Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Клад Кучума

то мы как-то вместе утром, пьем чай, а отец Антоний все пожиже да пожиже мне наливает. Выходит как будто это невзначай... И насчет сахару тоже утеснение: "пей, грит, с сахарным песком". Сам-то рафинад кушает, а мне песочку, от которого так мочалом и нашибает. Хорошо. Сидим. Вдруг это к поповскому дому два воза сена подъезжают... Ах, боже мой, как это все просто на свете делается! Ну что такое, скажите, пожалуйста, два воза сена: пустяки и даже глупость, потому что красная им цена пять рублей.

   Фельдшер махнул рукой и засмеялся. Я только тут обратил внимание на его особенность: он никогда не улыбался, и смех выходил какой-то деревянный. Егор Иваныч следил за ним недоверчивым взглядом.

   - Может, к генералу сено-то подвезли? - спросил он.

   - Да нет же, к попу. Да... Вот сейчас заходит это мужик и спрашивает отца Антония. "Так и так, два воза сена вам прислал господин Горшенин".- "Как так? почему?" Подивился-подивился отец Антоний, а потом взлел сметать сено в сарай. Поехал к Горшенину отец Антоний, а тот ему: "Закупился, грит, с сеном, два воза оказалось лишних - вот я вам и послал, батюшка". Понимаете, куда дело пошло? Ох и умница этот Горшенин. Прямо в самую точку попал... Отец Антоний, конечно, рад и Горшенина похваливает, а того не замечает, что у самого в башке эти два воза сена засели. Через некоторое время приезжает этот Горшенин уж к отцу Антонию и прямо: нужно пять тысяч на полтора часа. Дивиденту обещает целых триста рублей. Это за полтора-то часа. И что же вы думали: расступился отец Антоний и дал. А Горшенин, конечно, был таков с деньгами. Ищи в поле ветра... И вышло, что отец Антоний за два воза сена пять тысяч заплатил, и весьма просто. Купцы ему и сейчас проходу не дают и все сено это поминают. От злости он меня сейчас же и сахарного песку лишил. Ну хорошо, думаю, наверстывай теперь... И что удивительно, подари Горшенин отцу Антонию что угодно за ту же цену - ничего бы из этого не вышло, а против сена не мог человек устоять. Предмет огромный, хозяйственный... Да-с, так я тогда и просветлел.

   - Сейчас генерал начнется? - спрашивал нетерпеливо Егор Иваныч.

   - Да, генерал. Видишь ли, в младости я весьма был подвержен к рыбной ловле и тогда еще удивлялся, как это даже самая большая рыба попадается на крючок из-за самого пустого предмета вроде червяка, мушки и тому подобное. И чем больше рыба, тем легче ее обмануть, потому что жадности в ней больше и надеется на свою силу. А ведь она живет, значит, имеет свой рыбий смысл, и вдруг: трах!.. То же и с птицей... Чучелу ей покажешь - она и летит, милая. А что такое чучело: пустяки и даже совсем глупость. Или тоже рябчик по осени: пикнешь ему в пищик, а он так прямо на тебя и летит гоголем. Вся суть именно в пустяках... Набросься с дрекольем - и ничего не поймаешь, а только напугаешь всех. Вот это самое я и сообразил, когда пошел к генералу. Нужно сказать, что у меня и полная отчаянность в то время была, потому как без денег его никак невозможно взять. А взять нужно... Моих-то собственных капиталов оставалось всего восемь копеек. Хорошо. Отправился я в гостиный двор, прямо в москательную лавку, купил на пятачок краски умбрии и с ней прямо к генералу. Даже сам теперь удивляюсь смелости... Хорошо. Швейцар, натурально, меня в шею. Ну, я хожу по тротуару и жду, когда приедет генерал. Едет... коляска, пара вороных, кучер, как хороший деревянный идол... Я тут и вцепился в генерала. Старик был строгий, все его боялись, а тут сам испугался, когда я на него наступил. Прямо лезет человек в отсутствии ума. Швейцар это меня хочет опять вытолкать, а я генералу прямо в нос свою краску сую и притом повторяю самый вздор: "Бедный человек, ваше превосходительство... пострадал от собственной жены... промежду прочим, родной зять покушался даже на жизнь... Осчастливьте слово выслушать". Генерал смотрит на меня, нахмурился. "При чем же, грит, эта дурацкая краска?" Я тут же ему в передней все и объяснил: "Краска эта итальянская, ваше превосходительство... Один провоз стоит больше трех рублей с пуда. Спросите хоть сами в гостином дворе". Тут уж генерал рассердился и даже затопал на меня ногами. "Мне-то какое дело, грит, до твоей дурацкой краски? Убирайся вон, дурак..." Я сейчас на колени. "Ваше превосходительство, совсем даже она не дурацкая, потому как я ее вам могу доставить по гривне за пуд сколько угодно. Открыл месторождение, а человек бедный... Купцы не поверят бедному человеку. А ведь это какое дело: умбрии идут тысячи пудов, и ежели с каждого пуда нажить один рубль - и то богатство. Припадаю к стопам вашего высокопревосходительства..." Пожал генерал плечами, а краску все-таки взял.

   - Значит, затравка вполне? - хихикнул Егор Иваныч.- Ну и дошлый человек уродится в другой раз...

   - Что же дальше - дальше уж все как по-писаному. Как насыпал я этой умбрии генералу в башку, ну он и вцепился. Через три дня сам за мной присылал... Тоже любопытно на гривенник рубль получить. Выдал даже мне задатку десять рублей. А я на эти деньги купил два пуда этой самой краски, поехал в лес верст за двадцать, выкопал собственноручно яму аршина на три глубины, а потом приделал боковушку да туда свою умбрию и забутил. Ну, привез генерала. "Пожалуйте, ваше высокопревосходительство, в яму..." В яму не согласился залезать, а я ему и давай из ямы лопатой выкидывать краску. Целый пуд накидал... Только и всего. Ну а потом уж на полном доверии сделался. Начал разведки делать, паровую машину поставил, казарму для рабочих - все как следует. Генерал дает деньги, а я руководствую. Когда он заскучает - я сейчас ему целый воз краски привезу. Нарочно брал из разных магазинов и с песком мешал. Ну, в полтора года таким манером тысяч пятнадцать из него вынул.

   Наступила пауза. Егор Иваныч широко вздохнул и проговорил с завистью:

   - Любую половику к себе в карман положил?

   - Ну это уж мое дело...

   - А молодчина! - неожиданно проговорил Егор Иваныч.- Ей-богу, молодчина... Ведь надо же было придумать!.. Ловко...

   - И ничего ловкого,- сказал фельдшер.- Разве я для себя хлопотал? Для себя-то ввек не придумаешь... И потом, я эти деньги потом отдам генералу, и даже с процентами, только обыщу клад. Все равно, как в банке, у меня его деньги лежат. Опять ты ничего не понимаешь, Егор Иваныч. Ну на что мне генеральские деньги, когда и своих будет достаточно? Плевать мне на них...

   - Дурак будешь,- спокойно заметил Чнбуртай.- Большой дурак... Тебе счастье бог давал, а ты дурак будешь.

  

   Мы прожили на кумысе до ильина дня. Началась уже казачья страда. Степная трава начала сохнуть, и было пора ехать домой. Мы выехали из станицы ранним утром, чтобы никто не видел вымененную пеганку. Егор Иваныч все-таки волновался. Он успокоился только тогда, когда станица осталась далеко, а наш дорожный коробок катился по мягкому черноземному проселку между двумя живыми стенами вызревавшей пшеницы.

   - А ведь мозговитый мужичонка этот самый скотский фельдшер,- заговорил Егор Иваныч, тряхнув головой.- И клад беспременно обыщет... Вот только выправить ему Кучумов зарок. Да... Помните, как он четвертной билет тогда отвалил за лошадь поселенцу? И хитер, пес... Сам признался потом. Помните, как он нашептывал? Вот это самое... Дал он старику серебряный рупь-крестовик и наказал, когда подъедут они к Иртышу, бросить его в реку и сказать всего два слова: "Знаю зарок!" Клад-то сам и выйдет, потому как силой тут ничего не возьмешь.

   - Старик бросил бы рубль и так...

   - А вот и нет. Цыганка прямо ему сказала, то есть фельдшеру: "на пегашке поедешь - не доедешь, а поезжай на гнедой". В самую точку так и сказала. А фельдшеру время дорого, ежели самому на Иртыш ехать, и при этом бабы за него будут молиться. Тоже наказывал...

   Егор Иваныч уже не сердился больше на фельдшера, потому что имел в виду променять пеганку "в казаках" на хорошую лошадь, причем, по его расчетам, от полученной им придачи должно было остаться почему-то ровно семь рублей.

   Вызревшая степь имела какой-то усталый вид. Преобладали желтые, золотистые тона, точно этот аршинный степной чернозем был вызолочен живым золотом. Коробок покачивался, колокольчики весело поговаривали под дугой, захватывала чисто дорожная дрема, когда начинаешь видеть собственные мысли. Дорогой часто случается, что привяжется какая-нибудь одна фраза или мотив и ни за что не выходит из головы. Такой фразой для меня была: "Клад Кучума". Я никак не мог от нее отвязаться и, по ассоциации идей, думал о сумасшедшем фельдшере. Мне казалось, что и колокольчики наговаривают то же самое: "Клад Кучума! Клад Кучума!.. клад, клад, клад!.." Да ведь вся Сибирь - один сплошной клад, только стоит снять с нее роковой зарок...

  

   1897