Лукашевич Клавдия Владимировна - Тряпичник

щал, наплел... И мальчишку сгубил. Где мой сын? Отдавай моего сына!..

   - Мамка, мамка! - закричал вдруг Вася, бросаясь не помня себя в подвал. Теперь он ничего не боялся; он задыхался от радости, от счастья. Все кружилось в его глазах.

   - Мамка, мамка! - повторял он рыдая, бросившись и охватив деревенскую женщину, так горячо спорившую с хозяином.

   - Васенька, сынок, болезный!.. Ой, да ты ли это? Матушка Божья! Как извелся ты?! Да на кого ты похож кости да кожа!.. - уж не говорила, а причитала и выговаривала в подвале Агрефена, мать Васи, охватив его шею. Хозяин и хозяйка смутились и замолчали.

   - Ну и забери своего мальчишку... И убирайтесь вон! Прежде заплати за его харчи да одежду отдайте, тогда и пачпорт его получишь... Убирайтесь сейчас вон!

   -За харчи платить не буду... Ты его работать заставлял... И не голый он к тебе пришел. Найду на тебя управу... - горячилась женщина.

   - Отдавай одежду! Иначе не пущу!

   Вася испуганно стал снимать свое тряпье. Мать плакала над ним и причитала, надела ему свою кофту и повязала платок. Вася был обрадован, испуган, голова его была точно в тумане. Он ничего не понимал, не соображал и, казалось, забыл обо всем на свете: о товарищах, о хозяине, о том, что он озяб... Они вышли торопливо с матерью из подвала и пошли быстрым шагом, не раздумывая, не оборачиваясь, точно их гнали, преследовали. А вслед им неслись грозные окрики хозяев. Хозяйка хлопнула за ними дверью и разразилась бранью.

   Только уже пройдя несколько улиц, Вася вдруг вспомнил и даже остановился, точно его рванули по сердцу ножом.

   - Ой, мамынька, Федюшка-то там! - проговорил он.

   - Какой-такой Федюшка?

   - Товарищ... тоже тряпичник. Больной лежит... Я и не посмотрел на него. Вот-то забыл! Эх, горе какое! Мамынька, вернуться бы?

   - Да ты в уме ли, сынок? Я сама едва ноги волочу... Ты думаешь, легко мне!.. Натерпелась я горя-то... Пойдем уж скорее!.. Чтобы этот мужик нас еще поколотил?!

   Вася не смел возражать; он зашагал около матери, а сердце его болезненно щемило, ему виделся Федя, один на полу, в жару... И тяжело ему было и совестно, что он в страхе, радости и суматохе забыл про больного товарища.

   Долго они шли и совсем закоченели. Аграфена всю дорогу оттирала и отогревал сына. Наконец, с трудом добрели до вокзала.

   Огромный вокзал был освещен, около него стояла масса экипажей, шло много народу. Аграфена и Вася боязливо вошли в зал; мать даже ахнула от ужаса: у Васи были совершенно побелевшие щеки и нос - он их отморозил. Увидели тут некоторые из публики, и все стали советовать одно, другое, давать лекарства, велели растирать. Вася молчал и даже не пикнул от боли: впереди ему радостно светилась деревня. Параня, бабушка, ребята и сломанное дерево у мельницы, где росли незабудки. И в горести всегда находятся добрые люди. Какая-то старушка дала Васе булку и 50 копеек денег.

   Мать и сын сидели в уголке пассажирского зала III класса. Народу тут было тьма: мужики с огромными мешками за плечами, бабы с узлами, корзинами, с детьми; бегали носильщики, сдавали и везли багаж. Все суетились, кричали, куда-то спешили, толкались.

   Аграфена и Вася только теперь пришли в себя от пережитого и сидели в углу, прижавшись друг к другу. Васе все казалось, что с ним случился какой-то необыкновенно хороший сон, что он скоро пройдет и опять наступит мрак, опять проснется он тряпичником в подвале, в грязи и смраде. Хотя у него распухли и болели отмороженные нос и щеки, но он молчал и на душе у него было весело.

   - Ох, сынок, намаялась я... Вся душа выболела... Не думала, не гадала тебя найти... Думала, и не жив ты, болезный! - сказала, наконец, Аграфена и заплакала.

   - Как же ты нашла, мама? - спросил Вася, тоже только теперь пришедший в себя.

   - Земляк один помог... Видел тебя... Ну, я к дяде Егору пристала... Говорю: "Отдавай мне сына, не то худо тебе будет... Начальнику пожалуюсь". Веришь ли, я сна лишилась, жизнь мне не мила стала... Тосковала шибко... Я писал, мама, тебе...

   -Ох, не получала я, сынок. Ничего не получала... Мужик-то тот вредный... Обманул он нас... Злодей он. Бабка все глаза выплакала.

   - А что Паранька? - вдруг спросил Вася и улыбнулся.

   - Паранька такая вольница... Не удержишь в избе... Шустрая...

   - А Маша, Катюша, Феня?

   - Маша и Катюшка в няньках, а Феня дома помогает. Бедность нас одолела, сынок.

