Кельсиев Василий Иванович - Эмигрант Абихт

  

  

   "Русск³й Вѣстникъ", No 1, 1869

   OCR Бычков М. Н.

  

   Въ первое время моей эмигрантской жизни я не могъ спокойно встрѣчаться съ Поляками. Я краснѣлъ предъ ними, что Польша покорена нами. Я краснѣлъ лично за себя и оптомъ за всю Росс³ю, какъ тогда почти всѣ краснѣли, по незнакомству съ этимъ несчастнымъ польскимъ вопросомъ. Чтобы ближе съ нимъ ознакомиться, я сталъ читать Лелевеля и тотчасъ замѣтилъ, что для ближайшаго ознакомлен³я съ ходомъ польскихъ дѣлъ, которыя меня очень интересовали, мнѣ надо выучиться по-польски. Польскихъ эмигрантовъ въ Лондонѣ немного. Единственный учитель, какого можно было найти, былъ нѣкто Абихтъ, наборщикъ въ русской типограф³и. Рекомендовалъ мнѣ его содержатель типограф³и, г. Чернецк³й, и въ назначенный часъ Абихтъ явился ко мнѣ на Albani-Street. Это былъ человѣкъ лѣтъ двадцати шести, худой, блѣдный, золотушный, съ замѣчательно высокимъ лбомъ, съ умнымъ и энергическимъ лицомъ. Онъ принесъ съ собою какую-то польскую книгу или газету и оказался учителемъ весьма плохимъ, такъ что послѣ нѣсколькихъ уроковъ я пересталъ пользоваться его свѣдѣн³ями. Онъ не зналъ польской грамматики, не умѣлъ объяснить, почему оборотъ, возможный по-русски, невозможенъ по-польски, и даже затруднялся въ переводѣ словъ, хотя по-русски говорилъ какъ чистый Русск³й. Но это не помѣшало нашему знакомству, потому что при скукѣ лондонской жизни каждый живой человѣкъ находка, а тѣмъ болѣе при моемъ характерѣ, падкомъ на всяк³я знакомства. Разъ какъ-то за чаемъ я вызвалъ Абихта на разказъ объ его прошедшемъ. Оказалось что онъ былъ, какъ большая часть эмигрантовъ, не окончивш³й курса гимназистъ гдѣ-то въ Вильнѣ или въ какомъ-то другомъ, городѣ Западнаго края, поступилъ передъ войной въ почтовое вѣдомство писцомъ и вслѣдъ за вашими войсками ходилъ до Силистр³и. Никакъ не выходитъ у меня изъ головы его манера разказывать о войнѣ. Изъ его словъ можно было подумать, что онъ игралъ въ ней до невѣроятности крупную роль - до такой степени сосредоточивалъ онъ весь разказъ на себѣ, такъ негодовалъ онъ на дѣйств³я нашихъ генераловъ, и точно обижался, что къ нему не являлись съ докладомъ о томъ что хотятъ сдѣлать они, или о томъ что сдѣлали. Какъ-то за обѣдомъ у Герцена произнесено было слово "Силистр³я*. Абихтъ замоталъ головой, нахмурился и пошелъ писать:

   - Позвольте, Александръ Ивановичъ, дѣло было вотъ какъ. Я какъ теперь помню. Наканунѣ приступа я, помощникъ аптекаря и одинъ саперный офицеръ, мы играли въ карты, ну, и какъ молодые люди, разумѣется, закусили, потомъ опять поиграли, опять закусили. Все это было прилично, совершенно благопристойно, и разстались мы часа въ четыре утра. Возвращаюсь я домой въ почтовое отдѣлен³е и прилегъ.... нѣтъ-съ, позвольте, я не прилегъ, а только хотѣлъ прилечь, какъ вдругъ слышу выстрѣлъ. Что это такое? думаю я. Другой выстрѣлъ. Я пришедъ въ недоумѣн³е, накинулъ пальто, знаете, форменное пальто, вышелъ - трет³й выстрѣлъ. Что жь это дѣлается? думаю я. Воротился, надѣлъ фуражку и иду къ аптекарю. "Что жь это такое?" спрашиваю я его. Тотъ говоритъ, не знаю, я говорю, что тоже ничего не знаю, а выстрѣлы идутъ. Знаете, я пришедъ въ полнѣйшее недоумѣн³е, совершенно растерялся. А выстрѣлы идутъ, выстрѣлъ за выстрѣломъ, и ничего. Казакъ скачетъ верхомъ. Я ему кричу: "постой, постой! скажи, что это такое?" Нѣтъ! только махнулъ рукой и проскакалъ. Ну, думаю, вотъ положен³е-то! Завязалась страшная перепалка: что тутъ дѣлать? Разумѣется, по мнѣ все равно, что они тамъ не дѣлай: отвѣтственность не на мнѣ, но все жь это такъ страшно. Цѣлый день я ни отъ кого не могъ добиться толку что такое происходитъ. Къ вечеру, гляжу, ѣдетъ фургонъ съ ранеными, въ крови, кто перевязанъ, кто не перевязанъ, безпорядокъ. Тутъ только и узналъ я, что они ходили на приступъ. Такъ какъ же можно послѣ этого говорить при мнѣ о Силистр³и, когда я это дѣло вотъ какъ знаю?

   При Абихтѣ нельзя было говорить ни о Турц³и, ни о Молдав³и, ни о Западномъ краѣ, потому что всѣ эти благословенныя мѣстности исходили изъ него какъ рад³усы, а онъ былъ центромъ, хотя зналъ о нихъ не больше чѣмъ о приступѣ къ Силистр³о. Воротившись въ блаженныя западныя губерн³и, Абихтъ по добру по здорову служилъ при почтѣ и участвовалъ въ какомъ-то изъ тѣхъ безчисленныхъ тайныхъ обществъ, которыми такъ изобиловалъ и изобилуетъ нашъ Западный край. Какого рода было это общество, онъ умалчивалъ, но сколько можно предполагать, три, четыре писарька, два лѣснич³е, одинъ офиц³алистъ {Управляющ³й имѣн³емъ, прикащикъ, повѣренный помѣщика.}, аптекарь, да еще лѣкарь, да фельдшеръ кстати, да костельный ризнич³й, и ужь никакъ не дальше, замышляли дѣло возстановлен³я Польши въ старыхъ границахъ, отъ моря до моря, отъ Днѣпра до Карпатовъ, а не то и дальше. За этимъ они не торговались. Разговоровъ было много, много таинственности, много замысловъ, и разрѣшилось все тѣмъ, что о рабахъ Бож³ихъ узнали.

