

  

   Как в смятеньи подняли тревогу

  

  

   Слуги мрака, оков и цепей

  

  

   И покровом терновых ветвей

  

  

   Застилали к народу дорогу...

  

  

   Как в борьбе с их несметной толпой

  

  

   Молодая, могучая сила,

  

  

   Погибая, страну пробудила,

  

  

   И проснулся рабочий на бой...

  

  

   Вы, друзья, что в борьбе уцелели,

  

  

   Тоже здесь вспоминаетесь мне...

  

  

   Лучше ль вам на родной стороне?

  

  

   Ближе ль, братья, стоите вы к цели?

  

  

   Тяжкий крест привелось вам принять,

  

  

   Легкий жребий мне выпал на долю:

  

  

   Трудно жить и бороться за волю,

  

  

   Но легко за нее умирать.

  

  

   Трудно жить, чтоб порой не дрожала,

  

  

   На врага подымаясь, рука,

  

  

   Чтобы сил не съедала тоска,

  

  

   Если счастье в борьбе изменяло,

  

  

   Чтобы в том, кто восстал за любовь,

  

  

   Вплоть до двери холодного гроба

  

  

   Не смолкала могучая злоба

  

  

   И кипела бы мщением кровь!

  

  

   <1877>

  

  

  

  

   129

  

  

   Некуда деться от муки и боли!..

  

  

   Порча какая случилася, что ли,

  

  

   Желчь ли во мне разлилась в эту ночь, -

  

  

   Право, не знаю! Но только невмочь!

  

  

   Против любимой недавно отчизны

  

  

   Льются из сердца слова укоризны...

  

  

   Русская жизнь! Средь густой темноты

  

  

   Как неуклюже сложилася ты!..

  

  

   Родина-мать! Нет ни счету, ни сметы

  

  

   Змеям, что были тобою пригреты, -

  

  

   Дедов вина и беспечность отцов

  

  

   Создали целое племя рабов!..

  

  

   Всюду душил тебя льстивый сенатор,

  

  

   Хищный чиновник, жандарм, император,

  

  

   Поп и помещик, судья и купец;

  

  

   Грабил последний судейский писец...

  

  

   Ты же - ты только терпела, страдала,

  

  

   Вечно трудилась и вечно молчала;

  

  

   И средь громадной родимой земли

  

  

   Вечно валялся народ твой в пыли...

  

  

   Нет! Разойдись ты, тоска гробовая!

  

  

   Злу не поможешь, лениво страдая;

  

  

   Некогда плакать, не время стонать,

  

  

   Надобно делу все силы отдать!..

  

  

   Родина-мать! Разверни свои силы,

  

  

   Жизнь пробуди средь молчанья могилы!

  

  

   Встань! Угнетенье и тьму прекрати

  

  

   И за погибших детей отомсти!

  

  

   <1877>

  

  

  

  

   130

  

  

  

   Сгинули силы...

  

  

  

  Тускло сияние дня...

  

  

  

   Холод могилы

  

  

  

  Обнял, как саван, меня...

  

  

  

   Те же всё стены,

  

  

  

  Тяжесть тупая в уме,

  

  

  

   Нет перемены!

  

  

  

  Глухо и душно в тюрьме.

  

  

  

   Чаша всё ближе,

  

  

  

  Мало осталось пути...

  

  

  

   Благослови же,

  

  

  

  Родина-мать, и прости!..

  

  

  

  <1877>

  

  

  

  181. ТЮРЕМНЫЕ ВИДЕНИЯ

  

  

  

  

   1

  

  

  Однажды я в башне тюремной лежал,

  

  

   Тоска мою грудь надрывала,

  

  

  В окошко порывистый ветер стучал,

  

  

   И лампочка слабо мерцала.

  

  

  В каморку сквозь тучи светила луна,

  

  

   Решетку ее озаряя;

  

  

  Болезненно, бледно глядела она,

  

  

   Как смотрит дитя, умирая.

  

  

  Той темною ночью всё виделись мне

  

   10 Унылые жизни картины:

  

  

  Я думал о воле, родной стороне,

  

  

   Мне грезились нивы, равнины

  

  

  И бедные хижины с бедной землей,

  

  

   Покрытые кровью народной...

  

  

  И много картин тех прошло предо мной

  

  

   В тот вечер сырой и холодный.

  

  

  

  

   2

  

  

  Казалось, иду я тернистым путем

  

  

   Один по кургану крутому;

  

  

  Терновник мне в платье вцепился кругом,

  

   20 И трудно идти мне, больному.

  

  

  Везде непроглядною, черною мглой

  

  

   Степная равнина одета,

  

  

  И мрачно и душно в пустыне глухой,

  

  

   И нет в ней ни жизни, ни света.

  

  

  Там только, как смутные тени, стоят

  

  

   Какие-то робкие люди:

  

  

  Глаза их потухшие в землю глядят,

  

  

   И впали иссохшие груди.

  

  

  Темно, неприветно в глухой стороне,

  

   30 Молчит всё в природе глубоко;

  

  

  И только, я слышу, в ночной тишине

  

  

   Их песня звучит одиноко:

  

  

  "Таится болезненно в бедном уме

  

  

   Сознанье тяжелой неволи,

  

  

  Весь век свой мы прожили в рабстве и тьме,

  

  

   Не видев ни счастья, ни воли.

  

  

  Под вечным трудом мы клонились без сил,

  

  

   Без хлеба и крова мы жили,

  

  

  Нас ветер зимой в непогоду знобил,

  

   40 Оковы и цепи давили.

  

  

  Мы жили в бесплодных и диких степях,

  

  

   В безвестной глуши умирали,

  

  

  И часто в подземных, сырых рудниках

  

  

   Напрасно мы смерть призывали.

  

  

  Вся жизнь наша долгой отравой была,

  

  

   Ряд бедствий, страданий и муки;

  

  

  Ничтожные против гнетущего зла,

  

  

   Без сил опускаются руки!..

  

  

  И песня, тоски бесконечной полна,

  

   50 Звучит и вдали замирает...

  

  

  Но всё безучастно. Кругом тишина,

  

  

   И мрак свой покров не снимает;

  

  

  Не выглянет небо меж туч полосой,

  

  

   Блеснувши светил хороводом,

  

  

  И ветер не дунет живящей струей

  

  

   Над темным, забитым народом.

  

  

  

  

   3

  

  

  Мой путь зарастает сильней и сильней...

  

  

   Туман, точно саван, ложится...