| Главная » Книги |
Горбунов-Посадов Иван Иванович - Песни братства и свободы, том I, 1882-1913 гг, Страница 9
Горбунов-Посадов Иван Иванович - Песни братства и свободы, том I, 1882-1913 ггвеликого отечества.
Он бросился на свою постель, не раздеваясь, в покрытых грязью сапогах с окровавленными шпорами, которых не посмел стащить денщик с своего заснувшего в одно мгновенье господина.
Лейтенант спит, порою бессвязно бормоча во сне, просыпается в давящем кошмаре и опять засыпает пьяным сном...
Снится ли ему китайская деревня, куда он только-что совершил карательную экспедицию?..
Ему донесли, что оттуда кто-то выстрелил в проходящий патруль...
Они были немедленно примерно наказаны, желтые собаки! Они были перебиты там все, большие и малые, и деревня подожжена со всех сторон.
Снится ли ему китайская девушка, которую он изнасиловал и которую потом докончили его солдаты во славу великого Германского отечества?..
Ночь переходит в двадцатый век...
И божьи звезды глядят с неба на землю и видят этого валяющегося в обесчещенном китайском храме пьяного христианского убийцу в золотых эполетах, с нежными письмами невесты в кармане, с человеческою кровью на шпорах...
Они видят за несколько верст от него дымящиеся развалины селения с человеческими трупами и крадущимися к ним дрожащими тенями нескольких чудом уцелевших китайцев...
Они видят девушку, бездыханно лежащую в бесстыдном положении, обнаженную, поруганную, с недвижными очами, и застывшем ужасе глядящими в небо...
Новый век вступает в мир.
4.
МАРШ ХРИСТИАН.
Слышите, - марша победного звуки
Шумно гремят!
Ближе и ближе штыки над полками
Ярко блестят!
Бегите, китайские псы,
Конфуциане!
Прячьтесь скорее в норы свои, -
Это идут христиане
Жечь вас, и грабить, и вешать, чтоб вечно
Помнили вы,
Как беспощадны в кровавой расправе
Прусские львы.
Бегите, китайские псы,
Конфуциане!
Прячьтесь скорее в норы свои, -
Это идут христиане!
Там, где пройдут они, будут селенья
Ваши пылать!
Там, где пройдут они, вороны будут
Трупы клевать.
Бегите, китайские псы,
Конфуциане!
Прячьтесь скорее в норы свои, -
Это идут христиане!
Кайзер Вильгельм приказал им, пылая
Веры огнем,
Вам проповедывать веру Христову
В сердце штыком!
Бегите, китайские псы,
Конфуциане!
Прячьтесь скорее в норы свои, -
Это идут христиане!
5.
БЛАГОВЕЩЕНСК.
Холодные волны Амура
Раздутые трупы несут.
К Великому Тихому морю
Китайские трупы плывут.
Проносятся старцы рекою,
И юные лица, полны
Застывшего ужаса смерти,
Глядят из прозрачной волны.
Проносятся женщины, деток
Прижав ледяною рукой
К недвижному сердцу... И к морю
Несутся холодной рекой.
Там ждут их в пучине акулы.
Но люди вверху им страшней!
Казацкие страшные плети
Не свищут в пучине морей.
Там нет христиан со штыками,
Топящих в Амуре людей
За то лишь, что желты их лица
И узок разрез их очей!
Холодные волны Амура
Раздутые трупы несут...
К Великому Тихому морю
Китайские трупы плывут...
6.
ВОЛКИ.
За дымящимся кровью солдатским штыком
Вторгаются в недра Китая купец и банкир европейский.
Жадно они с раскрытым спешат кошельком,
Как волки, за каждой громадной резнёю злодейской.
Самый огромный барыш - с крови людской!
Купец и банкир, по пятам за солдатом-убийцей и вором,
Как ловкий палач беспощадной петлей,
Торговым задушат Китай договором.
Хрипя под кровавым христианским ножом,
Китай все отдаст, кровью тысяч несчастных сынов истекая,
И Царь-Капитал, как вампир, в ненасытном стремленьи своем
Победно вопьется в огромное тело Китая.
7.
ЦАРЬ-КАПИТАЛ.
Царь-Капитал, для тебя на хрипящее горло Китая
Солдат наступил кровавым своим сапогом,
Для тебя, насилуя жен и мужей убивая,
Оскверняя могилы, храмы сжигая,
Пьяный идет он с дымящимся кровью штыком!
Царь-Капитал, для тебя, вдоль обоих полушарий земных,
Миллионы рабов, изнуренных, покорных, немых,
Под палящим, тропическим солнца лучом,
Под морозом, под вьюгой, под льдом,
По колена и грязи и в крови,
День и ночь создают миллиарды твои.