   - Это вотъ какъ было, толковалъ Абихтъ: - представьте себѣ, я съ моими свѣтлыми пуговицами, въ фуражкѣ, въ форменномъ пальто и съ тросточкой иду по городу. Вдругъ попадается мнѣ навстрѣчу одинъ изъ нашихъ и говоритъ мнѣ: "стой" (Абихтъ разказывалъ всегда изумительно обстоятельно). Я говорю: "что такое?" Онъ говоритъ: "къ тебѣ на квартиру посланы жандармы". Я говорю: "благодарю что предувѣдомилъ, теперь прощай," пожалъ ему руку и нарочно принялъ беззаботный видъ, сталъ помахивать палочкой и насвистывать какую-то пѣсню, для того чтобы не возбудить подозрѣн³я прохожихъ и будочниковъ что я исчезаю, взялъ перваго извощика и сказалъ ему: "вези меня за городъ", а у насъ не далеко отъ города есть мѣстность, куда городск³е жители ѣздятъ для прогулокъ, такъ что моя поѣздка ничьего подозрѣн³я возбудить не могла. Со мной было пять рублей. Я пр³ѣхалъ туда, взялъ лошадей и поскакалъ за границу.

   Абихтъ началъ разказывать весьма длинную и запутанную Одиссею о томъ какъ онъ добрался до Лондона безъ паспорта. Перемахнуть границу онъ, разумѣется, сумѣлъ, потому что операц³я эта ни малѣйшаго затруднен³я не представляетъ, но затруднен³е представляетъ прусская полиц³я, которая обязана выдавать намъ всѣхъ нашихъ бѣглыхъ безъ исключен³я, не разбирая политическ³е они или не политическ³е. Прохарчивш³йся Абихтъ прошелъ всю Прусс³ю пѣшкомъ, не зная по-нѣмецки, хотя самъ онъ и протестантъ, т.-е. потомокъ ополячившихся Нѣмцевъ, какихъ въ Польшѣ чрезвычайно много, потому что Нѣмцы весьма легко полячатся, и добрался до Гамбурга. По дорогѣ съ нимъ было только одно происшеств³е: въ какомъ-то маленькомъ нѣмецкомъ городишкѣ ночью остановилъ его городовой, осмотрѣлъ его съ ногъ до головы, разомъ смекнулъ, что этотъ господинъ не совсѣмъ сытъ и ночуетъ больше въ канавахъ, въ лѣсу, подъ стогами и подъ скирдами чѣмъ въ гостиницахъ, и заявилъ ему желан³е полюбоваться на его паспортъ. Минута для Абихта была рѣшительная, но Абихтъ и самъ былъ человѣкъ рѣшительный.

   - У меня паспорта нѣтъ, сказалъ онъ городовому, какъ умѣлъ по-нѣмецки, - и вы меня можете арестовать, но вы этого не сдѣлаете, потому что вы человѣкъ. Я политическ³й преступникъ, бѣжавш³й изъ Росс³и и уходящ³й въ Англ³ю. Если вы меня арестуете, я буду выданъ и погибну. Дайте мнѣ спастись, пройти вашимъ городомъ и избавьте себя отъ угрызен³й совѣсти.

   Городовой покрутилъ усъ, махнулъ рукой и отошелъ въ сторону. Въ Гамбургѣ Абихтъ обратился къ какому-то не то Нѣмцу, не то Голландцу, извѣстному по его сочувств³ю къ Полякамъ, которыхъ онъ не разъ выручалъ изъ бѣды и переправлялъ въ Англ³ю. Но не успѣлъ Абихтъ сговориться съ нимъ, какъ на улицѣ какой-то господинъ положилъ ему руку на плечо, распахнулъ пальто и показалъ на мѣдную бляху. Въ Гамбургѣ у полиц³и формы нѣтъ. Полиц³я ходитъ въ статскомъ платьѣ, но подъ пальто или подъ сюртукомъ каждый полицейск³й носитъ на груди бляху, которая свидѣтельствуетъ объ его зван³и. Изъ тюрьмы Абихтъ далъ знать Голландцу, Голландецъ взялъ его на поруки, посадилъ на пароходъ и сбылъ въ тотъ благословенный край, гдѣ никто не имѣетъ права спрашивать объ имени, о паспортѣ, объ образѣ жизни и средствахъ къ существован³ю.

   Какъ Абихтъ могъ пробиться въ Лондонѣ безъ всякой посторонней помощи, читателю, мало знакомому съ эмигрантскими и бродяжническими нравами, покажется страннымъ и невѣроятнымъ. Но я пришелъ къ убѣжден³ю, что неразмѣнный рубль нашихъ предан³й вовсе не такая фантаз³я, какъ кажется. Неразмѣнный рубль, дѣйствительно, существуетъ. Есть трудъ и есть капиталъ, о которомъ всякая политическая эконом³я умалчиваетъ. Незнакомый человѣкъ изъ кожи вонъ лѣзетъ, для того чтобы спасти объ бѣды такого же незнакомаго человѣка. Едва ли на свѣтѣ есть, не то что городъ, а деревушка, гдѣ не было бы такого спасителя. Мнѣ самому приходилось пользоваться подобною услугой отъ человѣка, который меня не зналъ, и который скорѣе получилъ бы награду отъ своего начальства, если-бы меня выдалъ. Есть на свѣтѣ городовые, которые выручаютъ, есть сторожа, которые помогаютъ бѣжать, есть судьи, которые выгораживаютъ подлежащаго осужден³ю, и все это безкорыстно, и все это для чужаго, для незнакомаго. Дѣлаютъ они это рискуя потерять свое зван³е, мѣсто, рискуя погубить семью. Есть въ м³рѣ капиталъ, цифра котораго совершенно неизвѣстна. Незнакомые люди на дорогѣ дѣлаютъ складчину для незнакомаго человѣка, обязываютъ его принять эту складчину и не требуютъ съ него возврата. Онъ краснѣетъ и, скрѣпя сердце, беретъ деньги, но тутъ же кладетъ на себя зарокъ возвратить ихъ не тѣмъ кто ему ихъ далъ, а тѣмъ кто въ нихъ будетъ нуждаться. Какая же власть, или какая политическая эконом³я уничтожатъ этотъ неразмѣнный рубль, когда шуйца не знаетъ что творитъ десница? Бѣжитъ человѣкъ по увлечен³ю, - по глупости, положимъ, - бѣжитъ оборванный, голодный, и проситъ спасти его, и его спасаютъ, одни по мягкости характера, друг³е по вѣрѣ въ свѣтлыя стороны человѣческой природы, въ упован³и, что новая страна, новая жизнь дадутъ виновному возможность искупить свое прошлое. И много, много тайнаго добра дѣлается на свѣтѣ, за которое никто крестовъ не вѣшаетъ, памятниковъ не ставитъ, котораго никто не видитъ.

   - Только что я пр³ѣхалъ въ Лондонъ, разказывалъ далѣе Абихтъ, - я сейчасъ же сдѣлался соц³алистомъ и до сихъ поръ не измѣнялъ своему знамени и не измѣню. Это случилось такъ: только что я сошелъ съ парохода, усталый и измученный съ дороги, признаться сказать, шиллингами съ двумя, тремя въ карманѣ, я пошелъ немедленно отыскивать Поляковъ. У меня былъ съ собою адресъ нѣкоего Журавскаго, человѣка прямаго, честнаго, очень умнаго, прямо изъ народа, который былъ не больше какъ простымъ фельдфебелемъ, но который въ Лондонѣ играетъ между Поляками-соц³алистами чрезвычайно сер³озную роль. Я васъ съ нимъ познакомлю. Журавск³й въ этотъ день съ ма³оромъ Беньёвскимъ, съ полковникомъ Оборскимъ и съ нѣсколькими другими изъ польскихъ соц³алистовъ составляли митингъ, и на этотъ митингъ Журавск³й повелъ меня. Я выслушалъ, понялъ вопросъ, и съ тѣхъ поръ я соц³алистъ, демократъ и ненавижу шляхту, которая погубила Польшу.

   Разказъ Абихта былъ чрезвычайно интересенъ. Какъ теперь вижу его высок³й лобъ, нахмуренныя брови, маленьк³е сѣрые глаза, сверкавш³е изъ-подъ стальныхъ очковъ. Этотъ золотушный цвѣтъ лица, этотъ ротъ полный гнилыхъ зубовъ, что, однако, не мѣшало ему быть великимъ Донъ-Жуаномъ. Какая-то молоденькая Англичанка, гувернантка, если не ошибаюсь, страстно любила этого человѣка, благоговѣла предъ его сер³озностью и рисковала своею репутац³ей чтобы забѣжать къ нему, пришить пуговку къ жилету или угостить его какою-нибудь собственною стряпней.

   - Отчего же вы, Абихтъ, спрашивалъ я его, узнавъ эти отношен³я, - не женитесь на ней, благо сами говорите, что это такое святое существо, и благо она васъ такъ любитъ?

   - Я не въ правѣ жениться, отвѣчалъ онъ мнѣ, - я посвятилъ себя дѣлу, дѣлу польскаго соц³ализма, - и онъ сердито передвигалъ свои очки.

   Я былъ новичокъ въ польскихъ дѣлахъ. Я изучалъ вопросъ, и личность агитатора Абихта меня очень интересовала, какъ равно и разрѣшен³е польскаго вопроса соц³ализмомъ, а въ соц³ализмъ я тогда вѣровалъ, какъ браминъ въ Браму. Во что бы то ни стало, Абихтъ хотѣлъ чтобъ я сдѣлался членомъ общества польскихъ соц³алистовъ въ Лондонѣ, которымъ онъ въ то время ужь обладалъ, т.-е. былъ первымъ коноводомъ и орудователемъ, благодаря своей строгой наружности, рѣшительнымъ пр³емамъ и дѣйствительной силѣ характера. Это общество состояло изъ фельдфебеля Журавскаго, съ которымъ Абихтъ меня дѣйствительно познакомилъ, бѣлокураго человѣка, кровь съ молокомъ, довольно не глупаго, бѣжавшаго гдѣ-то подъ Севастополемъ или не воротившагося съ Росс³ю изъ плѣна, и занимавшагося въ Лондонѣ столярнымъ ремесломъ. Журавск³й, показалось мнѣ, былъ соц³алистомъ на столько, на сколько можетъ быть имъ фельдфебель русской службы. Для того чтобы распивать чаи съ полковниками и ма³орами, онъ принялъ ихъ политическое исповѣдан³е, поддакивалъ, но сер³озно къ дѣлу не относился. Это былъ человѣкъ простой, довольно приличный по костюму и по манерамъ, впередъ не залѣзавш³й, но и отъ другихъ не отстававш³й. Аристократическая парт³я лондонскихъ эмигрантовъ, совершенно справедливо относившаяся съ пренебрежен³емъ ко всей этой полуграмотной и мелкотравчатой массѣ политическихъ дѣятелей, смотрѣла на него холодно, свысока. "Аристократической" парт³и, состоящей изъ людей кое-чему учившихся, рѣшительно нечего дѣлать съ этою эмиграц³онною чернью, которая допекаетъ ее просьбами о вспомоществован³яхъ, основываясь на томъ что, дескать, во время оно крови своей не щадили и писарское мѣсто въ уѣздномъ судѣ утратили изъ любви къ отчизнѣ. За это аристократическую парт³ю ненавидятъ, и разказывають, что она состоитъ на содержан³и у русскаго правительства, что Чарторыйск³е, Замойск³й - русск³е агенты, и т. д. Парт³я недоучившихся студентовъ, непризнанныхъ военныхъ ген³евъ, неудачныхъ заговорщиковъ, битыхъ генераловъ, вся эта брат³я объявила себя противъ магнатер³и. Лозунгомъ "аристократовъ", то-есть всего независимаго въ соц³альномъ отношен³и, не нуждающагося ни въ деньгахъ, ни въ совѣтахъ, ни въ связяхъ, служитъ до сихъ поръ старая пѣсня:

  

   Jeszcze Polska nie zginięła,

         Poki my źyjemy *.

   {* Еще Польша не погибла, покуда мы живемъ.}

  

   Обиженные и униженные "демократы" польск³е на сходкахъ своихъ распѣваютъ совершенно другую пѣсню. Начала ея я не помню, но въ ней кромѣ ругани на магнатовъ ничего нѣтъ, и магнаты упрекаются въ томъ, что въ то время, когда "хлопы" черными отъ плуга руками защищали отчизну, панове магнаты сидѣли и курили сигары.

   Но и на этомъ польская эмиграц³я между собою все-таки не сладила, и произошелъ еще разрывъ, явилась надобность въ третьей парт³и. Униженные и оскорбленные демократы, представителемъ которыхъ въ Лондонѣ былъ нѣкто Жабицк³й, тогда какъ представителемъ аристократ³и тамъ былъ нѣкто Жаба (въ самомъ дѣлѣ, такъ было), обидѣли всякихъ фельдфебелей Журавскихъ, отставнаго солдата Кицкаго, поручика Кринскаго, не понуждались во мнѣн³яхъ и совѣтахъ ма³ора Беньёвскаго а наполеоновскаго полковника Оборскаго, который еще поручикомъ участвовалъ въ походѣ на С.-Доминго. Сколько я ни наблюдалъ за парт³ями, я почти никогда не видѣлъ, чтобы люди расходилась изъ-за принциповъ. Расходятся изъ-за личностей, изъ-за счетовъ, изъ-за неловко сказаннаго слова, изъ-за того что посадили за тотъ, а не за этотъ конецъ стола за обѣдомъ, что выразились другъ о другѣ рѣзко, что не такъ руку пожали, что самолюб³е оскорбили. Сперва является неуважен³е къ лицу, вслѣдств³е негодован³я на поступокъ этого лица, затѣмъ возникаетъ сомнѣн³е въ его достоинствахъ, а ужь послѣ того, изъ самосохранен³я, начинаютъ сомнѣваться, право ли это лицо и въ своихъ мнѣн³яхъ. Такъ отъ аристократовъ польскихъ отдѣлились обиженные ими лично демократы, а отъ демократовъ отщепилисъ соц³алисты.

   Полковникъ Оборск³й былъ старичокъ весьма не хитрый, про котораго даже самъ Абихтъ отозвался, что онъ дорожитъ имъ только за его чинъ и за его старость. Оборск³й нуженъ былъ Абихту какъ полковникъ. Ма³оръ Беньёвск³й былъ тоже старикъ, но толковѣе несчастнаго полковника, который даже разказать не могъ о наполеоновскихъ войнахъ, потому что у него отъ старости лѣтъ языкъ путался. Ма³оръ Беньёвск³й личность все-таки замѣчательная, потому что онъ занимался дѣломъ. Онъ, какъ мнѣ кажется, не Полякъ, а Еврей. По его разказамъ, онъ родился гдѣ-то, не то въ Ковенской, не то въ Виленской губерн³и, въ чрезвычайно бѣдномъ семействѣ, и въ двадцатыхъ годахъ пѣшкомъ возвращался съ каникулъ въ Петербургъ въ медико-хирургическую академ³ю, слушать лекц³и. Жилъ онъ въ Петербургѣ крайне бѣдно, бился, учился и добился до того, что получилъ докторск³й дипломъ, сдѣлался полковымъ докторомъ и чуть-ли не при Остроленкѣ перебѣжалъ отъ нашихъ къ Полякамъ подъ градомъ пуль. Наши стрѣляли въ него, потому что смекнули что Полякъ намъ измѣняетъ, Поляки стрѣляли въ него, потому что предполагали что этотъ господинъ затѣваетъ противъ нихъ что-то недоброе. Ни одна пуля въ Беньёвскаго не попала, онъ сдѣлался медикомъ и офицеромъ польскаго войска, дослужился тамъ до ма³ора.

   Очутившись во Франц³и, ма³оръ Беньёвск³й, вмѣсто того чтобы поступить во французскую службу куда-нибудь въ Алжиръ, сталъ учиться и учить. Онъ сдѣлался преподавателемъ мнемоники, науки о памяти, и имѣлъ въ этомъ огромный успѣхъ. Я не знаю его системы, но по всему тому что я слышалъ, система Беньёвскаго одна изъ самыхъ замѣчательныхъ и дѣйствительно чрезвычайно помогаетъ запоминан³ю цифръ, именъ и фактовъ. Человѣку, который разъ пошелъ невѣроятнымъ путемъ, всегда приходится идти путемъ невѣроятнымъ. Учитель мнемоники естественнымъ образомъ долженъ былъ начать учить слѣпыхъ читать. Всѣмъ извѣстны книги, которыя печатаются для слѣпыхъ,- на толстой бумагѣ, выпуклыми буквами. Но книги эти баснословно дороги, потому что для нихъ надо отливать особенные шрифты, нужно печатать не чернилами, а выставлять буквы на бумагѣ такъ, чтобы можно было ихъ ощупывать. Это толкнуло Беньёвскаго на изучен³е типографскаго искусства, и опять-таки не знаю, онъ нашелъ какой-то способъ чрезвычайно дешево печатать книги для слѣпыхъ, хотя до сихъ поръ, кажется, ни одна еще не напечатана. Потомъ онъ бросился совсѣмъ въ другое занят³е. Онъ бросилъ мнемонику, бросилъ слѣпыхъ и занялся исключительно усовершенствован³емъ типографскаго дѣда. Лѣтъ двадцать, если не тридцать, работаетъ онъ надъ этимъ усовершенствован³емъ, перебрался въ Англ³ю, составилъ компан³ю изъ Англичанъ, израсходовалъ на свои опыты что-то около ста тысячъ фунтовъ стерлинговъ и дошелъ до результатовъ изумительныхъ. Лучш³й наборщикъ не наберетъ въ типограф³и болѣе полуторы тысячи буквъ въ часъ. Въ типограф³и Беньёвскаго работаютъ дѣти, полуграмотные, и новички изъ нихъ набираютъ чрезъ недѣлю одиннадцать тысячъ буквъ въ часъ. Я не считаю себя въ правѣ разказывать въ чемъ состоитъ секретъ Беньёвскаго, который я на половину знаю. Онъ совершенно измѣнилъ обыкновенную типографную систему, измѣнилъ такъ, что у него длина шрифта, металлъ, чернила, катокъ, касса, способъ отливать - все совершенно другое, и когда сдѣлается общеизвѣстнымъ его открыт³е, едва ли не закроется половина типограф³й на свѣтѣ. Каждый авторъ, вмѣсто того чтобы писать свое сочинен³е, рублей за пятьсотъ купитъ себѣ приборъ Беньёвскаго и самъ станетъ набирать съ быстротой съ которою пишетъ, тутъ же на ручномъ станкѣ оттиснетъ корректуру, поправитъ ошибки и пошлетъ сверстку на скоропечатную машину. Но покуда Беньёвск³й живъ, наборщики могутъ спать спокойно. Онъ водилъ меня по своему заведен³ю, показывалъ мнѣ чудеса своего искусства и при этомъ глубоко издѣвался надъ Гарибальди и надъ всѣми революц³онерами.

   - Вотъ, говорилъ онъ, - всѣ штуцера покупаютъ, пушки да мортиры, а я моимъ изобрѣтен³емъ освобожу родъ человѣческ³й отъ всѣхъ его бѣдъ. Издатели тѣснятъ автора, умный человѣкъ ничего написать не можетъ, потому что не имѣетъ возможности издать свой трудъ. Я каждому дамъ въ руки за дешевую цѣну свой печатный приборъ. Мысль перестанетъ быть тайной, человѣческ³й голосъ станетъ слышаться, рухнетъ все старое, и настанетъ эра свободы и счастья.

   - Но послушайте же, ма³оръ, сказалъ я ему, - какъ вамъ не стыдно, что вы въ такое горячее время до сихъ поръ не обнародовали своего открыт³я?

   - Помилуйте, отвѣчалъ онъ мнѣ, - у меня пропасть привилег³й есть.- И онъ мнѣ показалъ свои привилег³и.

   - Такъ зачѣмъ же дѣло стало?

   - А затѣмъ стало дѣло, что живетъ здѣсь одинъ шельма, каналья механикъ, который портитъ всякую работу. Только что я сдѣлаю одно усовершенствован³е, нѣтъ, этотъ разбойникъ сейчасъ подмѣтитъ его, найдетъ въ немъ недостатокъ и улучшаетъ.

   - Кто жь это, ма³оръ?

   - Это я самъ. Я не могу остановиться на своихъ усовершенствован³яхъ.

   Итакъ, повторяю, наборщики могутъ спать спокойно: англ³йская компан³я терпитъ, даетъ деньги, ма³оръ занимаетъ цѣлый домъ, металлъ плавится, буквы отливаются, снова бросаются въ печку, механики работаютъ подъ его надзоромъ, дѣлаютъ опыты, опыты и опыты, но колоссальное изобрѣтен³е, покуда старикъ ма³оръ живъ, на свѣтѣ едва ли появится. А изобрѣтен³е такъ просто, что когда я стоялъ предъ его кассами и видѣлъ, какъ быстро набиралась строчка за строчкой, мнѣ становилось досадно на самого себя, - какъ было впередъ не догадаться, что надо дѣлать такъ, а не иначе? Это такъ просто, какъ просто все ген³альное. И вотъ этотъ-то удивительный человѣкъ, ни съ того ни съ сего, взялъ да и сдѣлался членомъ общества польскихъ соц³алистовъ и сѣлъ за одинъ предсѣдательск³й столъ съ полковникомъ Оберскимъ, съ фельдфебелемъ Журавскимъ и съ почтовымъ чиновникомъ Абихтомъ. Что его толкнуло? Толкнуло то самое лихорадочное безпокойство, которымъ отличаются всѣ эмигранты, - жажда политической дѣятельности, желан³е играть роль оскорбленныхъ аристократами или демократами, скука, изгнан³е изъ отечества....

   Онъ сидѣлъ, предлагалъ как³е-то проекты, что-то такое толковалъ, кого-то въ чемъ-то обличалъ, отводилъ душу, а политическаго дѣла, разумѣется, не дѣлалъ. Шестидесятипятилѣтн³й старикъ шалилъ, и шалилъ если не невинно, то, по крайней мѣрѣ, безвредно. Затѣмъ къ членамъ общества польскихъ соц³алистовъ примыкали еще личности: какой-то поручикъ Кринск³й, у котораго жилъ полковникъ Оборск³й. Объ этомъ Кринскомъ я могу сказать только то, что онъ поступилъ все-таки не глупо. Сдѣлавшись поручикомъ въ Венгерскую кампан³ю 1848 г., онъ побывалъ въ Америкѣ и весьма благоразумно преобразился въ сапожника. Сапоги шилъ онъ хорошо, завелъ подмастерьевъ, оказался человѣкомъ дѣловымъ, и жилъ если не богато, то и не бѣдно, такъ что старику полковнику Оборскому былъ въ состоян³и дать комнатку у себя въ домѣ и кусокъ ростбифу за обѣдомъ. Кринск³й былъ тоже обиженъ, тоже протестовалъ, и тоже попалъ въ кружокъ этихъ лондонскихъ соц³алистовъ, но къ чести его надо сказать, что онъ являлся туда скорѣе по призыву чѣмъ по доброй водѣ, являлся туда потому, что отставать отъ своихъ не приходится. Затѣмъ были еще въ обществѣ польскихъ соц³алистовъ два-три бѣглые солдатика, какой-то старый Полякъ, прачка заходила туда, - дескать, съ полковниками, съ ма³орами и съ поручиками знаемся,- еще кто-то, а Абихтъ всѣмъ крутилъ, вертѣлъ и собиралъ подати въ пользу Польши.

   Въ то время когда мы познакомились съ Абихтомъ, я глубоко вѣровалъ въ политическую дѣятельность, и мнѣ было лестно войти въ какой-нибудь политическ³й кружокъ, но прежде чѣмъ войти въ политическ³й кружокъ, я имѣлъ на столько скептицизма, что желалъ съ этимъ кружкомъ познакомиться. Первое мое знакомство съ ними со всѣми произошло на балѣ, данномъ Абихтомъ на деньги, собранныя складчиной отъ польскихъ соц³алистовъ. Нанята была какая-то зала, я явился въ полномъ облачен³и, и оказалось, что я нахожусь въ обществѣ бывшихъ солдатъ, какихъ-то прачекъ и кухарокъ изъ Полекъ, изъ Ирландокъ, изъ Англичанокъ, а мой другъ и пр³ятель Абихтъ ходилъ, глубокомысленно поправлялъ очки и сообщалъ мнѣ, что надобно имѣть дѣло съ настоящею демократ³ей, что, можетъ-быть, грубость ихъ до нѣкоторой степени непр³ятна для человѣка, вращающагося въ высшемъ (?) обществѣ, но что интересы дѣла того требуютъ. Я согласился, и волей-неволей очутился въ какой-то задней комнаткѣ, гдѣ, покуда гремѣла музыка въ большой залѣ, сидѣли за кружками пива полковникъ Оборск³й, ма³оръ Беньёвск³й и фельдфебель Журавск³й. Весь вечеръ я провелъ съ ними. Что дѣлалъ Абихтъ, танцовалъ ли онъ или не танцовалъ, я не знаю, но убѣжденъ, что онъ танцовалъ во имя принципа, для того чтобы заявить себя демократомъ, соц³алистомъ, для того чтобъ его знали, для того чтобы пр³обрѣсти вл³ян³е на парт³ю. Ма³оръ Беньёвск³й, съ которымъ мы тогда чуть не въ первый разъ познакомились, высок³й, толстый старикъ, въ черномъ парикѣ, въ неизмѣнно бѣломъ парусинномъ жилетѣ и въ черномъ сюртукѣ или фракѣ, съ перстнями на пальцахъ, атаковалъ меня, бывшаго Петербуржца, разспросами объ его старыхъ петербургскихъ знакомыхъ.

   - Скажите, пожалуста, допрашивалъ меня старикъ, - не знали ли вы въ Петербургѣ Семена Андреевича Быкова?

   - Нѣтъ, не знавалъ.

   - Экая жалость! Это былъ такой славный малый! Когда нашъ полкъ стоялъ въ Могилевѣ, мы съ нимъ не разъ кутили. Тогда онъ былъ, въ 28-мъ году, прапорщикомъ. Годъ тому назадъ я былъ въ Парижѣ, гляжу - по Boulevard de Sevastopol идетъ онъ. Я на него поглядѣлъ, онъ меня не узналъ. Этак³й славный малый былъ, а теперь генеральская наружность у него. Эхъ, какъ жалко что вы его не знали! А не знали ли вы моего хорошаго товарища Щеголева? Славный былъ малый, лихой былъ такой парень, повѣса. Теперь онъ, должно-быть, или полковникъ, или генералъ. Не знавали?

   - Нѣтъ, не знавалъ.

   - Эхъ, жалко! А знали ли вы въ Петербургѣ Штрауса? Штраусъ служилъ тогда въ главномъ штабѣ. Это, должно-быть, было въ 25-мъ году. Что онъ теперь дѣлаетъ? Какъ бы теперь узнать? Вотъ былъ парень-то: цѣлыя ночи просиживалъ за картами... а дуэль у него была, можетъ-быть слыхали, съ Казаковскимъ? Гдѣ онъ теперь? Ахъ, какъ бы мнѣ хотѣлось видѣть старыхъ пр³ятелей! Такой былъ бѣлокурый! Не знаете его?

   - Нѣтъ, не звалъ.

   - Ну такъ, стало-быть, рѣшилъ Беньёвск³й, - вы не вращались въ петербургскомъ обществѣ.

   - Нѣтъ, ма³оръ, признаюсь, не вращался.

   Гдѣ жь, въ самомъ дѣлѣ, было мнѣ, человѣку родившемуся въ 35-мъ году, вращаться въ обществѣ людей, которые за десять лѣтъ до моего рожден³я ужь были поручиками, выходили на дуэль и играли въ карты?

   Эмиграц³я, особенно старая эмиграц³я, отличается тѣмъ, что для нея, какъ для Бурбоновъ, времени какъ бы не существовало. Не разъ слыхалъ я отъ стариковъ польскихъ эмигрантовъ вопросы, что подѣлываютъ прапорщики двадцатыхъ годовъ и коллежск³е регистраторы десятыхъ годовъ. Мое невѣжество въ томъ куда подѣвались эти люди, ихъ старые пр³ятели, не разъ ставило меня въ чрезвычайно неловкое положен³е относительно этихъ стариковъ польской эмиграц³и. Они, благодаря моему незнан³ю что дѣлаютъ ихъ старые товарищи, заподазривали меня въ томъ, дѣйствительно ли я бывалъ въ Росс³и.

   Одинъ эмигрантъ, долго сидѣвш³й въ какой-то крѣпости, разказывалъ мнѣ, что номеръ объ номеръ съ нимъ сидѣлъ семидесятилѣтн³й старикъ, который, не столько за политическое дѣло сколько за собственную глупость, сумѣлъ провести почти всю свою жизнь въ казематѣ. По разказамъ сторожей и смотрителя, этотъ старикъ только о томъ и мечталъ, какъ его помилуютъ, какъ онъ выйдетъ изъ крѣпости, какъ онъ кутнетъ годикъ или два, потомъ остепенится, женится на красавицѣ съ приданымъ и заживетъ себѣ въ свое полное удовольств³е. Старики-эмигранты имѣютъ подобное воззрѣн³е на свою родину. Имъ кажется, что кто тридцать лѣтъ тому назадъ имѣлъ вл³ян³е на дѣла, тотъ и до сихъ поръ сила и власть. Людямъ, долго не жившимъ на родинѣ, все кажется, что старое живо, что кутила-мученикъ Федосѣевъ тѣмъ же кутилой-мученикомъ Федосѣевымъ и остался, и имъ не вѣрится, что у этого кутилы-мученика на шеѣ кресты, что онъ теперь отецъ семейства, директоръ департамента, и что у той Машеньки, за которою онъ ухаживалъ, ужь не цвѣты стоятъ на окнѣ, а "съ наливками бутыли".

   Вслѣдъ затѣмъ я попалъ, опять-таки по приглашен³ю Абихта, на митингъ 29-го ноября. Этотъ митингъ былъ устроенъ лондонскими польскими соц³алистами въ пику аристократамъ и демократамъ, которые имѣли обычай справлять этотъ день. О митингѣ было объявлено въ газетахъ. Явилась как³е-то публицисты, как³е-то стенографы, как³е-то корреспонденты и цѣлая масса польскихъ солдатиковъ, ремесленниковъ, всѣхъ этихъ униженныхъ и оскорбленныхъ аристократическою парт³ей. Наемъ залы и освѣщен³е, довольно блестящее, стоили не дешево. Польск³е соц³алисты въ первый разъ явились предъ публикой и объявили торжественно, что они существуютъ какъ Польша либеральная, какъ Польша не шляхетная, какъ Польша народная, какъ Польша отрекшаяся отъ своихъ традиц³й, а въ подтвержден³е этого было поставлено знамя, на которомъ былъ нарисованъ косиньеръ. Въ рѣчахъ говорилось о надѣлѣ хлопства землей, говорилось о безусловной свободѣ вѣроисповѣдан³я, говорилось даже о братствѣ съ Русскими, о томъ что Польша и Росс³я могутъ-де быть двумя дружественными славянскими державами, спасающими славянск³й м³ръ отъ Турокъ и Австр³йцевъ, и пр. а пр. Какой-то бѣглый Еврей, занимавш³йся въ Лондонѣ издѣл³емъ тросточекъ, взошелъ на эстраду, на которой, за президентскимъ столомъ, засѣдали полковникъ Оборск³й, ма³оръ Беньёвск³й, фельдфебель Журавск³й и Абихтъ, а объявилъ, что онъ, какъ Полякъ по родинѣ, заявляетъ предъ цѣлымъ м³ромъ, что въ паден³и Польши онъ никого обвинить не можетъ, кромѣ самихъ Поляковъ.

   - Зачѣмъ, говорилъ онъ, - Поляки до такой степени недогадливы, что не пользуются тѣми нац³ональными силами, которыя есть въ нашемъ святомъ и угнетенномъ отечествѣ? Нѣсколько милл³оновъ насъ, исповѣдующихъ Моисеевъ законъ, живутъ въ Польшѣ, а Польша во дни своей свободы насъ притѣсняли, притѣсняли насъ также во дни своего рабства. Если-бы съ нами, съ гражданами Польши Моисеева закона, Поляки поступали по-человѣчески, развѣ наша молодежь, полная таланта, дѣятельная, патр³отическая, не взяла бы ружья въ руки и не пошла бы освобождать наше общее отечество отъ Московитовъ? Насъ, послѣдователей Моисеева закона, Поляки оскорбляютъ, съ насъ, какъ со скота, берется пошлина за въѣздъ въ городъ, насъ отталкиваютъ Поляки отъ народнаго дѣла, отъ дѣла общаго имъ и вамъ, и кто же виноватъ, что Поляки теряютъ сотни тысячъ воиновъ, которые сумѣли бы отстоять наше общее отечество противъ варварства казаковъ и Московитовъ?

   Все аплодировало. Газъ колебался отъ рукоплескан³й. Ма³оръ Беньёвск³й говорилъ рѣчь, полковникъ Оборск³й тоже что-то такое шамшилъ, Абихтъ, поправляя очки, произнесъ горячее слово о братствѣ народовъ, объ интересахъ цивилизац³и, о равенствѣ, о свободѣ, и наконецъ на эстраду былъ вызванъ я. Это случилось такимъ образомъ: Абихтъ вдругъ всталъ и заявилъ:

   - Ladies and genlemen (рѣчи говорились по-англ³йски), между нами находится одинъ кровный Русск³й, который сочувствуетъ нашему святому дѣлу и который оставилъ свое отечество изъ негодован³я на варварство русскаго правительства. Ladies and genlemen! Мы попросимъ его сказать свое мнѣн³е. Mister Kelsieff, pray, to come here and declare your noble opinions abont our canse..

   Въ то время я дѣйствительно искренне сочувствовалъ польскому дѣлу, и заявить "предъ лицомъ человѣчества" свое мнѣн³е мнѣ казалось дѣломъ честнымъ. Какъ я выше сказалъ, я краснѣлъ предъ Поляками за наше варварство въ отношен³и къ нимъ, и вовсе не приготовленный къ рѣчи, я всталъ и взошелъ на эстраду. Мнѣ казалось тогда, что отказаться отъ подобнаго заявлен³я было бы подло. Я явился на митингъ одѣтый запросто, въ какомъ-то пиджакѣ, такъ что счелъ за лучшее не снимать съ себя своего пальто-регланъ, сталъ предъ публикой, и заикаясь, конфузясь, произнесъ что-то въ родѣ слѣдующаго:

   - Ladies and genlemen! Повѣрьте мнѣ, какъ кровному Русскому, что у насъ у Русскихъ лежитъ на совѣсти раздѣлъ Польши, что необходимость держать войска въ Польшѣ насъ разоряетъ, и что мы, истинные русск³е патр³оты, лучшаго ничего не желаемъ, какъ освободиться отъ Поляковъ. Все что говорилось до сихъ поръ на митингѣ, говорилось объ освобожден³и Польши отъ насъ, между тѣмъ какъ не Полякамъ отъ васъ надо освободиться, а намъ отъ Поляковъ. Со временъ Петра Великаго, когда мы завоевали Польшу, наши финансы гибнутъ, наши нац³ональныя силы страдаютъ, и мы стоимъ въ фальшивомъ положен³и предъ образованнымъ м³ромъ. Ladies and genlemen! Больше мнѣ сказать вамъ нечего.

   Я поклонился и сошелъ съ эстрады. Тутъ только я припомнилъ, что такое я сказалъ, объявивъ, что Польша завоевана нами при Петрѣ Великомъ. Человѣку, не привыкшему говорить предъ публикой, ошибиться такъ легко, какъ легче быть не можетъ, и счастье мое, что мои слушатели сами не знали когда произошелъ раздѣлъ Польши, при Петрѣ Великомъ, Аннѣ, Елизаветѣ пли Екатеринѣ. На мое утѣшенье на другой день я прочелъ въ Morning Cronicle свою рѣчь и заявлен³е, что "знаменитый русск³й революц³онеръ, литераторъ, ученый и поэтъ, М. Kelsieff, произнесъ благородное слово за Польшу такого-то содержав³я, и что рѣчь его была покрыта аплодисментами всѣхъ друзей свободы" и т. д. и т. д., а Петръ Велик³й такъ и остался завоевателемъ Польши. Этотъ нелѣпый случай со мной, о которомъ я такъ откровенно докладываю моимъ читателямъ, кажется, можетъ характеризовать какъ производятся подобныя дѣла, и какъ легко заслужитъ себѣ репутац³ю знаменитаго ученаго, литератора, поэта и революц³онера. То что я сдѣлалъ отчасти по своего рода долгу службы, отчасти изъ вѣжливости, доставило мнѣ между польскими соц³алистами репутац³ю какого-то политическаго дѣятеля и навлекло на меня нерасположен³е какъ демократической, такъ и аристократической польской парт³и, за то что я произнесъ подобную великолѣпную рѣчь у соц³алистовъ, а не приберегъ ее для какого-нибудь митинга аристократовъ или демократовъ.

   Но несмотря на всѣ мои подобнаго рода успѣхи между польскими соц³алистами, я все-таки членомъ польскаго соц³алистскаго общества не сдѣлался. Абихтъ хвастался мнѣ, что собралъ капиталъ на соц³альный переворотъ въ Польшѣ, - цѣлыхъ пять ф. ст., то-есть болѣе тридцати рублей сер. Полковникъ Оборск³й пожертвовадъ фунтъ, ма³оръ Беньёвск³й пожертвовалъ фунтъ, фельдфебель пожертвовалъ фунтъ, а остальные два фунта были собраны по шиллингамъ. Я все-таки не приставалъ къ соц³алистамъ-Полякамъ и не принималъ ни малѣйшаго участ³я въ ихъ дѣлахъ, потому что и тогда уже меня сильно поражала фальшь въ ихъ отношен³яхъ къ другимъ польскимъ парт³ямъ. Они не Польши хотѣли, а выигрыша своей парт³и; имъ не отчизна была дорога, а дорого было то, что мы сдѣлаемъ, а не Мѣрославск³й и не Чарторыйск³е. Къ тому же, при всемъ моемъ тогдашнемъ невѣжествѣ въ эмигрантскихъ дѣлахъ, я не могъ не понимать, что на полковникѣ и старикѣ ма³орѣ далеко уѣхать нельзя, и что польскаго дѣла ни какъ не вывезутъ польск³е мастеровые и фабриканты тросточекъ. Это было однимъ изъ моихъ первыхъ разочарован³й въ способностяхъ и силахъ какой бы то ни было эмиграц³и.

   Абихтъ постоянно твердилъ мнѣ, что у польскихъ лондонскихъ соц³алистовъ связи огромныя.

   - Видите ли, говорилъ онъ, - само собою разумѣется, все это простонародье, но намъ именно простонародье и нужно. Вотъ у этой прачки, которую я вамъ тогда на балѣ показывалъ, есть около Сувалокъ дядя, столяръ, который пользуется тамъ огромнымъ уважен³емъ. У этого бѣглаго солдата братъ есть близко Ломжи, богатый мужикъ, большой патр³отъ. У Журавскаго есть племянникъ въ Варшавѣ, перчаточникъ, который имѣетъ огромное вл³ян³е на своихъ товарищей, такъ что если мы отсюда, изъ Лондона, пошлемъ имъ письма, а еще лучше прокламац³и, то дѣло соц³ализма въ Польшѣ будетъ сдѣлано. Народъ надо поднять, а нашъ народъ, какъ вы совершенно справедливо говорите, до сихъ поръ былъ забитъ шляхтой. Надо начинать снизу, сначала, со свѣжихъ соковъ народа.

   Когда Абихтъ это говорилъ, онъ принималъ таинственный видъ, угрюмо поправлялъ очки и, казалось, будто рѣшалъ судьбы Польши и судьбы прогресса, и все это было совершенно искренно.

   Но вдругъ произошелъ слѣдующаго рода скандалъ. Изъ прусскихъ газетъ оказалось, что въ Лондонѣ существуетъ польское революц³онное соц³алистское общество, которое изволитъ посылать возмутительныя письма въ Познань. Дѣло объ этомъ поднялъ въ берлинскомъ сеймѣ депутатъ г. Неголевск³й, обвиняя прусскую полиц³ю въ томъ, что она сама подстрекаетъ познанскихъ Поляковъ къ заговорамъ.

   "Какая-то сволочь изъ Поляковъ, говорилъ г. Неголевск³й, проживающая въ Лондонѣ, изволила оттуда посылать прокламац³и и письма къ намъ въ Познань. Въ Лондонѣ, благодаря англ³йскому гостепр³имству, укрывается все презрѣнное и ничтожное; польск³е помои находятъ тамъ пр³ютъ. Эти помои имѣли дерзость писать къ жителямъ нашего края возмутительныя письма и посылать имъ прокламац³и, въ которыхъ жители вашего края приглашались къ возстан³ю противъ его величества нашего короля. Эти письма до нашихъ гражданъ не дошли, а были распечатаны нашею прусскою полиц³ей, которая, вмѣсто того чтобы не обращать на нихъ вниман³я, какъ и слѣдовало бы сдѣлать, изволила отвѣчать этимъ эмигрантамъ, войти съ ними въ заговоръ, для того чтобы развѣдать ихъ тайныя намѣрен³я, такъ что лондонск³е эмигранты, какой-то Абихтъ, какой-то фельдфебелъ Журавск³й, какой-то полковникъ Оборск³й и какой-то ма³оръ Беньёвск³й изволили переписываться съ нашею прусскою полиц³ей о томъ какъ возстановить Польшу во имя соц³ализма. Люди, которые посылаютъ по почтѣ подобныя письма къ разнымъ сапожникамъ, крестьянамъ и мелкамъ чиновникамъ, уже сами по себѣ уважен³я не заслуживаютъ, потому что эти мелк³е ремесленники и мелк³е чиновники никакого вл³ян³я въ краѣ не имѣютъ и никакой инсуррекц³и произвести не могутъ. Наша прусская полиц³я сыграла при этомъ роль весьма некрасивую, и я покорнѣйше прошу многоуважаемую палату заявить свое мнѣн³е о подобнаго рода поступкѣ нашей полиц³и, и прошу именно потому, что эти несчастные - одни арестованы, а друг³е находятся подъ надзоромъ. Сволочь, проживающая въ Лондонѣ, почему-то считала этихъ людей своими агентами. Они рѣшительно ни въ чемъ не виноваты, развѣ только въ родствѣ съ лондонскою сволочью или въ старомъ знакомствѣ съ нею."

   Берлинская палата депутатовъ смекнула въ чемъ дѣло, дала полиц³и подобающ³й нагоняй, какого-то полицеймейстера гдѣ-то заставили подать въ отставку, квартальныхъ, которые переписывались съ лондонскими соц³алистами, уволили отъ службы, но скандалъ вышелъ такой, что нѣсколько мѣсяцевъ сряду ни полковникъ Оборск³й, ни фельдфебелъ Журавск³й, ни ма³оръ Беньёвск³й, ни мой другъ Абихтъ никуда носа не показывали.

   Какъ я выше сказалъ, Абихтъ былъ наборщикомъ въ русской типограф³и, былъ наборщикомъ потому, что въ Лондонѣ дѣйствительно трудно найти средства существован³я. Въ этой типограф³и бывали даже русск³е аристократы по происхожден³ю. Въ Лондонѣ, для того чтобъ имѣть кусокъ хлѣба, надо имѣть связи, надо имѣть то, что Англичане называютъ reference, а reference достается въ Англ³и съ великимъ трудомъ, такъ что зван³е наборщика для Абихта было зван³емъ вовсе не унизительнымъ. Десятки тысячъ Поляковъ рады были бы сдѣлаться наборщиками, если-бы кто-нибудь пустилъ ихъ въ свою типограф³ю. Но скандалъ съ прусскою полиц³ей и презрительный отзывъ о лондонскихъ польскихъ эмигрантахъ г. Неголевскаго сдѣлали то, что Абихту пришлось въ Лондонѣ солоно. Онъ разомъ свалился съ высоты своего велич³я, какъ скоро оказалось, что въ то самое время когда онъ завѣрялъ всѣхъ что дѣлаетъ дѣло, онъ переписывался съ прусскою полиц³ей и былъ проведенъ какъ школьникъ. Нуженъ былъ исходъ, и исходъ нашелся только въ томъ чтобы покинуть Лондонъ и перебраться на континентъ.

   У Абихта былъ пр³ятель Англичанинъ, наборщикъ въ одной лондонской типограф³и. Абихтъ уговорилъ его достать ему по дружбѣ англ³йск³й паспортъ на англ³йское имя, распростился съ нами и уѣхалъ въ Парижъ.

   Прошло что-то съ полгода, мы объ Абихтѣ и забыли, какъ вдругъ въ одинъ прекрасный вечеръ отворяются двери моего кабинета, и я вижу предъ собой это длинное лицо, высок³й лобъ и стальные очки.

   - Абихтъ! Какими судьбами?

   - Прямо изъ Парижа, отвѣчаетъ онъ мнѣ - пр³ѣхалъ сюда чтобы покончить нѣкоторыя дѣла.

   И онъ говорилъ "нѣкоторыя дѣла" такъ таинственно, что я не счелъ себя въ правѣ разспрашивать его какого рода дѣлами онъ занимается.

   - Что жь вы дѣлаете въ Парижѣ, батюшка мой?

   - Въ типограф³и въ одной работаю. Знаете, если ужь судьба поставила меня наборщикомъ, то надо ей покориться и заниматься наборомъ. Другаго исхода еще покуда нѣтъ, но я сошелся между дѣломъ съ Мѣрославскимъ.

   - Э, это дѣло доброе: Мѣрославск³й, предводитель демократовъ, по тѣмъ свѣдѣн³ямъ как³я я о немъ имѣю, человѣкъ, должно-быть, не совсѣмъ глупый.

   - Да, онъ не глупъ, но недостаточно развитъ. Я у него теперь почти секретарь и развиваю его. Знаете, это человѣкъ съ именемъ, человѣкъ пользующ³йся между Поляками нѣкоторымъ уважен³емъ, и которымъ пренебрегать не слѣдуетъ. только, къ несчастью, онъ не понимаетъ вопросовъ. Я стараюсь его развить и, по всей вѣроятности, успѣваю въ этомъ.

   - Молодецъ вы, Абихтъ, а вы надѣетесь, что успѣете?

   - Само собою разумѣется. Онъ генералъ и хотя, по моему мнѣн³ю, больше теоретикъ чѣмъ практикъ, однако надо имъ воспользоваться. Онъ имѣетъ имя, а у меня имени нѣтъ, поэтому пускай онъ будетъ оруд³емъ въ моихъ рукахъ. Согласитесь съ тѣмъ, что для дѣла нужны тоже и военные, а военные съ именемъ, за которыми пойдетъ масса, люди весьма полезные. Надо ихъ эксплуатировать. Я развиваю его, и онъ человѣкъ неглупый, начинаетъ кое-что понимать.

   Тогда я Мѣрославскаго еще не видалъ, но мнѣ странно казалось, чтобы нашъ Абихтъ могъ имѣть на него вл³ян³е. Познакомился я съ нимъ что-то черезъ полгода, въ Парижѣ, при слѣдующихъ, довольно комичныхъ обстоятельствахъ. Былъ у меня знакомый, одинъ нѣмецк³й соц³алистъ, который хотѣлъ польск³й вопросъ изъ нац³ональнаго, обратить въ соц³алистическ³й. Съ этимъ господиномъ встрѣтились мы въ Парижѣ, и онъ съ первыхъ словъ заявилъ мнѣ, что знакомъ съ Мѣрославскимъ и старается имѣть на него вл³ян³е. Приглашен³е съѣздить къ Мѣрославскому и потолковать съ нимъ - вещь такая, отъ к