Главная » Книги

Черный Саша - Кому в эмиграции жить хорошо

Черный Саша - Кому в эмиграции жить хорошо


1 2



    Саша Черный. Кому в эмиграции жить хорошо

------------------------------------
   Поэма предоставлена Бибилиотекой русской поэзии "Ковчег"
   http://perfilov.narod.ru/ ------------------------------------

   I
  Однажды в мглу осеннюю,
  Когда в Париже вывески
  Грохочут на ветру,
  Когда жаровни круглые
  На перекрестках сумрачных
  Чадят-дымят каштанами,
  Алея сквозь глазки, -
  В кавказском ресторанчике
  "Царь-Пушка" по прозванию
  Сошлись за круглым столиком
  Чернильные закройщики -
  Три журналиста старые -
  Козлов, Попов и Львов...
  И после пятой рюмочки
  Рассейско-рижской водочки
  Вдруг выплыл из угла, -
  Из-за карниза хмурого,
  Из-под корявой вешалки,
  Из сумеречной мглы -
  На новый лад построенный
  Взъерошенный, непрошеный
  Некрасовский вопрос:
  Кому-де в эмиграции
  В цыганской пестрой нации
  Живется хорошо?
  Козлов сказал: "Наборщику",
  Попов решил; "Конторщику",
  А Львов, икнувши в бороду,
  Отрезал: "Ни-ко-му".
  Опять прошлись по рюмочке
  И осадили килькою,
  Эстонской острой рыбкою,
  Пшеничный полугар.
  Козлов, катая шарики
  Из мякиша парижского,
  Вздохнул и проронил:
  "А все-таки, друзья мои,
  Ужели в эмиграции
  Не сможем мы найти
  Не то чтобы счастливого,
  Но бодрого и цепкого
  Живого земляка?
  На то мы и газетчики, -
  Давайте-ка прощупаем
  Все пульсы, так сказать...
  Пойдем в часы свободные
  По шпалам по некрасовским,
  По внепартийной линии,
  По рельсам бытовым..."
  Попов, без темперамента,
  Как вобла хладнокровная,
  Взглянул на потолок:
  "Ну, что ж, давай прощупаем.
  С анкетами-расспросами
  Мы ходим к знаменитостям
  Всех цехов и сортов;
  К махровым кино-барыням,
  К ученым и растратчикам,
  К писателям, издателям,
  К боксерам и раджам.
  Пожалуй, дело ладное,
  По кругу эмигрантскому
  Пройтись с карандашом..."
  А Львов пессимистически
  Потыкал в кильку спичкою,
  Очки прочистил замшею
  И наконец изрек:
  "Искать Жар-Птицу в погребе
  Занятие бесплодное, -
  Но что же, за компанию
  Пойду и я на лов..."
  Козлов мигнул хозяину -
  Сейчас, мол, кончим, батенька.
  Уж полоса железная
  До половины с грохотом
  Спустилася на дверь...
  "С кого начнем, приятели?" -
  Спросил Козлов задумчиво. -
  "С наборщика, с конторщика,
  Пожалуй, не модель?"
  "Давайте, други милые,
  Начнем хоть с маляров.
  Профессия свободная,
  Веселая, доходная..." -
  Промолвил Львов с усмешкою,
  И зонтик свои встряхнул.
  Пошли ночною улицей,
  Сутулые и хмурые,
  И молча распрощалися
  У бара на углу...

  
  III
  К почтенной русской пифии
  Варваре Теософченко,
  Как ситцем на прилавочке,
  Торгующей судьбой, -
  Ввалились ранним утречком
  Три пациента странные:
  Какой они профессии,
  Какого рода-звания,
  Сам бес не разберет...
  Как тыква перезрелая,
  К ним подкатила радостно
  Орловской корпуленции
  Сырая госпожа.
  "Прошу. Озябли, голуби?
  Кто первый - в ту каморочку,
  А вы вот здесь покудова
  Приткнитесь на диванчике, -
  Газетки на столе..."
  Но Львов сказал решительно:
  "Мы все втроем, сударыня, -
  А за сеанс мы вскладчину
  По таксе вам внесем". -
  "Втроем? Да как же, батюшка,
  Судьба у исех, чай, разная?
  Как сразу трем гадать?"
  Но даму успокоили:
  "Мы, милая, писатели,
  Мы сами предсказатели,
  Поди, не хуже вас...
  А вы уж нам по совести
  Свою судьбу счастливую
  Раскройте поскорей...
  Ведь вы, кик доктор, матушка,
  Ведь к вам псе ущемленные
  Приходят за рецептами,
  А сим-то доктор. думцем,
  Ведь должен быть здоров?.."

  * * *
  Насупилась красавица,
  С досадой прочь отбросила
  Колоду карт набухшую
  И тихо говорит:
  "Глумитесь, что ли, соколы?
  Да нет, глаза-то добрые,
  Участливые, русские
  У всех у трех глаза...
  Не с радости гадаю я,
  А сами понимаете,
  И заяц станет знахарем,
  Коль нечего жевать...
  Не жалуюсь, голубчики,
  Клевала я по зернышку
  И утешала каждого
  Широкою рукой.
  Кабы судьба треклятая
  Хоть хвостик бы оставила
  От всей моей от щедрости, -
  Ни одного несчастного
  Средь нас бы не нашлось...
  Эх, сколько горя горького,
  Бескрайнего, бездонного
  В каморку эту тесную
  Текло, лилось рекой!
  Ведь я же тоже, милые,
  Не истукан бесчувственный,
  Не янычар с кинжалищсм,
  А русский человек.
  Да вот теперь и тюкнуло:
  Клиенты все посхлынули...
  Поди, не верят более
  Ни картам, ни судьбе.
  Да и с деньгами, яхонты,
  Все нынче подтянулися:
  Уж лучше съесть две порции
  Монмартрского борща,
  Чем зря с судьбой заигрывать-
  Доить ежа в мешке...
  Вот и сижу счастливая, -
  Вяжу жилеты теплые
  Да по домам окраинным
  Знакомым разношу-
  Коли у вас в редакции
  Кому-нибудь понадоблюсь, -
  Свяжу в кредит, родимые,
  Хоть тридцать лет носи!.."
  Приятели почтительно
  Гадалке поклонилися,
  Сверх таксы расплатилися,
  Вздохнули и ушли,

   IV
  Час от Парижа - много ли?
  По тишь в полях безмерная,
  Вокруг усадьбы крохотном
  Крутым кольцом стена.
  Каштаны оголенные
  Мотаются-качаются,
  Луна, бельмо печальное,
  Над кровлей ворожит...
  А из окна вдоль дворика
  Желтеет свет полоскою.
  Тепло и столовой низенькой...
  Хрипят-стучат часы.
  Приятели-анкетчики
  Пьют чай с вареньем яблочным
  У круглого стола
  И слушают задумчиво,
  Как голосит комариком
  Пузатый самовар.
  Их добрая знакомая,
  Дородная хозяюшка
  Агафья Тимофеевна,
  Шестое выдув блюдечко,
  Ладонью губки вытерла
  И начала доклад:
  "Что вам сказать, затейщики?
  Живу-дышу, не жалуюсь,
  Мои испанки-курочки,
  Могу сказать, не хвастаясь,
  Известны нсем вокруг.
  Пером, как уголь, черные,
  Дородны, кик боярыни,
  Штаны на ножках - с муфтою, -
  Не куры, а орлы...
  И яйца, что гусиные, -
  Чуть наберу лукошечко -
  Не донесешь до станции,
  С руками оторвут.
  Но, как раба последняя,
  Весь день-деньской я в хлопотах, -
  С зари помет выскребывай,
  Курятник подметай,
  Да тачку при из лавочки
  С пшеном иль с кукурузою, -
  Едят мои испаночки,
  Как батальон солдат...
  Все, почитай, что выручу,
  Они же сами слопают,
  А я с моей племянницей
  Остаточки жую.
  Ни именин, ни праздников,
  Среда ли, воскресение,
  Одним лишь руки заняты,
  Одним башка затуркана:
  Корми, лечи и чисть.
  А летом... сверх пропорции
  Другие удовольствия, -
  То вдруг подроют сеточку,
  Здоровые ведь, бестии! -
  И шасть к соседу в сад...
  Летишь, скликаешь, мечешься.
  За вес, что смято-склевано,
  Свои яички кровные
  Неси соседу в дань...
  А ястребы? А коршуны?
  А крысы с ближней мельницы?
  Повадились, проклятые,
  Прорыли ход под сеткою
  И задушили, аспиды,
  Четырнадцать цыплят..."

  * * *
  Агафья Тимофеевна
  Седьмое блюдце налила,
  Подула и отставила
  И кротко говорит:
  "В усадьбе этой, милые,
  Конечно, есть счастливые,
  Да только уж не я..." -
  "А кто?" - привстав над креслицем.
  Спросил Козлов стремительно,
  "Да, куры, куры, батюшка!
  Живут в тепле и в сытости,
  Без горя и забот...
  Не я ль при них поденщица?
  Не я ль за них уборщица?
  А им, вальяжным барыням,
  Всего лишь и хлопот -
  Знай с петухом амурничай,
  Да яйца от безделия
  По всем углам неси..."

  * * *
  Три друга рассмеялися,
  И в старом самоварчике
  Три рожи добродушные
  Широко расплылись.

  
  V
  Козлов сидел с коллегами
  У милой Веры Павловны,
  У тетушки своей,
  И слушал, как расписывал
  Приехавший из Африки
  Российский эскулап
  Житье свое гвинейское,
  Похожее на взмыленный,
  Бенгальско-экзотический,
  Благополучный фильм.
  Да-с... Земство наше черное,
  Дремучее, просторное,
  Не то что здешний быт.
  Я тачку эмигрантскую
  В Европе бросил к лешему, -
  В просторах вольной Африки
  Врач - первый человек...
  Как шаха, на носилочках,
  Внесут в село гвинейское,
  Навстречу население
  Гремит в жестянки ржавые,
  Трясет задами в ракушках -
  Приветствует врача...
  Вождь лучшую мне хижину
  Отводит средь селения,
  Подносит в дар мне идола
  С огромнейшим пупком,
  "Бой" тащит фрукты, курочку
  И столик раскладной...
  Поешь, покуришь вволюшку,
  Страж в очередь покорную
  Для оспопрививания
  Сгоняет весь народ.
  Мой фельдшер - вакса черная,
  Как колдуну заправскому,
  Подносит мне почтительно
  Всю огненную снасть...
  Объедешь всю епархию,
  В поселок свой воротишься, -
  Ложись в гамак под пальмою
  И виски дуй со льдом.
  То в шахматы с учителем
  Под баобабом срежешься,
  То в теннис перекинешься
  От скуки сам с собой...
  Иль на охоту с неграми
  В ночную пору тронешься, -
  Осветят глушь прожектором,
  Пали в любые встречные
  Горящие глаза.
  Домой придешь с трофеями:
  Пантера, рысь ушастая...
  И камушком завалишься
  Под полог на кровать.
  А утром, после душика,
  Закажешь завтрак повару,
  Для аппетита сделаешь
  Турнэ велосипедное, -
  Удав-подлец с тропиночки
  Прочь в заросли ползет,
  В ветвях мартышки щелкают,
  Да бабочки гигантские
  Трепещут над рулем...
  Вернешься свежий, встрепанный,
  Пойдешь в амбулаторию:
  Волчанки, грыжи, зобики,
  Слоновая болезнь..."

  * * *
  "Не служба, а варение.
  Так, стало быть, вы счастливы?" -
  Спросила Вера Павловна,
  Козлову подмигнув.
  Врач ухнул рому в чашечку
  И стрелку перевел:
  "Как вам сказать, сударыня...
  В подводном царстве сказочном
  Был счастлив ли Садко?
  Без русского без берега
  Какое, к черту, счастие!
  Все дальше он, все мглистое, -
  О чем тут говорить...
  Как сыч в лесу таинственном,
  Один я там торчу, -
  При всем благополучии,
  За два-три года в Африке
  Лишь раз от попугая я
  Добился русских слов..."
  Врач посмотрел на чашечку
  И, морщась, выдул ром.

  
  VIII
  Портной Арон Давыдович
  Сидел за голой стойкою
  И мял в руках задумчиво
  Потертые штаны...
  То вскинет их скептически,
  На свет посмотрит, сморщится,
  То с миной безнадежности
  Двумя худыми пальцами
  Откинет вверх очки...
  Вдруг колокольчик бронзовый
  Визгливо-истерически
  Над дверью зазвенел.
  Со сверточком под мышкою
  В салончик тускло-кремовый
  Приплелся из редакции
  Клиент знакомый Львов.
  Принес пальто в починочку, -
  Подкладка сбоку лопнула;
  Она ведь не двужильная,
  Не век ей шов держать...
  "Ну, как вы поживаете?" -
  Спросил усталым голосом,
  Усевшись, журналист.

  * * *
  "Такое поживание, -
  Сказал Арон Давыдович,
  Встряхнув пальтишко старое, -
  Что лучше и не жить...
  Где эти сумасшедшие,
  Что из моей материи
  По мерке платье повое
  Заказывали мне?
  За месяц хоть бы кто-нибудь
  Хоть самые паршивые
  Дешевые-триковые
  Мне брюки б заказал!
  Шью двадцать лет как каторжный,
  Имею вкус и линию
  И вдруг теперь починщиком
  Из первых скрипок стал...
  Как до войны в Житомире,
  В Париже, - понимаете! -
  Одними переделками
  Оправдываю хлеб...
  Двух мастеров, - подумайте,
  Не мастера, а золото, -
  Пришлось с сердечным скрежетом
  Во вторник рассчитать...
  Что ж это за история?
  Где франты? Где псе модники?
  Куда девать материю?
  Портной я или нет?
  Вы там в газетах пишете
  Про кризисы, про мизисы, -
  Читал и перечитывал,
  Аж вспухла голова!
  Америка в истерике,
  Германия и Англия
  Донашивают старое
  И штопают бюджет...
  Где главные закройщики?
  И в чем подкладка кризиса?
  Кпк по фасону новому
  Перекроить все старое?
  Весь мир трещит по швам!"

  * * *
  "Вот вам для иллюстрации:
  Студент мне брюки старые
  Принес перевернуть, -
  Какой-то добрый родственник
  С попутчиком из Латвии
  Прислал ему в презент.
  Материя английская, -
  Пускай доносит юноша,
  Студент ведь не маркиз...
  Ушел. Я брюки вывернул,
  Взглянул на свет внимательно:
  Уже перелиновано!
  Хорошенькая жизнь..."

  * * *
  Скрестил Арон Давидович
  Худые пальцы медленно
  И вкось на Львова хмурого
  Взглянул из-под очков.

  Х
  В редакцию за справками
  Пришла душа потертая:
  Субъект с глазами горлинки,
  С бородкой русым штопором,
  С продрогшим красным носиком -
  Смесь институтки с Гаршиным,
  На каблуках расплюснутых,
  В брезентовом пальто...
  Стал в очередь в простеночке
  И на пустую вешалку
  Лирически-стоически
  Уставился, как карп.

  * * *
  "Вот кандидат в счастливые, -
  Шепнул Попов приятелям. -
  Давайте побеседуем
  С ним где-нибудь в чуланчике -
  Ведь все-таки - улов..." -
  "А чем он занимается?" -
  Спросил Козлов скептически.
  "Изобретатель, душечка, -
  А проще - птица Божия,
  Попавшая в силки..."

  * * *
  Под кипами газетными,
  Торчащими вдоль полочек
  От пят до потолка,
  Присела личность кроткая,
  Потерла руки потные
  И начала доклад:
  "Второй уж год слоняюсь я
  По разным учреждениям,
  А толку ни на грош...
  Идея очень ясная:
  Все люди злятся, бесятся,
  Волнуются, кипят...
  Мужья и жены ссорятся,
  Юристы и политики,
  Поэты и любовники
  Бурлят чрезмерным пафосом, -
  И так до бесконечности
  Везде - в любой стране...
  Пять лет вертел мозгами я,
  Как для людей использовать
  Избыток сей энергии?
  И, наконец - нашел!
  Прибор мой магнетический
  В любой квартире, комнате,
  Любой избыток страстности,
  Любви ли, споров, ревности,
  Вмиг переводит полностью
  В полезную энергию,
  В комплекс рабочих сил...
  Мой аппарат поставивши,
  Теперь семейство каждое
  Себя своими силами
  Вполне экономически
  Сумеет вентилировать,
  Согреть и отопить..."

  * * *
  "Идея гениальная!" -
  Сказал Козлов опасливо,
  Свой табурет расшатанный
  Отодвигая вбок.
  "А сколько ж средств вам надобно,
  Чтоб ваше изобретенье
  Пустить скорее в ход?"
  Изобретатель встрепанный
  Взглянул глазами горлинки
  На мутное окно:
  "С рекламой и конторою -
  Три миллиона с четвертью,
  Уж все пути намечены, -
  Ведь пустяки же, в сущности, -
  Да кризис помешал..."
  И, гордо носик вскинувши,
  Он вышел в коридор.

  * * *
  К Попову наклонившися,
  Львов проронил медлительно:
  "Ваш кандидат в счастливые,
  Пожалуй, не того-с...
  Его бы в санаторию
  На девять-десять месяцев,
  А после подучить.
  Тогда б, пожалуй, выдумал
  Сей Эдисон стремительный
  Какой-нибудь практический
  Полезный аппарат, -
  Машинку для доения
  Мышей иль комаров..."

  
  XI
  Во сне какая ж логика:
  В ночной рубашке вздувшейся
  Стоит Козлов и ежится
  На крыше за трубой
  И слушает звенящие
  Ночные голоса...
  Блокнот н ладони треплется,
  В другой руке качается
  Холодное стило.

  * * *
  "Я, никому не ведомый
  Иван Петрович Кругляков,
  В глуши Прованса Верхнего
  На шахтах алюминьевых,
  Пять лет тружусь, как вол...
  Пиши меня в счастливые:
  Весь день гружу в вагончики
  Руду я темно-рыжую,
  Как черт, я весь коричневый
  От пят до головы...
  А вечерами хмурыми
  Я борщ в бараке стряпаю
  И на леса угрюмые,
  Закатом окаймленные,
  Смотрю в окно, как сыч.
  Пиши-пиши, записывай,
  Газетная душа"...

  * * *
  "Алло! А я под Ниццею
  Ночным слоняюсь сторожем...
  Днем сплю в своей каморочке:
  Как каменный, - без снов.
  Ночами охраняю я
  Пустые виллы мертвые...
  Присяду под террасою, -
  Мимозы вьются-треплются,
  Грохочут волны дальние...
  Ботинками пудовыми
  От холода стучу.
  Ох, думы, думы темные,
  Как море, неуемные,
  С заката до зари...
  Пиши-пиши, записывай,
  Чернильный человек!"

  * * *
  "А я в Гренобле мыкаюсь, -
  Я на цементной фабрике
  Заборчики цементные
  Прессую третий год...
  Я в прошлом был учителем
  ОРЛОВСКОЙ Прогимназии, -
  Кто я теперь, не ведаю, -
  Не стоит ворошить...
  Душа моя цементная
  Оцепенела, съежилась,
  Посплю, поем, - на фабрику
  И больше ничего.
  Пиши меня в счастливые,
  Парижский землячок!"

  * * *
  "Эй, господин над крышею! -
  Чуть слышный пльт надтреснутый
  По ветру долетел.
  У берегов Австралии
  Уж третьи сутки треплется
  Наш старый пароход...
  Компания голландская,
  Матросы африканские,
  А я, псаломщик пензенский,
  Здесь поваром служу...
  Ох, надоело, миленький!
  Хоть сыт, хоть койка мягкая, -
  Но стражду, как Иона, я
  Во чреве у кита...
  Нет ли в Париже, батюшка,
  Какой-нибудь .работишки?
  Я в русской типографии
  Готов хоть пол мести,
  Лишь бы из брюха тесного,
  Железно-иноземного,
  К своим опять попасть..."

  * * *
  Со всех сторон доносятся
  Звенящие, скрипящие
  Ночные голоса...
  Козлов, как лось затравленный,
  Метнулся вбок, попятился...
  Влез на трубу стремительно,
  Вниз головой просунулся,
  Скользнул в нутро мохнатое,
  И вот, как полагается
  В подобных сонных случаях,
  Проснулся весь в испарине,
  В своей знакомой комнате
  На пятом этаже.

  
  XIII
  Для полноты коллекции,
  На имя трех приятелей
  Пришло в конверте сереньком
  Из Рима письмецо...
  Чернила водянистые,
  Расплывчатые, сизые,
  Корявый почерк старческий
  Сползал зигзагом вкось, -
  Зато по содержанию
  Настой полыни беженской
  Стоградусною горечью
  Дымился над письмом...

  * * *
  "Привет вам, люди добрые,
  Из города счастливого,
  Из Рима горделивого -
  Со всех семи холмов!..
  Лишь в эту зиму темную
  Беда-нужда всесветная
  Волною отраженною
  Пришла - плеснулась - грохнула
  В парижское окно...
  Нам это не в диковинку:
  Мы в Риме, горсть осевшая,
  Ломоть, от всех отрезанный,
  Хронические пасынки
  Средь эмигрантской братии, -
  Давно привыкли к кризису,
  Как к старому бельму.
  Средь райской декорации,
  Средь величавых форумов,
  Среди фонтанов плещущих,
  Средь пинии мирно дремлющих,
  Под солнцем золотым, -
  Как домовые тихие,
  Мы жмемся, незаметные,
  В углах-подвалах пасмурных,
  В продрогших чердаках.
  На площадях сияющих -
  Теплее, чем у нас...
  Порою сам не ведаешь,
  Как год за годом держишься?
  Бюджет - фантасмагория,
  Работы - ни на грош.
  Ни в гиды, ни в извозчики,
  Ни в маляры, ни в плотники,
  Лишь воробьев на форуме
  Бесплатно разрешается
  Под аркою считать...
  Считаешь и завидуешь:
  Счастливцы, воробьи!
  А ведь недавно, милые,
  Чуть-чуть в тарелку капало, -
  Для аргентинок пламенных
  Я, харьковский нотариус,
  Платки великолепные
  Билибинскими павами
  Цветисто расшивал...
  Швейцары при гостиницах, -
  Министры по обличию, -
  Процент взимали божеский,
  Впускали в вестибюль...
  Увы, все нынче схлынуло, -
  Туристов нет и звания...
  В библиотеке Гоголя
  Сидишь часами долгими
  И смотришь в потолок...
  Газетою прикроешься,
  Уснешь, как новорожденный, -
  Теплынь и тишина.
  Во сне ведь я не пасынок:
  С друзьями стародавними,
  Давно глаза закрывшими,
  Беседуешь во сне,
  По старому по Харькову
  С клиентами знакомыми
  Пройдешься при луне.
  Не осудите, милые,
  Бального старика..."

  * * *
  Постскриптум: "Драгоценные!
  Не нужен ли кому-нибудь
  В Париже из писателей
  Комплект, - тисненный золотом, -
  Романов Боборыкина?
  Я дешево продам".

  
  XV
  Под Новый год в час утренний
  Вонзился в дверь стремительно
  Веселый почтальон.
  Порылся в сумке кожаной
  И Львову полусонному
  Поднес с парижской грацией
  Письмо "рекомандэ"...

  * * *
  Перед окном сереющим
  Львов сел на кресло дряблое,

Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
Просмотров: 699 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа