Козлов Иван Иванович - Безумная - Книги

Иван Иванович Козлов

Безумная

Русская повесть --------------------------------------

Русская романтическая поэма.

М., Правда, 1985

OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

Москва, Москва, где радости и горе

Мой юный дух, пылая, обнимал, -

Где жизнь мою, как в непогоду море,

Мятеж страстей так часто волновал!

Ты - колыбель моих воспоминаний,

Сердечных дум и дерзких упований!

О, сколько их увяло, не сбылось!

Но хоть тогда и много туч неслось, -

Отважный взор не устрашен был мглою,

И вдалеке мелькающей звездою

Пленялся я: во тме - она одна

Светила мне; но так мила, ясна,

Она меле туч так радостно играла,

Надеждою, любовью мне сияла!

Шуми же ветр, тмись небо, вой гроза:

В очах, в душе - звезды моей краса!

И мой удел, с надеждами, с мечтами,

С веселыми и горестными днями,

По сердцу мне; он мне не утаил

Душевных тайн, и я недаром жил.

Туч грозных мрак, румяной блеск денницы

Знакомы мне, и отзыв их живой

То ужас льет, как в ночь протяжный вой

Далеких бурь, то нежный звук цевницы

Пред ним ничто. Я снова, если б мог,

Искать бы стал тех пламенных тревог,

В которых всё земное нам милее,

Небесное и ближе, и святее!

Стремлю назад, вздыхая, томный взор,

Но в нем Москва - привет, а не укор.

Бывало, я в лесу уединенном,

Где Кунцово на холме возвышенном

Задумчивой пленяет красотой,

Брожу один вечернею зарей;

Москва-река там с синими волнами;

В тени берез, мене дикими кустами,

Шумя, блестит и прихотей полна:

То скрылась вдруг, то вдруг опять видна;

Зеленый луг и роща за рекою;

Вдали вид сел, полуодетых тмою,

Манили взор, - и сладостной мечте

Вдавался я в сердечной простоте:

"О, если б здесь она, мой друг прелестный,

Кем для меня всё дышит в поднебесной,

Таясь от всех в беспечной тишине,

Прекрасный сон! была подругой мне!

Деревня, сад, любовь, уединенье

И божье с ней и в ней благословенье -

Во всем она!" - И месяц уж всходил,

А я в лесу, забыв часы, бродил,

И с ним тогда прощался поневоле,

Как мрак ночной ложился в тихом поле.

Иду - ко мне из сел летит порой

То звук рожка, то песни плясовой:

Я оживлен веселыми мечтами!

Но, проходя кладбище под Филями,

Случалось мне - внезапно я смущен:

Над свежею могилой, слышу стон, -

И я, крестясь, задумаюсь уныло...

И пламенней люблю что сердцу мило!

Но уж прошел я поле и погост,

Дрожит вдали Дорогомилов мост,

Бегу к нему, надеждою томимый;

Спешу пройти по улице любимой:

Там, может быть, теперь пред тихим сном

Она сидит, в раздумье, под окном.

Но хоть один огонь меж ставней блещет,

Всё счастлив я, - и сердце затрепещет!

Нет! тайну чувств, несметных сердца дум,

Их чудный мир постичь не может ум.

Мечта сбылась. Меня любила радость,

Священный жар мою лелеял младость;

Хоть жизнь моя утрачена в страстях

И божий свет померк в моих очах,

Но я стеснен, а не убит судьбою -

Моя жена, и сын, и дочь со мною!

Мой дух кипит, моя не стынет кровь,

По-прежнему я верую в любовь...

Так видим мы: покинув мать родную,

Мечтатель-сын летит в страну чужую,

Где буря ждет, печаль, тоска крушат -

Быть может, сам он, дерзкий, виноват,

Но он - ее; то ж сердце в нем пылает,

И мать в слезах страдальца обнимает.

Москва! с тобой давно расстался я,

Но я твой сын - родная ты моя!

30 сентября 1830

Санкт-Петербург

Когда дорогою большою

Проезжий встретится со мною

И колокольчик прозвенит,

Всегда в мое воображенье

Он бросит тайное смущенье

И как-то сердце мне стеснит.

Напоминают эти звуки

Обман надежд, печаль разлуки:

Быть может, страждущую мать

Любимый сын спешит обнять -

Увы! застанет ли родную?

Платя, быть может, чести дань,

Жену покинув молодую,

Влюбленный муж летит на брань;

Сомненье дух его волнует-

Кто любит страстно, тот ревнует.

Так, углублен, в моих мечтах,

Под буркой я лежал в санях;

И, снег копытами взвевая,

Неслася тройка удалая,

И мой ямщик унывно пел,

И колокольчик мой звенел.

Уж ночь морозная настала;

Ямщик коней легонько гнал,

И подрезь п_о_ снегу визжала,

А я под песнею дремал.

Вдруг бег коней остановился,

Открылся взор усталый мой, -

Гляжу: стоим; ямщик крестился:

Зажглося небо надо мной,

Горит кровавою зарей;

Волнуясь, север пламенеет,

То весь багровый, то бледнеет,

И море зыбкого огня

Готово хлынуть на меня.

Холодным блеском рдяной ночи

Невольно ужаснулись очи;

Клубясь в сверкающих волнах,

Столбы багряные явились,

То расходились, то сходились,

Сливались, таяли в лучах

Иль, рассылался, дымились;

И зарево с высот небес

Сиянье странное бросало

На снежный дол, на ближний лес;

Оно таинственно мерцало;

Пушистый иней вкруг ветвей

Берез высоких, сосн косматых

Трепещет в искрах красноватых;

И снежные ковры полей

Где пожелтели, где алеют;

Везде дрожащий, чудный свет,

Какого днем и ночью нет.

