iv align="justify"> Спокойство лишь одно приятно, вожделенно!
Так мыслил я всегда; так мысля, поседел;
Так мысля, целый век я свой провел блаженно!
Уж близок мой конец, уж восемьдесят крат
Природы видел я блистательный наряд,
И снова зрел луга, красы своей лишенны,
Увядшие поля и рощи обнаженны
Вкруг хижины моей; но дни мои, весне
Подобно золотой, промчались в тишине
На лоне радости, спокойствия и счастья...
Но ах!.. и юная весна не без ненастья!
Кто в мире роковых ударов избежал?
Увы, давно ль, давно ль похитила судьбина
Другого у меня любезнейшего сына?
Давно ли в горести я слезы проливал?
Ах! для меня тогда и ясное светило
Во тьме являлося, во тьме и заходило!
Давно ль, воспомню я, среди спокойных волн
Меня внезапу ветр и буря заставали
И в гневе ярых сил мой легкий, утлый челн
То вдруг в бездонну хлябь, то вдруг до туч кидали?
Во мраке запада сверкал багровый луч,
И страшный гром, гремя по ребрам черных туч,
Из края в край небес пылающих катился;
Сокрылись рыб стада морей во глубину;
Один лишь я во мгле ревущих волн носился,
И каждую считал чудовищем волну,
И в ужасе везде лишь видел смерть одну!
Но Бог в знак тишины простер свою десницу;
Исчезли облака и яркую денницу
Явили в небесах, и разъяренный вал,
Ударясь о брега, в последний восстенал;
И воды, отразясь, блеснули жидким златом,
Повеял по волнам усталым тихий ветр;
И рыбы, появясь игривым шумным стадом
Из глубины морей, из тихих водных недр,
Сребристой чешуей лоснясь, блестя, сверкая,
Взыграли в радости по влаге голубой...
Все возвестило мир, отраду и покой!
Прошедши ужасы и бедства забывая,
На солнце красное с восторгом я взирал
И к Богу, моему Спасителю, взывая,
Восхитился душой и слезы проливал...
Но вот уже меня могила ожидает,
Могила, тихое пристанище пловцов!
Отрадно к ней мудрец желанье простирает;
Он видит в ней от бурь житейских верный кров,
Спокоен, радостен, безоблачен и ясен
Последний будет час счастливых дней моих;
Как утро вешнее, величествен, прекрасен;
Как полдень летния погоды, светл и тих,
О, старости моей отрада! сын бесценный!
Будь добродетели любитель неизменный!
Да видя красоту души твоей благой,
Сойду в безмолвный гроб нетрепетной ногой!
При сем, на грудь отца склоняся в умиленьи,
Воскликнул юноша: "Нет! нет! родитель мой!
"Ты не умрешь еще: Святое Провиденье
"Тебя мне сохранит в отраду, в утешенье".
И слезы полились из глаз его рекой.
Меж тем на озеро спустилась ночь со мглой,
И светлая луна в сиянии багряном
Из моря выплыла, одетая туманом;
И старец, кинув сеть по шумным тростникам,
Спокойно полетел к домашним берегам.
Прошла весна и вновь она явилась в поле;
Но старца мудрого уж не застала боле.
Давно уж нежный сын оплакал смерть его:
Какой-то дивный страх, какой-то хлад священный
Он в сердце чувствовал, как скоро вид бесценный
Ирина мудрого являлся пред него.
Как заповеди, чтил отцовски наставленья,
Как полевой цветок, вдали от света цвел,
И счастие в простой природе он обрел,
И неба на него сошло благословенье,
И целый век его подобился весне,
Цветущей в радости и в мирной тишине.
1 На задней обложке целой тетрадки, в которую вписано это стихотворение, имеется подпись (очевидно Фусса): Neujahrsgeschenk. No 7, 1815 г.
Следующая пьеса - два отрывка из комедии в 5 действиях, переведенной с французского - соч. Du Cerceau "Григорий или герцог Бургундский" {О ней и ее содержании и о своем переводе ее (предприятии, которое заставило потом автора жалеть о потраченном труде) Илличевский подробно пишет Фуссу в письмах от 28 ноября и 12 декабря 1815 г. См. выше. - Печатать эти отрывки не находим нужным.}.
1) Отрывок из комедии: Григорий.
(Действие 1. Явление 2).
Валер, офицер и Карманьол, слуга его (отрывок заключает в себе диалог этих 2-х лиц) {На листке пометка: No 8, 1815 г.}.
2) Второй отрывок из комедии: Григорий.
(Действие 2. Явление 3).
Григорий, спящий в креслах, - потом Оргон, придворный (отрывок побольше первого; диалог двух названных лиц) {На задн. странице пометка: No 9, г. 1815. Тут же карандашом по-немецки (вероятно Фуссом) набросан какой-то список или оглавление (пьес?).}.
Мадагаскарские песни1
I
Победитель
Кто дерзкий вызвать смел на битву Ампанани?
Уже копье блестит в его могучей длани -
Ужасен быстрый ход - ужасен, грозен взор.
Прелестный сын его, как кедр зеленых гор,
Стремится вместе с ним, закону битв покорный.
О ветры бурные! щадите кедр нагорный.
Бесчислен сонм врагов - несметна мочь его -
Но сильный вождь в толпе лишь ищет одного;
Обрел - уже в полях крутится подвиг брани.
Враг первый поразил ударом Ампанани,
Но Ампанани кровь без мщенья не течет:
Погибни, юноша, во цвете славных лет!
Погиб - и в строй врагов помчалося смятенье,
Страх объял души всех и трепет все сердца:
Так в бурный час грозы колеблются леса.
Им бремя меч и щит - им бегство все спасенье,
Но смерть находит их и средь родимых стен -
И домы их во прах и чады их во плен!
И победители с полей войны кровавой
Текут в домы свои с веселием и славой.
Добыча их - стада отличныя волной,
Отвагой пленники и девы красотой.
Повсюду слышен стон; Невинность, ты едина
Смеешься всякий час - и в узах властелина!
1 С пометкой в конце: No 10, 1816 г.
II
Гостеприимство
Цвет любови - Нагандова,
Прелесть сердца и очей!
Отведи сего младова
Гостя к хижине своей.
Не богатыми коврами
Ложе радости покрой,
Но весенними цветами,
Равными тебе красой.
И со груди белоснежной
Скинь стыдливости покров;
Пусть узрит с улыбкой нежной
Он в глазах твоих любовь.
Если ж пламенно желанье
Огнь зажжет в его крови,
Сладко дай ему лобзанье
С тихим трепетом любви.
Если ж он в час томной лени
Скажет: время нам заснуть!
Сядь к нему ты на колени
И склонись лицом на грудь.
И пусть будет он счастливым,
Пусть твой будет сладок сон...
Но уже лучом стыдливым
Светит утра небосклон, -
Встань, проснись, беспечна младость!
Долго ль счастью ждать конца?
В юноше блистает радость,
В деве томность и краса.
К этим посланным автором своему старому товарищу произведениям следует присоединить ряд стихотворных обращений Илличевского к Фуссу в самих письмах. (См. выше письма: 1-ое (9 февр. 1812 г.), 8-е (2 ноября 1814 г.), 9-ое (10 дек. 1814 г.), 10-е (25 февр. 1815 г.), 11-е (21 июня 1815 г.), 13-е (22 сент. 1815 г.) и 20-е (28 февр. 1816 г.)).
2. В листках "Лицейской Антологии", сборнике, составленном самим Илличевским, находятся несколько мелких его стихов (эпиграммы), в своем месте приведенные: "Куда спесив учтивый Брут", "На музыканта", "Еще на Пучкову", ("Зачем об инвалидной доле"). Ему же вероятно принадлежат: Двустишие ("Ты знаешь: этого урода") и "Другое завещание".
В Матюшкинской тетради помещены те же две эпиграммы: "На музыканта" и "На Пучкову".
В тетрадях Грота помещены - в отделе "ненапечатанных" пьес: 1. Надежда. 2. К Надежде. 3. Перерождение. 4. От живописца. 5. В альбом Малиновскому. В отделе напечатанных: "Роза" (в "Кабинете Аспазии" 1815 г.).
* * *
Звонящий колокол, всеобщий ужас, страх
Влечет к себе народ рассеянный в лесах.
Воззри, великий Бог, на сонмы их просящи
В моленьи искренном за все труды наград.
Прости им. Но, увы, вдруг ниспадает град
И побивает их класы в полях лежащи.
* * *1
Лето, знойна дщерь природы
Идет к нам в страну;
Жар несносный, с бледным видом,
Следует за ним.
Весна убегает из наших полей;
Зефиры, утехи толпятся за ней;
Все, что ни было красой, все бежит;
Река иссыхает, ручей не журчит,
Цвет приятный трав зеленых
Блекнет на лугах;
Тень прохладна уж не в силах
Нас от зноя скрыть.
Но кинем всю горесть: все идет чредой:
Жар летний, хлад зимний, приятства весной.
Бог внемлет и дождю ниспасть повелит,
Чтоб воздух от вредных паров освежить.
1 Эта пьеса Илличевского, принадлежащая по-видимому к более позднему периоду, вошла в число "национальных песен" (она помещена в этом разряде в журн. "Мудрец-поэт", см. ниже) и была очень популярна. О ней читаем в протоколе лицейской годовщины 1828 г., писанном рукою Пушкина: "Пели известный лицейский пэан: Лето, Знойна. NB. Пушкин-Француз открыл и согласил с ним соч. Олосенька, что должно вместо общеупотребительного припева "лето знойно" петь, как выше означено" (т. е. относя знойна к "дщерь").