   - Как же ты, мама, собралась?

   - Ох, уж собралась как... Просто ума лишилась. Лавочник наш помог... Ужо отработаю ему в поле. Еле добралась до Питера-то... Где пешком, где ехала... И про еду забыла... Богу молилась, чтобы тебя найти... Один земляк свел... Вишь, знал он тряпичников-то.

   - А что Васька и Федька? - спросил Вася про своих деревенских товарищей.

   - Ничего. В школу бегают.

   - А Андрей Беспалый?

   - Нынче лето в пастухах был.

   Мать и сын поговорили о всех деревенских новостях. Вася рассказал матери про хозяина, про свое житье, про тряпичников. Аграфена слушала и плакала.

   Они просидели на вокзале три часа и, наконец, попали в поезд. Народу ехало много; мать и сын боязливо уселись в уголок.

   Поезд тронулся. Было еще светло. Против них сидел юноша в форменной тужурке и в синей рубашке. Он пристально посмотрел на Васю и спросил:

   - Что у тебя со щеками, мальчик?

   - Ох, барин, отморозил он... Нынче стужа какая.

   - Я вот тебе дам мази. Ты помажь. А то разболятся. Куда ты мальчика везешь, тетушка?

   -Ох, домой везу... натерпелись мы, намучались...

   И словоохотливая женщина начала выкладывать свое горе и рассказала незнакомцу все. Незнакомец слушал участливо. Услышав про жизнь тряпичников, он ужаснулся и проговорил:

   - Бедные ребята! Когда-то позаботятся об их участи. Даже не верится, что дети так страдают.

   Тут уж и Вася не вытерпел и робко заметил:

   - Они Федюху изведут... Он больной, кашляет; худой как палка... И мешки больше таскать не может.

   - Какого такого Федюху? Товарища что ли твоего? - спросил молодой человек.

   - Да. У нас мальчик там один есть... Хозяева его шибко били... А мы с Ванькой жалели его... он теперь больной там на полу лежит... А я не попрощался с ним. Очень испугался и забыл, как маму увидел.

   - Это хорошо, милый друг, что жалеешь товарища... А вот, что не попрощался - это не ладно! - улыбаясь заметил юноша.

   - Я и то думаю. Что-то Федька? Поди, хуже собаки лежит, и попить-то ему никто не даст... Разве что Ванька. Да хозяин не позволяет туда ходить.

   В словах мальчугана слышалось искреннее сожаление. И его сосед серьезно расспросил, где они жили в городе и где его деревня.

   Вскоре юноша должен был выйти на станции. Он накинул себе на плечи форменное пальто, надел фуражку с двумя молотками вместо кокарды и ласково распрощался со своими соседями. Уходя, он сказал Васе:

   -Хорошо, что мать тебя вырвала из этой жизни... А сколько там еще несчастных ребят осталось... Я твоего товарища навещу и тебе о нем напишу...

   Он кивнул головой и быстро вышел.

   После стольких волнений мать и сын наконец добрались до своей деревни. Все обрадовались Васе, особенно старая бабка. Уж поплакала она над ним и попричитала. Параня, теперь уже четырехлетняя девочка, сначала не узнала брата и не шла к нему... Но потом скоро присмотрелась и бегала за ним по пятам и ласкалась к нему.

   Васе не верилось, что он опять на свободе, на вольном воздухе, без грязного мешка за плечами. Была зима, и он с радостью то катался с деревенскими ребятами на салазках с горы, то бегал по льду речки, то играл в снежки, то ездил в лес, и его жизнь в бедности и нужде в деревне казалась ему раем. Он забыл про все свои былые горести и напасти в большом городе. Иногда только, как в тумане, чаще всего ночью, когда он лежал на печи, в его голове мелькали жалкие фигуры товарищей, Феди и Вани, их жизнь, подвал, хождение с мешком по дворам, обиды от всех, еда впроголодь, в сухомятку, на грязных мешках.

   - Никогда не пойду я в город... Уж лучше в пастухах, в работниках, да в родной деревне... - думал Вася.

   Мало-помалу эта прошлая жизнь стала уходить куда-то вдаль и теряться в памяти мальчугана. Как вдруг однажды Вася и мать его и все домашние были немало удивлены: сосед их привез им письмо. Они все недоумевали, от кого бы это? И что всего удивительнее, письмо было на имя Васи. Распечатали его со страхом и сосед прочел: "Милый Вася, твой товарищ Федя помер, а Ваню взял какой-то земляк, увел от хозяина и отдал его в портные. Желаю тебе всего хорошего и больше никогда не попадай в тряпичники. Д. Семенов".

   Аграфена перекрестилась и Вася тоже. Они догадались, от кого было это письмо.

   - Это хорошо, что Ваньку-то взяли... Может, и всех ребят отберут от этого хозяина... - проговорил Вася и вздохнул. Как тяжелый сон, мелькнула перед ним та прошлая жизнь.

   Действительно, было бы хорошо, если бы дети не были тряпичниками.