Ходасевич Владислав Фелицианович - Собрание стихов

Все это видел Джон с небес

   И возроптал опять. И пред апостолом Петром

   Решился он предстать.

33

И так сказал: "Апостол Петр,

   Слыхал я стороной, Что сходят мертвые к живым

   Полночною порой.

34

Так приоткрой свои врата,

   Дай мне хоть как-нибудь Явиться призраком жене

   И только ей шепнуть,

35

Что это я, что это я,

   Не кто-нибудь, а Джон Под безымянною плитой

   В аббатстве погребен.

36

Что это я, что это я

   Лежу в гробу глухом - Со мной постылая рука,

   Земля во рту моем".

37

Ключи встряхнул апостол Петр

   И строго молвил так: "То - души грешные. Тебе ж -

   Никак нельзя, никак".

38

И молча, с дикою тоской

   Пошел Джон Боттом прочь, И все томится он с тех пор,

   И рай ему не в мочь.

39

В селеньи света дух его

   Суров и омрачен, И на торжественный свой гроб

   Смотреть не хочет он.

  

  1926

ЗВЕЗДЫ

Вверху - грошовый дом свиданий. Внизу - в грошовом "Казино" Расселись зрители. Темно. Пора щипков и ожиданий. Тот захихикал, тот зевнул... Но неудачник облыселый Высоко палочкой взмахнул. Открылись темные пределы, И вот - сквозь дым табачных туч - Прожектора зеленый луч. На авансцене, в полумраке, Раскрыв золотозубый рот, Румяный хахаль в шапокляке О звездах песенку поет. И под двуспальные напевы На полинялый небосвод Ведут сомнительные девы Свой непотребный хоровод. Сквозь облака, по сферам райским (Улыбочки туда-сюда) С каким-то веером китайским Плывет Полярная Звезда. За ней вприпрыжку поспешая, Та пожирней, та похудей, Семь звезд - Медведица Большая - Трясут четырнадцать грудей. И до последнего раздета, Горя брильянтовой косой, Вдруг жидколягая комета Выносится перед толпой. Глядят солдаты и портные На рассусаленный сумбур, Играют сгустки жировые На бедрах Etoile d'amour, Несутся звезды в пляске, в тряске, Звучит оркестр, поет дурак, Летят алмазные подвязки Из мрака в свет, из света в мрак. И заходя в дыру все ту же, И восходя на небосклон, - Так вот в какой постыдной луже Твой День Четвертый отражен!.. Нелегкий труд, о Боже правый, Всю жизнь воссоздавать мечтой Твой мир, горящий звездной славой И первозданною красой.

  

  1925

ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ

ПРИЛОЖЕНИЕ

АВИАТОРУ

Над полями, лесами, болотами, Над извивами северных рек Ты проносишься плавными взлетами, Небожитель - герой - человек. Напрягаются крылья, как парусы, На руле костенеет рука, А кругом - взгроможденные ярусы: Облака - облака - облака. И смотря на тебя недоверчиво, Я качаю слегка головой: Выше, выше спирали очерчивай, Но припомни - подумай - постой. Что тебе до надоблачной ясности? На земной, материнской груди Отдохни от высот и опасностей, - Упади - упади - упади! Ах, сорвись, и большими зигзагами Упади, раздробивши хребет, - Где трибуны расцвечены флагами, Где народ - и оркестр - и буфет...

  

  1914

ВОСПОМИНАНИЕ

Здесь, у этого колодца, Поднесла ты мне две розы. Я боялся страсти томной - Алых роз твоих не принял. Я сказал: "Прости, Алина, Мне к лицу венок из лавров Да серебряные розы Размышлений и мечтаний". Больше нет Алины милой, Пересох давно колодец, Я ж лелею одиноко Голубую розу - старость. Скоро в домик мой сойдутся Все соседи и соседки Посмотреть, как я забылся С белой, томной розой смерти.

  

  1914

УЕДИНЕНИЕ

Заветные часы уединенья! Ваш каждый миг лелею, как зерно; Во тьме души да прорастет оно Таинственным побегом вдохновенья. В былые дни страданье и вино Воспламеняли сердце. Ты одно Живишь меня теперь - уединенье. С мечтою - жизнь, с молчаньем - песнопенье Связало ты, как прочное звено. Незыблемо с тобой сопряжено Судьбы моей грядущее решенье. И если мне погибнуть суждено - Про моряка, упавшего на дно, Ты песенку мне спой - уединенье!

  

  1915

СЕРДЦЕ

Забвенье - сознанье - забвенье... А сердце, кровавый скупец, Все копит земные мгновенья В огромный свинцовый ларец. В ночи ли проснусь я, усталый, На жарком одре бредовом - Оно, надрываясь, в подвалы Ссыпает мешок за мешком. А если глухое биенье Замедлит порою слегка - Отчетливей слышно паденье Червонца на дно сундука. И много тяжелых цехинов, И много поддельных гиней Толпа теневых исполинов Разграбит в час смерти моей.

  

  1916

РЫБАК

   Песня Я наживляю мой крючок

   Трепещущей звездой. Луна - мой белый поплавок

   Над черною водой. Сижу, старик, у вечных вод

   И тихо так пою, И солнце каждый день клюет

   На удочку мою. А я веду его, веду

   Весь день по небу, но - Под вечер, заглотав звезду,

   Срывается оно. И скоро звезд моих запас

   Истрачу я, рыбак. Эй, берегитесь! В этот час

   Охватит землю мрак.

  

  1919

ГАЗЕТЧИК

"Вечерние известия!.." Ори, ласкай мне слух, Пронырливая бестия, Вечерних улиц дух. Весенняя распутица Ведет меня во тьму, А он юлит и крутится, И все равно ему - Геройство иль бесчестие, Позор иль торжество: Вечерние известия - И больше ничего. Шагает демон маленький, Как некий исполин, Расхлябанною валенкой Над безднами судьбин. Но в самом безразличии, В бездушье торгаша, - Какой соблазн величия Пьет жадная душа!

  

  1919

СТАРУХА

Запоздалая старуха, Задыхаясь, тащит санки. Ветер, снег. А бывало-то! В Таганке! Эх! Расстегаи - легче пуха, Что ни праздник - пироги, С рисом, с яйцами, с вязигой... Ну, тянись, плохая, двигай! А кругом ни зги. - Эй, сыночек, помоги! Но спешит вперед прохожий, Весь блестя скрипучей кожей. И во след ему старуха Что-то шепчет, шепчет глухо, И слаба-то, и пьяна Без вина. Это вечер. Завтра глянет Мутный день, метель устанет, Чуть закружится снежок... Выйдем мы, - а у ворот Протянулась из сугроба Пара ног. Легкий труп, окоченелый, Простыней покрывши белой, В тех же саночках, без гроба, Милицейский увезет, Растолкав плечом народ. Неречист и хладнокровен Будет он, - а пару бревен, Что везла она в свой дом, Мы в печи своей сожжем.

  

  1919

x x x

Как выскажу моим косноязычьем

   Всю боль, весь яд? Язык мой стал звериным или птичьим.

   Уста молчат. И ничего не нужно мне на свете,

   И стыдно мне, Что суждены мне вечно пытки эти

   В его огне; Что даже смертью, гордой, своевольной,

   Не вырвусь я; Что и она - такой же, хоть окольный,

   Путь бытия.

  

  1920

x x x

Слепая сердца мудрость! Что ты значишь?

   На что ты можешь дать ответ? Сама томишься, пленница, и плачешь;

   Тебе самой исхода нет. Рожденная от опыта земного,

   Бессильная пред злобой дня, Сама себя ты уязвить готова,

   Как скорпион в кольце огня.

  

  1921

x x x

Слышать я вас не могу. Не подступайте ко мне. Волком бы лечь на снегу! Дыбом бы шерсть на спине! Белый оскаленный клык В небо ощерить и взвыть - Так, чтобы этот язык Зубом насквозь прокусить... Впрочем, объявят тогда, Что исписался уж я, Эти вот все господа: Критики, дамы, друзья.

  

  1921

НЕВЕСТА

Напрасно проросла трава На темени земного ада: Природа косная мертва Для проницательного взгляда. Не знаю воли я творца, Но знаю я свое мученье, И дерзкой волею певца Приемлю дерзкое решенье. Смотри, Молчальник, и суди: Мертва лежит отроковица, Но я коснусь ее груди - И, вставши, в зеркальце глядится. Мной воскрешенную красу Беру, как ношу дорогую. - К престолу твоему несу Мою невесту молодую. Разгладь насупленную бровь. Воззри на чистое созданье, Даруй нам вечную любовь И непорочное слиянье! А если с высоты твоей На чудо нет благословенья. - Да будет карою моей Сплошная смерть без воскресенья.

  

  1922 В данное приложение включены стихотворения Ходасевича, которые не вошли в последнее прижизненное издание книг "Путем зерна" и "Тяжелая лира" [В.Ф.Ходасевич. Собрание стихов. (Путем зерна - Тяжелая лира - Европейская ночь). Париж, 1927]. "Воспоминание", "Уединение" и "Рыбак" входили в предыдущие издания книги "Путем зерна", вышедшие с посвящением "Памяти Самуила Киссипа" [Путем зерна. Третья книга стихов. М., изд-во "Творчество". 1920; 2-ое изд. Петроград, изд-во "Мысль", 1921]. Стихотворение "Авиатору" было лишь в первом издании, а "Сердце", "Газетчик", "Старуха". "Как выскажу моим косноязычьем..." - во втором. Последние три стихотворения ("Слепая сердца мудрость...", "Слышать я вас не могу.,.". "Невеста") были помещены поэтом только в первом издании "Тяжелой лиры" [Тяжелая лира. Четвертая книга стихов. 1920-1922. "Государственное Издательство". Москва-Петроград. 1922].