Светло и страшно - лишь темнеют,

Со всех сторон омрачены,

Лесных оврагов глубины.

И в поле только раздается

Звон колокольчика порой,

И тихо из лесу несется

Волков голодных дальный вой.

Природа-мать! как ты прекрасна!

О, как всегда, везде, во всем

Мила, прелестна иль ужасна!

Ты явно дышишь божеством!

В красе ли солнце засияет

И светлый мир животворит;

Из туч ли молния сверкает,

Гроза ревет и гром гремит;

Иль ночь нетленными звездами

Усеет небо, как цветами,

И томно нежится луна;

Морская ли кипит волна;

Журчит ли тихо ток сребристый;

Иль Этна бросит сноп огнистый

И вихрит пламень к облакам -

Всё тайну знаменует нам:

Что лишь одно всему душою,

Что правит мира красотою,

Равно как ужасом тревог,

Морями, небом и землею -

Любовь, премудрость, сила - бог!

И кони борзые пугливо

Храпят, как будто чуя диво.

Ямщик молчал, смотрел кругом

И молвил мне: "Не пред добром!

Верна примета, не обманет:

Нам черный год, беда нагрянет;

Столбы - к войне, а пламя - мор;

Того гляди, опять набор!"

Напрасно, гнав его сомненье,

Я толковал ему явленье;

Не понял он - как мерзлый пар

Среди снегов родит пожар.

Едва везти меня решился,

Он вожжи взял, перекрестился,

Лениво сел, махнул кнутом

И повторил: "Не пред добром!"

И молча он большой дорогой

Меня везет. - Невдалеке

Лежит усадьба на реке.

Вкруг деревянной и убогой

Столетней церкви, меж кустов,

Ряды являются гробов.

Из кольев с ельником ограда

Уж их теснит. Ветха, бедна,

Часовня при пути видна;

В ней тускло светится лампада.

Вблизи костер, дымяся, тлел;

Быть может, путников он грел.

Но кто, как тень, как привиденье,

Как полуночное явленье,

Могил таинственный жилец,

На срок отпущенный мертвец, -

Кто там мелькает предо мною?

Освещена ночной зарею,

Зачем, свою покинув сень,

Идет ко мне младая тень?..

Не тень была то гробовая -

Была страдалица младая.

Она догнать меня спешит;

Она рукой к себе манит;

За нами вопль ее несется;

Мой дух смущен, и сердце бьется.

Я удержал моих коней;

Я сам бегу навстречу к ней.

Но, к нам она летя стрелою,

Вдруг неподвижною, немою

Остановилась; тяжкий стон

Возник - и смолк: "Опять не он!"

И вне себя она стояла,

Бледна - как майская луна;

И беглый взор кругом бросала,

Тревожной думе предана;

Какой-то грустью безнадежной

Она дышала; сарафан

И мех, накинутый небрежно,

Скрывали грубо легкий стан;

По белому челу бежали

Струи разметанных кудрей

И тмили чудный блеск очей,

И взору дикость придавали;

Слова немели на устах,

И грудь вздымалась, трепетала;

Но вдруг прошел мятежный страх-

И, как в бреду, она сказала:

"Зачем ты, путник, здесь со мной?

Скачи к нему! Когда ж он будет

Опять ко мне? иль мне живой

В могилу лечь? иль он забудет

И темный лес, и час ночной,

И этот перстень золотой?"

Я понял всё. У исступленной

Я руку взял, и вместе с ней

К часовне, тускло озаренной,

Пошел, не находя речей.

Мы сели на могильный камень;

Теплей я бедную одел;

Костра оставленного пламень,

Сверкая, нас обоих грел.

И всё, что взоры ни встречали,

Вливало в душу мрак печали:

Она, крушимая тоской,

В безумии любви земной,

И сельский храм, с его гробами,

И блеск, мерцающий над нами,

И тайной дышащая ночь,

Примет народных впечатленья -

Смущало всё; и дум волненья

Был я не в силах превозмочь;

А между тем она сидела

Печально-сумрачна, бледна;

Невнятно, тихо что-то пела;

И, смутных призраков полна,

То робко бросит взор унылый

На снежные вкруг нас могилы,

Начнет молиться и вздохнет;

То взглянет на небо, вздрогнет,

Ко мне от ужаса прижмется, -

И вдруг сквозь слезы улыбнется.

Был дик огонь ее очей;

Но, сердце кровью обливая,

Ее улыбка роковая

Огня их дикого страшней:

Веселый знак дум ясных, чистых,

Улыбка на ее лице;

Она - как из цветов душистых,

Венок на бледном мертвеце.

Она молчала - томный ропот

Ума броженье намекал;

Но странный, непонятный шепот

В устах дрожащих замирал.

Она, казалось, устремляла

Всю память сердца к прежним дням,

И вдруг мне руку крепко сжала,

И молвила: "Ты любишь сам:

Ты тронут был тоской моею!

Радушен, добр ты, вижу я,

А добрым не любить нельзя!

Будь счастлив с милою твоею!

Но, путник, ей не измени;

Иль черные настанут дни,

И сердце ум ее встревожит,

И совесть страхи наведет -

И с горя, как моя, быть может,

Ее родимая умрет!"

Тогда кладбище указала

Она мне трепетной рукой

И, запинаясь, продолжала

Рассказ печальный и простой:

"Да! как моя! - Ее убила,

Убила дочь; но мне простила

Моя родная: обо мне

Теперь, в безвестной стороне,

Она всё молится... Ужасно

Мне без нее на свете жить!-

Как без приюта,