На цветущих равнинах, на глади морей,
Где на солнце блестят паруса бедняков рыбарей,
Где богатства несут на себе корабли-великаны,
На песках, где верблюдов бредут караваны,
В логовищах нагих дикарей,
В черных недрах копей, в рудниках диких скал,
Пьешь ты кровь своих жертв, Царь земли - Капитал!
Из желтых, из белых, из красных, из черных
Глоток за глотком выпиваешь ты кровь.
Миллионы рабов твоих - белых и черных,
В нужде, в страданьях, в истязаньях позорных,
Гибнут, гибнут!.. Но работают новые вновь
Миллионы рабов - желтых, белых, красных и черных,
Отдавая тебе свою кровь,
Жизнь свою беспощадно губя,
Царь земли, Капитал, для тебя!
СМЕРТЬ ПРИБЛИЖАЕТСЯ.
О, боже мой, открой душе
Его пути свои,
Дай успокоиться ему
В твоей святой любви.
Дай радость видеть вечный свет,
Дай вечно жить с тобой
Освобожденной от грехов
Бессмертною душой.
Из праха в жизнь, из мрака в свет
Своей рукой ведя,
Ты счастье вечное ему
Откроешь, - верю я.
Ты слиться дашь его душе
С твоей святой душой.
Так в океан бежит ручей
Чуть слышною волной.
О, дорог каждый луч души
Тебе твоих детей,
Ты всех сбираешь их в душе
Вселюбящей своей.
В твоей любви - жизнь жизни всей
И радость без конца...
Прими, отец, и успокой
Усталого отца.
Ночью в последние
часы отца.
ГИМН БРАТСТВУ.
Для вечного мира, для вечного братства
Земля нам дана!
Не силой, не славой, не блеском богатства,
Любовью святою одною полна
Да будет она!
Да будет одно лишь оружье - лопаты
Да сохи блестеть под людскою рукой!
Пусть армий труда лишь мы будем солдаты,
Пусть сеет наш дружный, могучий наш строй
Одну только жизнь, а не смерть пред собой!
Пусть будет союз наш свободным союзом
Одним только братством сомкнутых людей,
В котором нет места границам и узам,
В котором народы тесней и тесней
Сливаются в мирной работе своей!
Да станет кровавая, дикая слава
Героев насилья - позором для них!
Да станет сильнейшего подлое право -
Попранье великих заветов святых -
Гнуснейшим из всех преступлений людских!
Да свержена власть твоя будет, богатство,
Из слез и из крови рожденное зло,
Созданье обмана, насилья и рабства!
Да рушится все, что к земле пригнело
Забитых рабов капитала чело!
Да станет земля вся землею народа,
Свободного сына свободная мать!
Приди же к нам, Братство, приди к нам, Свобода!
Народ наш не в силах уж больше страдать...
Придите же хлеб и любовь ему дать!
Восстанем же все на борьбу со страданьем!
Пусть будет вождем между нами лишь тот,
Чье сердце безмерным полно состраданьем,
Чье слово ведет все вперед и вперед
В бескровный, но тяжкий, великий поход!
И будет один лишь девиз "Человечность!"
На знамени нашем победно сиять!
Проклятий и стонов и слез бесконечность
Мы в силах, о братья! мы властны прервать,
Сплотившись в одну Человечности рать!
И гимн лишь один, гимн любви бесконечной,
Гимн к братству, как к солнцу, влекущий людей,
Звучит пусть над нами и ныне, и вечно,
Над всею землей, все сильней и сильней!
Да придет, Любовь, твое царство над ней!
Для вечного мира, для вечного братства
Земля нам дана!
Не силой, не славой, не блеском богатства
Любовью святою одною полна
Да будет она!
Помещено в сборнике "Братская кровь" арестованном и уничтоженном царскою цензурою. Эта-же цензура вырезала это стихотворение с нотами для него из сборника песен А. К. Чертковой.
1902 г.
СВИНЦОВАЯ ПЫЛЬ.
1.
Над кассами со свинцовыми буквами
Склоняются бледные лица наборщиков,
Движутся быстро привычные руки.
Буква за буквой прижимаются друг к дружке,
И набрано слово. И набраны строки. И готова полоса
И полоса за полосою
Соединяются в стройные колонны текста, -
Стройные колонны, которые торжественным маршем
Войдут в человеческое сознание.
Над кассами со свинцовыми буквами
Склоняются бледные лица наборщиков.
Они бледны, они осунувшиеся - эти лица.
С этих свинцовых строк
Поднимается незримый враг наборщика -
Свинцовая пыль.
Она оседает на лицах наборщиков,
Она проникает в их легкие,
Она садится на их движущиеся от кассы к верстатке руки,
С рук переходит к ним на уста,
Ядовитая свинцовая пыль,
Тонкий яд, незримо отравляющий,
Разрушающий легкие наборщика.
2.
Товарищи-писатели! Помним ли мы об этом?
Помним ли мы, что за набор наших произведений
Наши братья рабочие, братья наборщики,
Платятся отравой,
Медленно отнимающей у них жизнь?
Помним ли мы, вспоминаем ли мы,
Что у матери наборщика
Нередко милый сын умирает,
Подточенный чахоткою,
Когда бы ему только жить и работать
И светиться молодою жизнью!
Помним ли мы, что у жен наборщиков
Смерть преждевременно уносит мужей?
Что у детей наборщиков умирает раньше времени
Отец, кормилец, набирающий, полоса за полосою,
Наши рассказы, поэмы, романы.
Наши сказки, наши философствования,
Наши бесконечные научные тома.
3.
Товарищи-писатели! Если вы помните это,
Зачем вы пишете в своих книгах всякий вздор,
Поэмы о том, какие у вас любовницы,
Романы о том, как мужчины и женщины занимаются игрой
в соблазненье друг друга,
Стихи, воспевающие войны, человеческие бойни,
Поющие гимны мировым насильникам,
И всякую чепуху, которая приходит в голову
И только замусоривает человеческий разум, -
Такие поэмы и философии, которые не может хорошо понять
Ни один рабочий человек в мире,
У которого здоровая голова на плечах.
Вы забавляетесь, порою, всяким вздором,
Тогда как это стоит людям жизни.
4.
Товарищи-писатели! К ответу
Зовет нас эта свинцовая пыль,
Которая отравляет легкие рабочего!
Товарищи-писатели! Прежде чем написать страницу,
Которую должен набрать наш брат наборщик
С опасностью для своей жизни,
Подумаем о том, что мы пишем!
Наше слово должно быть полно значенья,
Полно глубокого смысла, ясного света истины
Иль чистой радости, чистого, светлого веселья,
Озаряющего радостным светом досуг трудового народа.
А если нет, - бросим, бросим наше ненужное, пустое слово,
Долой его от кассы наборщика, -
Оно не стоит братской человеческой жизни!
Товарищи-писатели! К великому ответу
Призывает нас свинцовая пыль!
ВРАГИ.
(Эпизод из франко-прусской войны).
(У картины Гарраха).
1.
Сияло солнце в небесах,
И птицы где-то звонко пели.
А в окровавленных кустах
Два трупа страшные чернели.
Один пруссак был, а другой
Французских войск тюркос несчастный.
Их свел сегодня этот бой -
Безумный, дикий и ужасный!
Еще в ночной, угрюмой мгле,
Когда тяжелыми клубами
Туманы стлались по земле,
В ночной, как саван, белой мгле,
Звеня примкнутыми штыками,
К врагам уж кралися враги,
И пули воздух бороздили,
И бомбы красные круги
Зловеще на небе чертили.
Когда ж испуганным лучом
Долину солнце озарило,
То вся она была кругом
Одна огромная могила.
Но меж недвижных мертвецов
В смертельных муках трепетали
Тела живых еще бойцов.
Они хрипели и стонали,
Но без следа их крик тонул, -
Ничей ответ не доносился...
И только пушек дальний гул
Над их страданьями глумился.
2.
Под виноградника кустом,
В висок прикладом оглушенный,
В живот проколотый штыком,
С ногой гранатой раздробленной,
Весь кровью залитый, лежал
Тюркос и, жаждою палимый,
Зубами тяжко скрежетал
От муки он невыразимой.
Горящий, дикий взор его
Бродил вокруг в изнеможеньи...
.............................................
Кто это стонет близ него?
Иль это бред его мучений?..
Он поднял вверх свой мутный взгляд:
Пред ним на пригорке, стеная,
Лежал истерзанный солдат
Немецкий, кровью истекая.
Вчера цветущий, молодой,
Теперь, как падаль, он валялся
И раны слабою рукой
Зажать лоскутьями пытался.
Как зверь следил за ним тюркос...
Вот, сняв с ремня с водою фляжку,
Солдат к губам ее поднес,
Глотнул... вздохнул глубоко, тяжко
Еще отпил два, три глотка...
Потом откинулся в бессильи...
...........................................
"Вода! там у него вода!"
Собрав последние усилья,
Схватясь рукой за ближний куст,
Тюркос перед врагом поднялся,
И крик с покрытых пеной уст
Нечеловеческий сорвался...
И вновь на землю он упал
И, с дрожью простирая руки
К воде, он что-то лепетал,
Рыдая, как дитя, от муки.
И понял враг без слов, душой.
Язык ужасного страданья!
С минуту шел в нем тяжкий бой
Меж первой искрой состраданья
И страхом тяжким за себя...
Но жалость все же победила,
И чуть, ворочаясь, рука
К тюркосу флягу опустила.
Там руки черные ее
С безумной жадностью схватили;
К устам запекшимся ее
Они прижали и застыли...
.............................................
Вернуть назад врагу потом
Хотел тюркос... Но уж не в силах
Был двинуться...
Все тише в нем
Струилась кровь в немевших жилах...
Так час прошел... В дали холмов
Замолк чуть слышный гул орудий...
И тихо замер средь кустов
Последний вздох из черной груди,
И ноги вытянул бедняк...
А там, над ним, средь лужи крови,
Недвижный, стыл уже пруссак.
3.
Сияло солнце в небесах,
И птицы где-то звонко пели...
А в окровавленных кустах
Два трупа страшные чернели.
То больше не были враги,
То были два несчастных брата,
Рожденные для ласк любви
И в бойне сгибшие проклятой!
А те, которые сюда
Их убивать и жечь пригнали, -
Те, в этот самый час утра,
В постелях шелковых лежали
И сладко нежились... Что им
До этих тел в грязи кровавой?!.
Что им пожарищ сельских дым
В сравненьи с новою их славой.
С добычей новых городов
И, жить привыкнувших в оковах,
Плененных стад немых рабов,
Стать мясом пушечным готовых?!..
Было напечатано в сборнике "Братская Кровь", уничтоженном царскою цензурою.
1903 г.
ПОД ГАРМОНИКУ.
Под гармонику-певунью,
Под двухрядную мою,
Всем голубчикам, голубкам
Невеселую спою.
Эх, фабричный, горемычный!
Под станок гудящий свой
Ты забыл красу родную -
Луг и лес родимый твой,
Как коса в лугах сверкает,
Как железо сошника
В глубь земли сырой врезает
Братьев пахарей рука.
Под гармонику-певунью,
Под двухрядную мою,
Уж простите, не судите,
Невеселую пою.
Эх, фабричная молодка!
Под докучный свист машин
Ты забыла песни детства
И цветы родных долин,
Как над травкой, над зеленой
Заливалась соловьем,
Как плыла лебедкой белой
В хороводе ты своем.
Под гармонику-певунью,
Под двухрядную мою,
Всем голубчикам, голубкам
Невеселую пою.
Эх, мальчишка-подмастерье!
Позабыл ты, как тебя
Провожаючи, маманька
Слезы реченькой лила.
Как ждала, что станет милый
Сын кормильцем для семьи,
А в московских он трактирах
Пропивает все гроши.
Под гармонику-певунью,
Под двухрядную мою,
Уж простите, не судите,
Невеселую пою.
Эх, вы, горничные Маши!
Не сыскать вам женихов,
Не найти семейной доли
У столичных шатунов.
По чужим людям мотаясь,
Жизнь бездольная пройдет
И в больнице, без родимых,
Одинокая замрет.
Под гармонику-певунью,
Под двухрядную мою,
Всем голубчикам, голубкам
Невеселую пою.
Что-то крепко мне кручина
В сердце бедное легла.
Не поется песнь веселья,
Песнь раздольная моя.
Не цвести цветку без солнца,
И без шири полевой
Из души не льются звонко
Песни радости живой!
* * *
Счастлив тот, кто любит все живое,
Жизни всей трепещущий поток,
Для кого в природе все родное, -
Человек, и птица, и цветок.
Счастлив тот, кто для червя и розы
Равную хранит в себе любовь,
Кто ничьи не вызвал в мире слезы
И ничью не пролил в мире кровь.
Счастлив тот, кто с юных дней прекрасных
На защите слабого стоял
И гонимых, жалких и безгласных
Всей душой и грудью защищал.
Полон мир страданьями людскими,
Полон мир страданьями зверей.
Счастлив тот, чье сердце перед ними
Билось лишь любовью горячей.
Счастлив тот, чья ласка состраданья
Для забитых, темных и немых
Облегчает тяжесть их страданья,
Боль обид, жестокостей людских.
Счастлив тот, чей голос неустанно
За теснимых пламенно звучит,
Чья душа, сквозь тучи и туманы,
Как маяк, любовью к ним горит.
ПОГРОМ.
(Памяти студента Блинова).
"Бей! Бей жидов!" неслись отвсюду крики,
И, пьяные, в крови, темны, жестоки, дики,
Они врывалися, как звери, внутрь домов,
И кровь текла растерзанных сынов
Израиля...
Что делалося там!
По окровавленным еврейским шли телам,
Беснуяся от водки и от крови, люди.
И хрипы жертв из проломленной груди
Неслись... И, средь больших, валялись 
| |
| Просмотров: 406 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры