Главная » Книги

Есенин Сергей Александрович - Собрание стихотворений, Страница 8

Есенин Сергей Александрович - Собрание стихотворений


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

>   Все равно любимая отцветет черемухой.
  
   Я отцвел, не знаю где. В пьянстве, что ли? В славе ли?
  
   В молодости нравился, а теперь оставили.
  
   Потому хорошая песня у соловушки,
  
   Песня панихидная по моей головушке.
  
   Цвела - забубенная, была - ножевая,
  
   А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
   1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Заря окликает другую,
  
   Дымится овсяная гладь...
  
   Я вспомнил тебя, дорогую,
  
   Моя одряхлевшая мать.
  
   Как прежде ходя на пригорок,
  
   Костыль свой сжимая в руке,
  
   Ты смотришь на лунный опорок,
  
   Плывущий по сонной реке.
  
   И думаешь горько, я знаю,
  
   С тревогой и грустью большой,
  
   Что сын твой по отчему краю
  
   Совсем не болеет душой.
  
   Потом ты идешь до погоста
  
   И, в камень уставясь в упор,
  
   Вздыхаешь так нежно и просто
  
   За братьев моих и сестер.
  
   Пускай мы росли ножевые,
  
   А сестры росли, как май,
  
   Ты все же глаза живые
  
   Печально не подымай.
  
   Довольно скорбеть! Довольно!
  
   И время тебе подсмотреть,
  
   Что яблоне тоже больно
  
   Терять своих листьев медь.
  
   Ведь радость бывает редко,
  
   Как вешняя звень поутру,
  
   И мне - чем сгнивать на ветках -
  
   Уж лучше сгореть на ветру.
  
   <1925>
  
   -----------------------
   x x x
  
   Ну, целуй меня, целуй,
  
   Хоть до крови, хоть до боли.
  
   Не в ладу с холодной волей
  
   Кипяток сердечных струй.
  
   Опрокинутая кружка
  
   Средь веселых не для нас.
  
   Понимай, моя подружка,
  
   На земле живут лишь раз!
  
   Оглядись спокойным взором,
  
   Посмотри: во мгле сырой
  
   Месяц, словно желтый ворон,
  
   Кружит, вьется над землей.
  
   Ну, целуй же! Так хочу я.
  
   Песню тлен пропел и мне.
  
   Видно, смерть мою почуял
  
   Тот, кто вьется в вышине.
  
   Увядающая сила!
  
   Умирать - так умирать!
  
   До кончины губы милой
  
   Я хотел бы целовать.
  
   Чтоб все время в синих дремах,
  
   Не стыдясь и не тая,
  
   В нежном шелесте черемух
  
   Раздавалось: "Я твоя".
  
   И чтоб свет над полной кружкой
  
   Легкой пеной не погас -
  
   Пей и пой, моя подружка:
  
   На земле живут лишь раз!
   1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
  
   Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.
  
   И сердце под рукой теперь больней и ближе,
  
   И чувствую сильней простое слово: друг.
  
   Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
  
   Хладеет кровь, ослабевают силы.
  
   Но донесу, как счастье, до могилы
  
   И волны Каспия, и балаханский май.
  
   Прощай, Баку! Прощай, как песнь простая!
  
   В последний раз я друга обниму...
  
   Чтоб голова его, как роза золотая,
  
   Кивала нежно мне в сиреневом дыму.
  
   Май 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Вижу сон. Дорога черная.
  
   Белый конь. Стопа упорная.
  
   И на этом на коне
  
   Едет милая ко мне.
  
   Едет, едет милая,
  
   Только нелюбимая.
  
   Эх, береза русская!
  
   Путь-дорога узкая.
  
   Эту милую, как сон,
  
   Лишь для той, в кого влюблен,
  
   Удержи ты ветками,
  
   Как руками меткими.
  
   Светит месяц. Синь и сонь.
  
   Хорошо копытит конь.
  
   Свет такой таинственный,
  
   Словно для единственной -
  
   Той, в которой тот же свет
  
   И которой в мире нет.
  
   Хулиган я, хулиган.
  
   От стихов дурак и пьян.
  
   Но и все ж за эту прыть,
  
   Чтобы сердцем не остыть,
  
   За березовую Русь
  
   С нелюбимой помирюсь.
  
   Июль 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Спит ковыль. Равнина дорогая,
  
   И свинцовой свежести полынь.
  
   Никакая родина другая
  
   Не вольет мне в грудь мою теплынь.
  
   Знать, у всех у нас такая участь,
  
   И, пожалуй, всякого спроси -
  
   Радуясь, свирепствуя и мучась,
  
   Хорошо живется на Руси?
  
   Свет луны, таинственный и длинный,
  
   Плачут вербы, шепчут тополя.
  
   Но никто под окрик журавлиный
  
   Не разлюбит отчие поля.
  
   И теперь, когда вот новым светом
  
   И моей коснулась жизнь судьбы,
  
   Все равно остался я поэтом
  
   Золотой бревенчатой избы.
  
   По ночам, прижавшись к изголовью,
  
   Вижу я, как сильного врага,
  
   Как чужая юность брызжет новью
  
   На мои поляны и луга.
  
   Но и все же, новью той теснимый,
  
   Я могу прочувственно пропеть:
  
   Дайте мне на родине любимой,
  
   Все любя, спокойно умереть!
  
   Июль 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Не вернусь я в отчий дом,
  
   Вечно странствующий странник.
  
   Об ушедшем над прудом
  
   Пусть тоскует конопляник.
  
   Пусть неровные луга
  
   Обо мне поют крапивой, -
  
   Брызжет полночью дуга,
  
   Колокольчик говорливый.
  
   Высоко стоит луна,
  
   Даже шапки не докинуть.
  
   Песне тайна не дана,
  
   Где ей жить и где погинуть.
  
   Но на склоне наших лет
  
   В отчий дом ведут дороги.
  
   Повезут глухие дроги
  
   Полутруп, полускелет.
  
   Ведь недаром с давних пор
  
   Поговорка есть в народе:
  
   Даже пес в хозяйский двор
  
   Издыхать всегда приходит.
  
   Ворочусь я в отчий дом -
  
   Жил и не жил бедный странник...
  
   . . . . . . . . . . . . . . .
  
   В синий вечер над прудом
  
   Прослезится конопляник.
  
   <1925>
  
   -----------------------
   x x x
  
   Над окошком месяц. Под окошком ветер.
  
   Облетевший тополь серебрист и светел.
  
   Дальний плач тальянки, голос одинокий -
  
   И такой родимый, и такой далекий.
  
   Плачет и смеется песня лиховая.
  
   Где ты, моя липа? Липа вековая?
  
   Я и сам когда-то в праздник спозаранку
  
   Выходил к любимой, развернув тальянку.
  
   А теперь я милой ничего не значу.
  
   Под чужую песню и смеюсь и плачу.
  
   Август 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Каждый труд благослови, удача!
  
   Рыбаку - чтоб с рыбой невода,
  
   Пахарю - чтоб плуг его и кляча
  
   Доставали хлеба на года.
  
   Воду пьют из кружек и стаканов,
  
   Из кувшинок также можно пить -
  
   Там, где омут розовых туманов
  
   Не устанет берег золотить.
  
   Хорошо лежать в траве зеленой
  
   И, впиваясь в призрачную гладь,
  
   Чей-то взгляд, ревнивый и влюбленный,
  
   На себе, уставшем, вспоминать.
  
   Коростели свищут... коростели...
  
   Потому так и светлы всегда
  
   Те, что в жизни сердцем опростели
  
   Под веселой ношею труда.
  
   Только я забыл, что я крестьянин,
  
   И теперь рассказываю сам,
  
   Соглядатай праздный, я ль не странен
  
   Дорогим мне пашням и лесам.
  
   Словно жаль кому-то и кого-то,
  
   Словно кто-то к родине отвык,
  
   И с того, поднявшись над болотом,
  
   В душу плачут чибис и кулик.
  
   Июль 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Видно, так заведено навеки -
  
   К тридцати годам перебесясь,
  
   Все сильней, прожженные калеки,
  
   С жизнью мы удерживаем связь.
  
   Милая, мне скоро стукнет тридцать,
  
   И земля милей мне с каждым днем.
  
   Оттого и сердцу стало сниться,
  
   Что горю я розовым огнем.
  
   Коль гореть, так уж гореть сгорая,
  
   И недаром в липовую цветь
  
   Вынул я кольцо у попугая -
  
   Знак того, что вместе нам сгореть.
  
   То кольцо надела мне цыганка.
  
   Сняв с руки, я дал его тебе,
  
   И теперь, когда грустит шарманка,
  
   Не могу не думать, не робеть.
  
   В голове болотный бродит омут,
  
   И на сердце изморозь и мгла:
  
   Может быть, кому-нибудь другому
  
   Ты его со смехом отдала?
  
   Может быть, целуясь до рассвета,
  
   Он тебя расспрашивает сам,
  
   Как смешного, глупого поэта
  
   Привела ты к чувственным стихам.
  
   Ну, и что ж! Пройдет и эта рана.
  
   Только горько видеть жизни край.
  
   В первый раз такого хулигана
  
   Обманул проклятый попугай.
  
   Июль 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Листья падают, листья падают.
  
   Стонет ветер,
  
   Протяжен и глух.
  
