С. Елпатьевск³й. Разсказы. Том 2. С.-Петербург. 1904.
Разъ я видѣлъ въ нашемъ городѣ довольно смѣшную сцену. На толчкѣ, на самомъ юру, тамъ, гдѣ набережная поворачиваетъ къ мосту и гдѣ во время навигац³и особенно людно и шумно,- непрерывной вереницей тянутся къ пристанямъ ломовики, несутся экипажи, идетъ густая толпа - въ углублен³и старомоднаго дома стояла маленькая лохматая лошаденка въ веревочной сбруѣ, запряженная въ ту самую телѣгу-экипажъ безъ желѣза, про которую писали въ газетахъ, будто ее недавно выдумали тульск³е мужики въ виду особенно успѣшнаго развит³я русской желѣзной промышленности и которую, повидимому, переняли и мужики нашей губерн³и. Лошаденка была сѣдая, понурая кобыла, съ добрыми старыми губами и свѣтлыми печальными глазами, около нея вертѣлся голубеньк³й, какъ мышь, жеребенокъ - молоденьк³й щеголь съ гладкой примазанной шерстью, съ стоявшей задорнымъ хохолкомъ гривой и пушистымъ хвостомъ, вытягивавшимся трубой при всякихъ движен³яхъ жеребячьей души. Сѣдоки, очевидно, ушли по своимъ дѣламъ.
Въ той же впадинѣ стараго дома на приступкѣ крыльца лежалъ лотокъ съ апельсинами, а разносчикъ - молодой парень въ бѣломъ передникѣ, съ круглымъ пухлымъ лицомъ, наивными голубыми глазами и аккуратно, самымъ моднымъ фасономъ подстриженными бачками, стоялъ съ пучками зеленой травы и кормилъ жеребенка. Изрѣдка перепадало и старой кобылѣ, но, очевидно, предметомъ вниман³я молодого парня былъ жеребенокъ и, повидимому, знакомство установилось довольно прочное,- жеребенокъ довѣрчиво и благосклонно принималъ подносимые дары и, когда переставалъ ѣсть, въ знакъ пр³язни, запрокидывалъ голову и ржалъ и вытягивалъ трубой свой пушистый хвостъ, а лицо парня расплывалось широкой улыбкой. Время отъ времени разносчикъ перебѣгалъ улицу, спускался на откосъ, тянувш³йся къ рѣкѣ, и возвращался запыхавш³йся, красный и потный съ новыми пучками зеленой травы, которую онъ гдѣ-то находилъ на заросшемъ крапивой откосѣ.
И все это было очень смѣшно. Мимо катилась с³явшая въ свѣтѣ весенняго солнца огромная рѣка, по которой плыли послѣдн³я рѣдк³я льдины, только что проснувш³еся отъ зимняго сна пароходы, подчищенные, блестѣвш³е свѣжими красками, съ рѣющими на мачтахъ пестрыми флагами разбѣжались по рѣкѣ и пѣли сопрано, тенорами, басами, свистѣли флейтами, гудѣли контрабасами; въ воздухѣ висѣли крики извозчиковъ, возгласы разносчиковъ газетъ, звонки несшихся мимо электрическихъ трамваевъ, и на самомъ юру, на припёкѣ и прибоѣ большого, праздновавшаго свои именины, рѣчного города,- допотопная телѣга, старая лохматая кобыла, экспансивный жеребенокъ и этотъ парень съ элегантными бачками и расплывшимся широкой улыбкой круглымъ лицомъ, обжигавш³й себѣ пальцы крапивой и, словно городской житель деревенскихъ пр³ятелей, усердно угощавш³й лохматую лошаденку и щеголеватаго жеребенка.
Я все стоялъ и смотрѣлъ, ужъ очень красиво катилась с³явшая рѣка, очень хорошо пѣли пароходы и очень весело было смотрѣть на смѣшную группу въ темной впадинѣ стараго дома.
Прошло два года. Изрѣдка въ уличной толпѣ передо мной мелькала фигура бойко торговавшаго разносчика, но я не обращалъ на него вниман³я.
Какъ-то въ сумерки, когда я выходилъ изъ лѣчебницы и садился на извозчика, къ моей пролеткѣ подошелъ молодой человѣкъ, одѣтый въ городское пальто, въ новомъ картузѣ, съ зонтикомъ въ рукахъ.
- Словечко, господинъ докторъ... Насчетъ рода дѣятельности и вообще... Ослушать бы меня. Народу у васъ въ лѣчебницѣ много, поговорить нельзя. А серьезный бы разговоръ надо...
Онъ путался и говорилъ торопливо и держался рукой за крыло пролетки, словно боялся, что я не дослушаю его и уѣду.
- Ну, что же, воротимся? - предложилъ я.
- Нѣтъ, что ужъ... Небось устали,- не согласился онъ.- На домъ бы...
Я отвѣтилъ, что пр³емъ у меня на квартирѣ всякое утро, кромѣ праздниковъ.
- Вотъ именно... О томъ и просить хотѣлъ. Никакъ мнѣ невозможно въ будни-то. А въ праздникъ до конца обѣдни я свободенъ,- дозвольте... Покорнѣйше благодарю, господинъ докторъ,- онъ поклонился, когда я далъ соглас³е.- Только позвольте еще спросить - полтинникъ не обидно будетъ?
- Обойдется и такъ,- заговорилъ было я, но, онъ остановилъ меня:
- Даромъ я не могу,- тоже трудитесь... Самъ - рабоч³й человѣкъ, понимаю.
Въ ближайшее же воскресенье онъ явился. Было что-то въ его костюмѣ, въ томъ, какъ онъ вошелъ и какъ сидѣлъ въ креслѣ, въ той манерѣ, съ которой онъ говорилъ, медленно и тщательно подбирая слова и словно вслушиваясь въ смыслъ ихъ, почему я особенно внимательно всматривался въ него. Рѣдко чей глазъ привыкаетъ такъ быстро опредѣлять людей, какъ глазъ доктора, и тѣмъ не менѣе я не могъ рѣшить, кто этотъ человѣкъ съ спокойными, увѣренными манерами, сидѣвш³й противъ меня свободно и непринужденно, какъ будто онъ всегда сидѣлъ въ креслахъ, и вставлявш³й въ свою рѣчь литературные обороты, какъ будто давно привыкъ употреблять ихъ.
Онъ не былъ похожъ ни на рабочаго, ни на приказчика. На немъ былъ дешевеньк³й, но опрятный пиджакъ, изъ кармана котораго выглядывалъ бѣлый носовой платокъ, сапоги бураками, но безъ тѣхъ складокъ, которыя такъ любятъ артельщики и приказчики "по черному", но въ особенности приводилъ меня въ недоумѣн³е безукоризненно чистый крахмальный воротничекъ, выглядывавш³й изъ-подъ наглухо застегнутой у горла жилетки и не гармонировавш³й съ представлен³емъ ни о приказчикѣ, ни о рабочемъ, ни объ артельщикѣ. Я рѣшилъ, что онъ управляющ³й изъ какого-нибудь имѣн³я, выросш³й на господахъ и пр³обыкш³й къ чистотѣ. И весь онъ, съ наивными голубыми глазами, съ своимъ пухлымъ лицомъ, толстыми красными губами и мягкимъ пѣвучимъ теноркомъ, не смотря на городской фазонъ и подстриженные котлетками бачки, выглядѣлъ деревенскимъ человѣкомъ, какихъ тамъ много, про которыхъ сначала говорятъ: "смирный парень, не озорникъ", потомъ: "хознинъ, м³рской человѣкъ" и которыхъ, подъ старость выбираютъ въ церковные старосты.
- Я собственно, господинъ докторъ, насчетъ груди,- медленно, фраза за фразой, говорилъ мягк³й теноръ,- въ порядкѣ ли... Очень мнѣ нужно знать, потому сомнѣн³е было. Докторъ съ фабрики прогналъ,- въ ткацкой я работалъ,- помрешь, говоритъ. А какъ теперь симптомовъ будто не ощущаю...- въ доказательство онъ глубоко и сильно вздохнулъ.
Я выстукалъ и выслушалъ его, въ верхушкѣ праваго легкаго оказались слѣды, очевидно, зарубцевавшагося поражен³я.
- Вамъ что же нужно? - поинтересовался я.- Желаете знать, можно ли опять воротиться на фабрику?
- Вотъ именно... Потому какъ родъ дѣятельности моей не соотвѣтствуетъ,- онъ подумалъ немного и пояснилъ:- характеру моему не соотвѣтствуетъ...
- А вы чѣмъ занимаетесь?
- Торгую, въ разносъ... Апельсины, яблоки,- фрукта, вообще...
Только тутъ я узналъ молодого разносчика, кормившаго жеребенка въ то свѣтлое весеннее утро. Измѣнили его отросш³е за два года больш³е рыж³е усы и стариковск³е лицо, и придававш³е ему другое, болѣе строгое выражен³е.
Я сообщилъ моему пац³енту, что грудь его въ хорошемъ состоян³и, но предупредилъ, что легк³я надолго останутся чувствительными ко всякимъ заболѣван³ямъ, что процессъ можетъ снова вспыхнуть и что, конечно, пребыван³е цѣлыми днями на морозѣ представляетъ извѣстную опасность, но работа въ духотѣ и пыли ткацкой мастерской будетъ для него крупнымъ проигрышемъ.
Онъ слушалъ внимательно и почтительно.
- Морозъ что, господинъ докторъ! Забѣжишь въ трактиръ чайку выпить и опять на цѣлый день. Привычка. И смѣю доложить, конечно, я не докторъ, но, по моему разумѣн³ю, отъ этихъ самыхъ морозовъ я и поправился. (Онъ улыбнулся). Вымерзло все тамъ, внутри-то... Только я не въ ткачи,- добавилъ онъ,- на желѣзодѣлательный заводъ пр³ятели зовутъ.
Онъ разсказалъ мнѣ про услов³я, въ которыхъ ему придется работать. Между прочимъ, изъ разговора выяснилось, что разносчикомъ онъ получаетъ пятнадцать рублей въ мѣсяцъ, квартиру и ужинъ. И, кромѣ того, двадцать копеекъ въ день на обѣдъ, а на заводѣ будетъ получать тѣ же пятнадцать рублей, но безъ стола и безъ квартиры.
- Что же васъ гонитъ на фабрику?- недоумѣвалъ я.
- Вообще... Рыба ищетъ, гдѣ глубже, а человѣкъ, гдѣ лучше.
- Хорошаго-то я и не вижу. Работа тяжелая, жалованье плохое. А въ деревню не хотите? - пришло мнѣ въ голову.- Для легкихъ хорошо бы...
- Какъ вамъ сказать, господинъ докторъ...- раздумчиво заговорилъ разносчикъ.- Пробовалъ,- докторъ въ ту пору послалъ, насчётъ груди... И ничего,- полюбилось сначала,- весной пришелъ, хорошо тамъ. Только отвыкъ я отъ деревенской работы, съ десяти лѣтъ съ отцомъ на фабрику ушелъ. Да и надѣлу у меня ужъ нѣтъ,- у тетки жилъ, у крестной.
Онъ медленно и раздумчиво ронялъ фразы, глаза были опущены и лицо сдѣлалось пасмурное. Вдругъ онъ оживился.
- Не въ томъ дѣло, господинъ докторъ... Поведен³е тамъ въ деревнѣ... Пороли при мнѣ въ волости крестьянина нашего,- сынъ ужъ у него женатый. Вѣрите ли, трясло меня, сколько ночей спать не могъ... Не видалъ въ городѣ-то. Ну, и ушелъ.
Мнѣ хотѣлось отговорить моего пац³ента отъ поступлен³я на заводъ, и я сталъ убѣждать его, что онъ можетъ устроиться въ городѣ и не бѣгая съ апельсинами, что грамотный и толковый человѣкъ можетъ создать себѣ въ городѣ положен³е болѣе обезпеченное и болѣе подходящее къ больнымъ легкимъ, чѣмъ работа на заводѣ.
- Справедливо, господинъ докторъ,- съ чувствомъ собственнаго достоинства отвѣтилъ онъ мнѣ. - Въ разсыльные приглашаютъ, въ банкъ, тоже вотъ мѣсто швейцара выходило, въ гостиницу. Да и хозяинъ уговариваетъ, прибавлю,- говоритъ,- довѣрился.
- Чего же вамъ еще?- невольно съ прежнимъ недоумѣн³емъ спросилъ я.
- Я собственно насчетъ груди... - уклончиво отвѣтилъ онъ и замолчалъ, но чрезъ минуту добавилъ: - Я уже докладывалъ вамъ, что родъ дѣятельности не соотвѣтствуетъ...- онъ еще помолчалъ.- Не привлекаетъ...
Я продолжалъ не понимать и недоумѣвать, чего онъ ищетъ, что нужно этому человѣку, сидящему противъ меня съ серьезнымъ лицомъ и, очевидно, ждущему отъ меня чего-то большаго, чѣмъ простой медицинск³й совѣтъ, и стараюсь объяснить, что мнѣ нужно обстоятельно знать, въ чемъ дѣло, чтобы дать основательный отвѣтъ.
Большое пухлое лицо оживляется и опушенныя подстриженными бачками щеки розовѣютъ. Онъ поправилъ рукава своего пиджака, потрогалъ воротничокъ, словно ому было тѣсно и, придвинувшись ближе, заговорилъ:
- Имѣйте вниман³е, господинъ докторъ... Взять теперь апельсинъ... Могу я видѣть, что въ немъ? Можетъ, онъ кислый, можетъ, съ гнильцей, а долженъ я говорить: яффск³й, молъ, или тамъ - мессинск³й, королекъ и все прочее? Долженъ я давать хозяину интересъ?
Я начиналъ понимать и не прерывалъ его, а онъ оживлялся все болѣе, и слова сыпались быстро.
- Читали въ газетѣ, на прошлой недѣлѣ мальчикъ апельсиномъ отравился? Слава Богу, не у меня покупали, а отъ нашего же хозяина. Парт³ю изъ Москвы получилъ корольковъ подкрашенныхъ, будто... Скажемъ, я не виноватъ, да и хозяинъ не въ отвѣтѣ, а мальчонку-то еле отходили... Вотъ видите. Потомъ, покупателя вы знаете, назначь ему пятачокъ, дастъ четыре копейки, скажи четыре, дастъ три... значитъ, запрашивай, торгуйся, ври...
Онъ передохнулъ.
- Изволите понимать, господинъ докторъ, какой это родъ дѣятельности человѣческой? И развѣ можно счесть за трудъ, что я съ лоткомъ по городу слоняюсь? Который человѣкъ убог³й,- вотъ у моего хозяина Васил³й служитъ, машиной ногу отрѣзало,- тому такъ, а я-то вѣдь...- онъ вытянулъ предо мной длинныя сильныя руки. - Или разсыльнымъ пакеты разносить, или, къ примѣру, господамъ двери отворять, да гривенники собирать... Это трудъ? Это дѣятельность?.. Кто себя не соблюдаетъ, кому только бы гривенники были, тому, конечно... А кто жизнь понимаетъ, кто образовалъ себя... Извините, господинъ докторъ,- рѣзко оборвалъ онъ рѣчь,- время у васъ отнимаю.
Я заинтересовался и увѣрилъ его, что утро у меня свободно и что мнѣ очень хотѣлось бы знать, какъ онъ сталъ понимать жизнь.
- Книги, да добрые люди... Въ школу на фабрикѣ бѣгалъ,- неохотно ронялъ онъ фразы, но скоро снова оживился.- Почитывать сталъ, образовываться... А главное Семенъ Семенычъ, ткачъ изъ нашей же губерн³и, отцу дружокъ былъ. "Что ты, говоритъ, все романы читаешь? Нужно сурьезное". И наставилъ, образованный человѣкъ, въ полномъ смыслѣ. А вотъ поступилъ разносчикомъ, и остановка вышла, когда-когда урвешься въ читальню, либо на домъ возьмешь, ночью почитаешь... да и не всякую книгу достанешь. Бывало на фабрикѣ, нѣтъ какой книги въ библ³отекѣ, сложимся втроемъ, так³е пр³ятели у меня были - и купимъ. Вотъ цивилизац³ю Бокля такъ нахвалили намъ...
- Да вѣдь это дорого!- невольно выговорилъ я.
Онъ улыбнулся.
- А мы вродѣ библ³отеки устроили. Купимъ книгу и раздаемъ читать по пятачку или тамъ по гривеннику, она и ходитъ, пока себя окупитъ.
- Капиталы еще наживали? - пошутилъ я.
- Кабы... - въ тонъ мнѣ отвѣтилъ онъ. - Крѣпко больно читаютъ-то у насъ, немного отъ книги-то останется. Да затруднилъ я васъ, господинъ докторъ,- другимъ тономъ заговорилъ онъ, кладя на столъ полтинникъ,- только позвольте еще просить: посовѣтуйте, какъ мнѣ себя уберечь, насчетъ груди...
Я не совсѣмъ кончилъ медицинск³й разговоръ и предложилъ ему тотъ вопросъ, который предлагаютъ холостымъ людямъ. Онъ густо покраснѣлъ.
- Не занимаюсь. Больше двухъ лѣтъ. Раньше-то, сами знаете, фабрика, мальчишкой испортился. А въ разумъ вошелъ, понялъ. Внѣ брака... Развѣ можно?
- Пьете?
- Было раньше и даже очень. Думаю, и грудь-то отъ пьянства испортилъ. А теперь кромѣ чаю да квасу ничего. Совѣстно свиньей-то дѣлаться.
- Давно?
- Да тоже слишкомъ ужъ два года.......
Я далъ ему нужные совѣты и снова попробовалъ отговорить отъ завода. Онъ слушалъ вѣжливо и внимательно, но я видѣлъ, что заводъ - дѣло рѣшенное.
- Все-таки на заводъ? - спросилъ я, и не знаю, какъ у меня вырвалось:- Значитъ, отъ совѣсти?
Должно быть, онъ подумалъ, что я смѣюсь; онъ сдѣлалъ было обиженное лицо, но тотчасъ спокойно выговорилъ:
- Вообще... А совѣсть... Какая это жизнь безъ совѣсти? Какъ ужъ мнѣ и благодарить васъ, господинъ докторъ... Успокоили вы меня...- и веселый, и радостный говорилъ мнѣ разносчикъ, стоя въ передней съ картузомъ въ рукахъ. - Вы говорите, "что васъ гонитъ?" Помилуйте, развѣ можно сравнить! Горизонтъ не тотъ, кругозоръ другой. Плугъ, скажемъ, дѣлаю, машину какую, по крайней мѣрѣ, вещь пригодная для человѣчества. И вокругъ наука... Очень привлекаетъ меня механическая часть. А проработаешь день, вечеромъ у нихъ классы, техническое и все прочее. Вѣдь вотъ тутъ,- онъ указалъ на голову,- чуть просвѣтлѣло, а ужъ хочется знать все, что на свѣтѣ есть, что къ чему... И весело, господинъ докторъ!
Круглое лицо расплылось широкой улыбкой, онъ такъ вкусно сказалъ свое "весело", что я невольно засмѣялся.
- Товарищи хорош³е... Народъ тамъ образованный, есть у кого спросить, что самому не въ понят³е. Да и я, можетъ, кому-нибудь пригожусь, молоденьк³е поступаютъ - словно галчата... Прощайте, господинъ докторъ.
Онъ ушелъ. И во время разговора, и когда онъ ушелъ, я все старался вспомнить, кого онъ такъ удивительно напоминаетъ мнѣ. Я такъ и не вспомнилъ,- началась сутолка медицинскаго дня, потянулись друг³я впечатлѣн³я, друг³я лица, и только когда я ложился спать, совершенно неожиданно и съ поразительною ясностью мнѣ вспомнился тотъ памятный для меня вечеръ, около двадцати пяти лѣтъ назадъ, когда товарищи пригласили меня готовиться къ экзамену по анатом³и, и вмѣсто занят³я анатом³ей весь вечеръ продолжался споръ: развращаетъ дипломъ или онъ - вещь позволительная, и я "галченокъ" все слушалъ, какъ надо понимать жизнь и какъ жить...
Больше я не встрѣчалъ моего страннаго рабочаго. Вѣроятно, я и забылъ бы его, если бы на-дняхъ не пришелъ другой.