   Кто же сердце порадует?
  
   Кто его успокоит, мой друг?
  
   С отягченными веками
  
   Я смотрю и смотрю на луну.
  
   Вот опять петухи кукарекнули
  
   В обосененную тишину.
  
   Предрассветное. Синее. Раннее.
  
   И летающих звезд благодать.
  
   Загадать бы какое желание,
  
   Да не знаю, чего пожелать.
  
   Что желать под житейскою ношею,
  
   Проклиная удел свой и дом?
  
   Я хотел бы теперь хорошую
  
   Видеть девушку под окном.
  
   Чтоб с глазами она васильковыми
  
   Только мне -
  
   Не кому-нибудь -
  
   И словами и чувствами новыми
  
   Успокоила сердце и грудь.
  
   Чтоб под этою белою лунностью,
  
   Принимая счастливый удел,
  
   Я над песней не таял, не млел
  
   И с чужою веселою юностью
  
   О своей никогда не жалел.
  
   Август 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Гори, звезда моя, не падай.
  
   Роняй холодные лучи.
  
   Ведь за кладбищенской оградой
  
   Живое сердце не стучит.
  
   Ты светишь августом и рожью
  
   И наполняешь тишь полей
  
   Такой рыдалистою дрожью
  
   Неотлетевших журавлей.
  
   И, голову вздымая выше,
  
   Не то за рощей - за холмом
  
   Я снова чью-то песню слышу
  
   Про отчий край и отчий дом.
  
   И золотеющая осень,
  
   В березах убавляя сок,
  
   За всех, кого любил и бросил,
  
   Листвою плачет на песок.
  
   Я знаю, знаю. Скоро, скоро
  
   Ни по моей, ни чьей вине
  
   Под низким траурным забором
  
   Лежать придется так же мне.
  
   Погаснет ласковое пламя,
  
   И сердце превратится в прах.
  
   Друзья поставят серый камень
  
   С веселой надписью в стихах.
  
   Но, погребальной грусти внемля,
  
   Я для себя сложил бы так:
  
   Любил он родину и землю,
  
   Как любит пьяница кабак.
  
   Август 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Жизнь - обман с чарующей тоскою,
  
   Оттого так и сильна она,
  
   Что своею грубою рукою
  
   Роковые пишет письмена.
  
   Я всегда, когда глаза закрою,
  
   Говорю: "Лишь сердце потревожь,
  
   Жизнь - обман, но и она порою
  
   Украшает радостями ложь.
  
   Обратись лицом к седому небу,
  
   По луне гадая о судьбе,
  
   Успокойся, смертный, и не требуй
  
   Правды той, что не нужна тебе".
  
   Хорошо в черемуховой вьюге
  
   Думать так, что эта жизнь - стезя
  
   Пусть обманут легкие подруги,
  
   Пусть изменят легкие друзья.
  
   Пусть меня ласкают нежным словом,
  
   Пусть острее бритвы злой язык, -
  
   Я живу давно на все готовым,
  
   Ко всему безжалостно привык.
  
   Холодят мне душу эти выси,
  
   Нет тепла от звездного огня.
  
   Те, кого любил я, отреклися,
  
   Кем я жил - забыли про меня.
  
   Но и все ж, теснимый и гонимый,
  
   Я, смотря с улыбкой на зарю,
  
   На земле, мне близкой и любимой,
  
   Эту жизнь за все благодарю.
  
   Август 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
   Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело
  
   Вспомнить, что ли, юность, ту, что пролетела?
  
   Не шуми, осина, не пыли, дорога.
  
   Пусть несется песня к милой до порога.
  
   Пусть она услышит, пусть она поплачет.
  
   Ей чужая юность ничего не значит.
  
   Ну, а если значит - проживет не мучась.
  
   Где ты, моя радость? Где ты, моя участь?
  
   Лейся, песня, пуще, лейся, песня звяньше.
  
   Все равно не будет то, что было раньше.
  
   За былуп силу, гордость и осанку
  
   Только и осталась песня под тальянку.
  
   Сентябрь 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
  
  
   Сестре Шуре
  
   Я красивых таких не видел,
  
   Только, знаешь, в душе затаю
  
   Не в плохой, а в хорошей обиде -
  
   Повторяешь ты юность мою.
  
   Ты - мое васильковое слово,
  
   Я навеки люблю тебя.
  
   Как живет теперь наша корова,
  
   Грусть соломенную теребя?
  
   Запоешь ты, а мне любимо,
  
   Исцеляй меня детским сном.
  
   Отгорела ли наша рябина,
  
   Осыпаясь под белым окном?
  
   Что поет теперь мать за куделью?
  
   Я навеки покинул село,
  
   Только знаю - багряной метелью
  
   Нам листвы на крыльцо намело.
  
   Знаю то, что о нас с тобой вместе
  
   Вместо ласки и вместо слез
  
   У ворот, как о сгибшей невесте,
  
   Тихо воет покинутый пес.
  
   Но и все ж возвращаться не надо,
  
   Потому и достался не в срок,
  
   Как любовь, как печаль и отрада,
  
   Твой красивый рязанский платок.
  
   Сентябрь 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
  
  
   Сестре Шуре
  
   Ах, как много на свете кошек,
  
   Нам с тобой их не счесть никогда.
  
   Сердцу снится душистый горошек,
  
   И звенит голубая звезда.
  
   Наяву ли, в бреду иль спросонок,
  
   Только помню с далекого дня -
  
   На лежанке мурлыкал котенок,
  
   Безразлично смотря на меня.
  
   Я еще тогда был ребенок,
  
   Но под бабкину песню вскок
  
   Он бросался, как юный тигренок,
  
   На оброненный ею клубок.
  
   Все прошло. Потерял я бабку,
  
   А еще через несколько лет
  
   Из кота того сделали шапку,
  
   А ее износил наш дед.
  
   Сентябрь 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
  
  
   Сестре Шуре
  
   Ты запой мне ту песню, что прежде
  
   Напевала нам старая мать.
  
   Не жалея о сгибшей надежде,
  
   Я сумею тебе подпевать.
  
   Я ведь знаю, и мне знакомо,
  
   Потому и волнуй и тревожь -
  
   Будто я из родимого дома
  
   Слышу в голосе нежную дрожь.
  
   Ты мне пой, ну, а я с такою,
  
   Вот с такою же песней, как ты,
  
   Лишь немного глаза прикрою -
  
   Вижу вновь дорогие черты.
  
   Ты мне пой. Ведь моя отрада -
  
   Что вовек я любил не один
  
   И калитку осеннего сада,
  
   И опавшие листья с рябин.
  
   Ты мне пой, ну, а я припомню
  
   И не буду забывчиво хмур:
  
   Так приятно и так легко мне
  
   Видеть мать и тоскующих кур.
  
   Я навек за туманы и росы
  
   Полюбил у березки стан,
  
   И ее золотистые косы,
  
   И холщовый ее сарафан.
  
   Потому так и сердцу не жестко -
  
   Мне за песнею и за вином
  
   Показалась ты той березкой,
  
   Что стоит под родимым окном.
  
   Сентябрь 1925
  
   -----------------------
   x x x
  
  
  
   Сестре Шуре
  
   В этом мире я только прохожий,
  
   Ты махни мне веселой рукой.
  
   У осеннего месяца тоже
  
   Свет ласкающий, тихий такой.
  
   В первый раз я от месяца греюсь,
  
   В первый раз от прохлады согрет,
  
   И опять и живу и надеюсь
  
   На любовь, которой уж нет.
  
   Это сделала наша равнинность,
  
   Посоленная белью песка,
  
   И измятая чья-то невинность,
  
   И кому-то родная тоска.
  
   Потому и навеки не скрою,
  
   Что любить не отдельно, не врозь -
  
   Нам одною любовью с тобою
  
   Эту родину привелось.
  
   Сентябрь 1925
  
   ---------------------
   ПЕРСИДСКИЕ МОТИВЫ
   x x x
  
   Улеглась моя былая рана -
  
   Пьяный бред не гложет сердце мне.
  

Другие авторы
  • Бунин Николай Григорьевич
  • Верн Жюль
  • Корш Федор Евгеньевич
  • Бальмонт Константин Дмитриевич
  • Пруссак Владимир Васильевич
  • Чертков С.
  • Клеменц Дмитрий Александрович
  • Гутнер Михаил Наумович
  • Полевой Николай Алексеевич
  • Макаров И.
  • Другие произведения
  • Тургенев Иван Сергеевич - От редакции
  • Языков Дмитрий Дмитриевич - Материалы для "Обзора жизни и сочинений русских писателей и писательниц"
  • Мар Анна Яковлевна - М. Михайлова. Диалог мужской и женской культур в русской литературе Серебряного века: "Cogito ergo sum" - "Amo ergo sum"
  • Грот Константин Яковлевич - Грот К. Я.: Биографическая справка
  • Джеймс Уилл - Краткая библиография русских изданий
  • Ростопчин Федор Васильевич - Последние страницы, писанные графом Ростопчиным
  • Шаликов Петр Иванович - Русская песня ("Нынче я был на почтовом дворе...")
  • Неизвестные Авторы - Три Елены
  • Воровский Вацлав Вацлавович - В кривом зеркале
  • Крашенинников Степан Петрович - О заготовлении сладкой травы и о сидении из нея вина
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 452 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа