fy">
Их каждый взгляд рассчитанно-правдив,
Их каждый шаг правдоподобно-меток {81}.
(II. 363)
Оксюморные:
В роще шелест, шорох, свист,
Отдаленно-приближенный {82}...
(II. 36)
Вольно-слитые сердца... {83}
(II. 273)
Перепевные:
Радостно-расширенные реки {84}.
(II, 132)
Лирические красочные:
В грозовых облаках
Фиолетовых, аспидно-синих {85}.
Лирические отвлеченные:
Призраком воздушно-онемелым... {86}
(II, 265)
Сирено-гибельных видений... {87}
(Тл. 112)
Смерть медлительно-обманная... {88}
(II, 318)
(Я) мучительно-внимательный... {89}
Отвратительно-знакомые щекотания у рта... {90}
(ibid.).
Мы с тобою весь мир победим:
Он проснется чаруюше-нашим {91}.
(II, 284)
Интересны сложные сочетания, которые кажутся еще воздушнее обычных.
Лиловато-желто-розовый пожар {92}.
(II, 176)
Все было серно-иссиня-желто... {93}
(II. 165)
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны {94}.
(Тл. 131)
Есть пример разошедшегося сложного сочетания.
Скептически произрастанья мрака,
Шпионски выжидательны они {95}.
(II. 369)
Отрицательность и лишенность в словах Бальмонта очень часты.
Вот конец одной пьесы:
Непрерываемо дрожание струны,
Ненарушаема воздушность тишины,
Неисчерпаемо влияние Луны {96}.
(II. 183)
"Безъ" и "без" - в одном сонете повторяются 15 раз; этот же предлог в
слитном виде (II, 127) придает особо меланхолический колорит пьесе
"Безглагольность" (см. выше).
Большая зыбкость прилагательного, а отсюда и его большая символичность,
так как прилагательное не навязывает нашему уму сковывающей существенности,
делает прилагательное едва ли не самым любимым словом Бальмонта. Есть у него
пьеса "Закатные цветы" (II, 105), где скученность прилагательных красиво
символизирует воздушную навислость слоисто-розовых облаков.
Поэзия Бальмонта чужда развитых, картинно-обобщающих сравнений Гомера и
Пушкина.
Его сравнения символичны - они как бы внедрены в самое выражение.
Вот пример:
И так же, как стебель зеленый блистательной лилии,
Меняясь в холодном забвенье, легенды веков, -
В моих песнопеньях, - уставши тянуться в бессилии, -
Раскрылись, как чаши свободно-живущих цветков {97}.
(П. 348)
Звуковая символика Бальмонта никогда не переходит в напряженность и не
мутит прозрачности его поэзии.
Вот несколько примеров звуковой символики. Символизируется застылость:
Как стынет скованно вон та сосна и та {98}.
(II, 183)
дыхание:
Дымно дышат чары царственной луны {99}...
шуршанье:
О как грустно шепчут камыши без счета;
Шелестящими, шуршащими стеблями говорят {100}.
(Тл. 145).
озлобленность:
Я спал, как зимний холод,
Змеиным сном, - злорадным {101}.
(II. 223)
Есть у Бальмонта две звуко-символические пьесы.
В шуме ш-с.
Осень
В роще шелест, шорох, свист
. . . . . . . . . . . . . .
Смутно шепчутся вершины
И березы и осины.
С измененной высоты
Сонно падают листы {102}.
(II. 36)
В сонорности л.
Влага
С лодки скользнуло весло.
Ласково млеет прохлада.
"Милый! Мой милый!" - Светло,
Сладко от беглого взгляда.
Лебедь уплыл в полумглу,
Вдаль под Луною белея.
Ластятся волны к веслу,
Ластится к влаге лилея.
Слухом невольно ловлю...
Лепет зеркального лона.
"Милый! Мой милый! Люблю!" -
Полночь глядит с небосклона {103}.
(II. 189)
Вот несколько примеров перепевности:
Так созвучно, созвонно {104}.
(II. 283)
Узорно-играющий, тающий свет {106} -
Тайное слышащих, дышащих строк {107}.
(II. 107)
Радостно-расширенные реки {108}.
(II. 132)
цветок,
отданный огненным пчелам {108}.
(Тл. 207)
Бальмонт любит в синтаксисе отрывистую речь, как вообще в поэзии он
любит переплески и измены.
Счастливый путь. Прозрачна даль.
Закатный час еще далек. Быть может, близок.
Нам не жаль. Горит и запад и восток {109}.
(II. 57)
Или:
Назавтра бой. Поспешен бег минут.
Все спят. Все спит. И пусть. Я - верный - тут.
До завтра сном беспечно усладитесь.
Но чу! Во тьме - чуть слышные шаги.
Их тысячи. Все ближе. А! Враги!
Товарищи! Товарищи! Проснитесь! {110}
(II. 9)
Возьмите еще "Русалку", сплошь написанную короткими предложениями (II,
286), или во II томе пьесы на с. 32, 51, 151, 152 {111}.
Выделенью коротких предложений соответствует у Бальмонта красивое
выделение односложных слов в арсисе (пьесы: "Придорожные травы", "Отчего мне
так душно?" - час, миг, шаг).
У Бальмонта довольно часты во фразе троения слов или речений с разными
оттенками:
С радостным:
И утро вырастало для нас, для нас, для нас {112}.
(II. 264)
Меланхолическим:
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
(из пьесы "Безглагольность", см. выше)
Мрачным:
Било полночь в наших думах,
Было поздно, поздно, поздно {113}.
(II. 281)
Ритмы Бальмонта заслуживали бы особого исследования. Я ограничусь
несколькими замечаниями.
Наши учебники, а вслед за ними и журналисты, говоря о русском стихе,
никак не выберутся из путаницы ямбов и хореев, которые в действительности,
кроме окончания строки, встречаются в наших стихотворных строках очень
редко. Например, почти весь "Евгений Онегин" написан 4-м пэоном.
Бальмонт едва ли не первый показал силу первого пэона, как основного
ритма пьесы, который дал возможность утилизировать сочетания четырехсложных
слов с ударением на первом слоге.
Отданное стиснутым рукам,
Судорожно бьющееся тело {114}.
(II, 293)
Ср. "Придорожные травы".
Бальмонт дал нам первый почувствовать красоту полустиший, как это видно
из следующего ритмического примера.
Волна бежит. Волна с волною слита.
Волна с волною слита в одной мечте.
Прильнув к скалам, они гремят сердито.
Они гремят сердито: "Не те! Не те!"
И в горьком сне волна волне шепнула.
Волна волне шепнула: "В тебе - мечта".
И плещут вновь: "Меня ты обманула!" -
"Меня ты обманула. И ты - не та!" {115}
Среди ритмических созданий Бальмонта меня очень заинтересовали его
прерывистые строки "Болото" ("Только любовь", с. 144 сл.) и "Старый дом"
(Тл. 146 сл.). Ритмичность этих пьес не может быть сведена к нашим схемам:
если отдельные строки и измеряются с некоторой натяжкой нашими ритмическими
единицами, то объединение каждой из них можно искать разве в мелькании
одного какого-нибудь ритмического типа: болото есть слово амфибрахическое, и
амфибрахий лежит в основании ритма самой пьесы, причудливо перебиваясь
третьими пэонами и анапестами.
Слова старый дом - составляют кретик, а потому кретик есть основной
размер самой пьесы, так озаглавленной.
Вот отрывки из поэмы "Болото".
На версты и версты шелестящая осока,
Незабудки, кувшинки, кувшинки, камыши.
Болото раскинулось властно и широко,
Шепчутся стебли в изумрудной тиши.
Или:
О, как грустно шепчут камыши без счета,
Шелестящими, шуршащими стеблями говорят.
Болото, болото, ты мне нравишься, болото,
Я верю, что божественен предсмертный взгляд {116}.
Пьеса "Болото", по-моему, ритмически символизирует зыбкость и
затрудненность движенья по трясине: в стихах чувствуется тряска, соединенная
с мучительным, засасывающим однообразием.
В "Старом доме" наблюдается еще большая разносоставность строк, чем в
"Болоте". При этом удивительная унылость и мистический колорит придается
пьесе, кажется, тем, что вся она состоит из мужских стихов, падающих как-то
особенно тяжело и однообразно.
Кто в мертвую глубь враждебных зеркал
Когда-то бросил безответный взгляд,
Тот зеркалом скован, - и высокий зал
Населен тенями, и люстры в нем горят.
Канделябры тяжелые свет свой льют,
Безжизненно тянутся отсветы свечей,
И в зал, в этот страшный призрачный приют,
Привиденья выходят из зеркальных зыбей.
Есть что-то змеиное в движении том,
И музыкой змеиною вальс поет.
Шорохи, шелесты, шаги... О старый дом,
Кто в тебя дневной, не полночный свет прольет? {117}
Размер пьесы "Старый дом" символически изображает мистическую жизнь
старых зеркал и пыльных люстр среди гулкой пустоты зал, где скрещиваются
кошмарные тени, накопленные в старом доме, как в душе, за его долгую
пассивно-бессознательную, все фатально воспринимающую жизнь.
Замкнутость, одиночество этого дома-души болезненно прерывается только
ритмом какого-то запредельного танца.
Мы кружимся бешено один лишь час,
Мы носимся с бешенством скорее и скорей,
Дробятся мгновения и гонят нас,
Нет выхода, и нет привидениям дверей...
Или заглушенными призывами жизни:
Живите, живите - мне страшно -
Живите скорей.
Прерывистые строки Бальмонта будто бы несколько противоречат
изысканности его стиха. Но это только видимость. Изысканность сохраняет свое
обаяние над лирикой Бальмонта, внося в самые причудливые сочетания ритмов
строгость строфичности и богатство рифмы. У Бальмонта почти нет белых
стихов, и русская поэзия давно уже не знала рифмы богаче, при всей ее
свободной изящности.
Беру примеры на выбор:
болото - кто-то; осока - широко;
камыши - тиши; навсегда - следа;
изумрудом - чудом; говорят - взгляд;
распахнет - гнет {118}.
Рифма Бальмонта ровно настолько богата, чтобы не дать почувствовать за
нею вычурности, вымученности.
Чтобы заключить сказанное мною о поэзии Бальмонта и в виде запоздалого
motto {Эпиграфа (итал.).} к моему очерку - вот недавно сказанные слова Анри
Альбера.
Он говорил их о Ницше, я скажу о Бальмонте, как лучшем представителе
новой поэзии.
Henri Albert (Frederic Nitzche).
Son influence sur notre jeune litterature a deja ete considerable. Elle
ira tous les jours grandissante. Salutaire? Nefaste? Qu'importe! Elle nous
apporte de nouvelles matieres a penser, de nouveaux motifs de vivre... {Анри
Альбер (Фридрих Ницше). Его влияние на нашу молодую литературу было уже
значительным. Оно будет возрастать с каждым днем. Благотворное? Пагубное? Не
все ли равно! Оно дает нам новый материал для размышлений, новые побуждения
для того, чтобы жить (фр.).}
Впервые: КО, с. 171-213. Автограф: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 126.
Печатается по тексту книги с исправлением опечаток.
В автографе подзаголовок к статье, впоследствии зачеркнутый:
"Эстетический момент новой русской поэзии". Это дает основание предположить,
что статья аутентична Докладу, который Анненский читал в "Неофилологическом
обществе" 15 ноября 1904 г. В пользу этого предположения говорит также конец
статьи, в рукописи зачеркнутый (см. с. 442). Как и во многих других случаях,
лирика Бальмонта здесь не столько предмет для анализа, сколько материал,
подкрепляющий общие рассуждения Анненского о современной ему поэзии.
Публикуемое ниже письмо Анненского к А. Н. Веселовскому раскрывает
отдельные положения статьи. Автограф: ИРЛИ, ф. 45, оп. 3, ед. хр. 89.
Опубликовано А. В. Лавровым в журнале "Русская литература", 1978, э 1, с.
177-179.
Ц<арское> С<ело>
Многоуважаемый Александр Николаевич,
Я не сумею выразить Вам, насколько я сожалею, что должен был читать
свой реферат в "Неофилологическом обществе" в Ваше отсутствие. Если бы я
знал об этом; отсутствии ранее, я бы взял свое сообщение обратно или
попросил бы отложить его. - Дело в том, что, если Вы припомните, Вы сами
выразили желание (после заседания Пушкинской комиссии), чтобы я развил и
обосновал высказанное мною, как Вам казалось, парадоксальное мнение о нашей
литературной бесстильности. Болезнь помешала мне исполнить желание Ваше в
прошлом году; но как только я получил возможность" заняться чем-либо, кроме
текущих дел, я занялся рефератом об эстетическом моменте новой русской
поэзии. Целью моей было обратить внимание на интересность новых попыток
повысить наше чувство речи, т. е. попыток внести в русское сознание более
широкий взгляд на слово как на возбудителя, а не только выразителя мысли. С
этой; целью я собрал ряд данных, по которым слушатели могли бы выяснить себе
некоторую часть этого вопроса, помимо моих утверждений. Я имел в виду
осветить и то положение, что наше я, удачно или неудачно, поэтично или
задорно, но, во всяком случае, полнее, чем прежде, отображается в новой
поэзии и при этом не только в его логически оправданном, или хотя бы
формулированном, моменте, но и в стихийно-бессознательном. Наконец, в
сообщении моем развивались основные положения эстетической критики. Примеры
я брал из поэзии Бальмонта, как наиболее яркой и характерной, по-моему, для
нового русского направления, а притом и более уже определившейся: самый
полемизм и парадоксальность некоторых из стихотворений этого поэта дают
право почувствовать, каким трудным путем должна идти прививка к нашему слову
эстетических критериев. Наконец, я обратил внимание и на то, что
стихотворное слово эмансипировалось в нашем сознании гораздо менее, чем
прозаически-художественное. В последних словах моих заключалась нарочитая
просьба не считать моего совершенно теоретического доклада панегириком
какому бы то ни было направлению. Я имел в виду только содействовать обмену
мыслей, тем более, что и Вы, дорогой учитель, вызвали меня на диспут. Чтение
мое не достигло этой последней цели и закончилось довольно печально.
Председательствовавший у нас П. И. Вейнберг в заключительном слове после
ритуального комплимента высказал о докладе моем мнение, для меня совершенно
неожиданное. Г<осподин> Вейнберг нашел возможным одобрить мен" за то, что я
серьезно отнесся к поэту, к которому "мы" относимся лишь иронически. - Я до
сих пор думал, что в научном обществе можно говорить только о том, к чему
относишься серьезно, и что такого отношения референту в заслугу не
поставляют Г<осподин> Вейнберг высказал далее свой взгляд на Бальмонта с
аллюзией на то, что" я ставлю его выше Пушкина, и позволил себе назвать меня
"адвокатом" Бальмонта.
Я имел в виду (не знаю, насколько мне это удалось) написать доклад
научного характера и, во всяком случае, могу быть спокоен за то, что он был
вполне серьезен,, потому что ни с каким другим я в свою alma mater {Т. е. в
университет (лат.).} и по приглашению Александра Николаевича Веселовского и
не позволил бы себе явиться. Но г<осподин> Председательствовавший изобразил
мой доклад в заключительном слове своем в виде несколько странном и тотчас
после этого объявил заседание закрытым. Тогда я увидел себя вынужденным
попросить его возобновить заседание и, поблагодарив председателя за
комплимент, как любезность, разъяснил слушателям, разумеется в нескольких
словах, что, к сожалению, не был понят даже председателем собрания.
Я счел своим долгом написать Вам об этом не потому, чтобы просил о
каком-либо разбирательстве. Никакого инцидента не было, так как я его
прервал в корне и спас все видимости. Но кому же, как не Вам, выразить мне,
насколько меня огорчило обвинение меня в адвокатстве. Мне до последней
степени неприятна мысль о каком бы то ни было искании популярности, тем
более в священных для меня вопросах эстетики, - и я считал себя вполне
обеспеченным от подозрений, а тем паче от обвинения в ненаучном трактовании
предмета сообщения теми двумя обстоятельствами, что я читаю в ученом
Обществе и под Вашим председательством.
Целью настоящего письма моего было также поставить Вас в ближайшую
известность о том, что, отзываясь на Ваше приглашение говорить о поэтическом
стиле, я вовсе не говорил того, что было приписано мне лицом, сидевшим на
Вашем месте, и что вслед за ним могут приписать мне газетные писатели.
Искренне преданный Вам
И. Анненский.
Цитаты проверены по изд.: Бальмонт К. Д. Собр. стихотворений. Т. 1, 2.
М., "Скорпион", 1904; Бальмонт К. Д. Только любовь. М., 1904.
1 ... и их погладила даже львиная лапа Петра. - Анненский, по-видимому,
имеет в виду частое употребление церковнославянизмов в указах и других
документах, написанных Петром I.
2 Еще Белинскому ничего не говорила народная поэзия... - Анненский не
учитывает эволюции Белинского в его отношении к фольклору и всей сложности
его оценок, в общей системе взглядов критика. В XIX-начале XX в. подобное
отношение к Белинскому как к отрицателю народного творчества было широко
распространено. На самом деле Белинский допускал иногда в полемическом
задоре резкие выпады против превознесения народного творчества в ущерб
индивидуальной литературе нового времени и против современных подражаний
фольклору - на эти высказывания и ссылались чаще всего истолкователи
Белинского как отрицателя фольклора. Однако следует учитывать и его
историчные, серьезные очерки устного народного творчества, например, в
большом цикле статей о сборнике Кирши Данилова (1841). Указано Б. Ф.
Егоровым.
3 Катков Михаил Никифорович (1818-1887) - реакционный публицист;
издатель "Русского вестника". С Катковым Достоевского связывали деловые и
денежные обязательства.
4 Лабуле де Лефевр Эдуард Рене (1811-1883) - французский публицист,
ученый, общественный деятель.
5 Баррес Морис (1862-1923) - французский писатель. Произведения Барреса
отмечены индивидуализмом, мистическим самоанализом, антидемократизмом.
Баррес импонировал современникам публицистической страстностью, остротой
демагогической критики буржуазно-республиканской Франции.
6 Крешев Иван Петрович (1824-1859) - поэт и переводчик.
7 Греков Николай Порфирьевич (1810-1866) - поэт и переводчик.
8 Случевский Константин Константинович (1837-1904) - поэт и прозаик.
9 Кусков Платон Александрович (1834-1909) - поэт.
10 Шеллер (псевд. Михайлов) Александр Константинович (1838-1900) - поэт
и прозаик.
11 Омулевский (Федоров) Иван Васильевич (1836-1883) - поэт и прозаик.
12 Петефи Шандор (1823-1849) - венгерский поэт.
13 Ларра-Ларра-и-Санчес де Кастро Марьяно Хосе де (1809-1837) -
испанский писатель, критик, публицист.
14 Вы помните, конечно, что Писарев одобрил поэзию Майкова. -
Анненский, очевидно, имеет в виду слова из статьи Писарева "Писемский,
Тургенев и Гончаров": "У наших лириков, за исключением гг. Майкова и
Некрасова, нет никакого внутреннего содержания..." ("Русское слово", 1861,
кн. 11, с. 5).
15 Галахов Алексей Дмитриевич (1807-1892) - историк литературы.
Составитель пособий по истории русской литературы, в том числе книги
"Русская хрестоматия" (1842).
16...что покойный поэт сделал для Бенедиктова. - Я. П. Полонский
подготовил к изданию сочинения Бенедиктова. См.: Бенедиктов В. Г. Сочинения.
Т. 1, 2. СПб. - М., 1902. / Под ред. Я. П. Полонского. 2-е, посмертное изд.
17 Корш Федор Евгеньевич (1843-1915) - академик, профессор классической
филологии, переводчик. Историко-литературные работы Корша посвящены
критическому анализу текстов классических авторов, восточной, славянским и
русской литературам.
18 ...исследование столетнего Пушкина... известно в литературе...
благодаря своему анекдотическому поводу. - Анненский имеет в виду книгу
Корша "Разбор вопроса о подлинности окончания "Русалки" А. С. Пушкина по
записи Д. П. Зуева" (СПб., 1898). Анекдотический повод - публикация в
"Русском архиве" окончания "Русалки", якобы записанного Д. П. Зуевым.
Впоследствии подлинность записи Зуева была опровергнута.
19 Jehan Rictus - Жеан Риктю (1867-1933); настоящее имя: Габриэль
Рандон де Сент-Аман - французский поэт.
20 Гурмон Ремиде (1858-1915) - французский писатель и критик
символистского направления. Критический метод Гурмона оказал некоторое
влияние на творчество Анненского.
21 Альбала Антуан (1856-1935) - французский писатель, литературовед.
22 Виктор Гюго... провозгласил равенство всех слов французского
языка... - В трактате "Вильям Шекспир" Гюго писал: "До настоящего времени
существовала литература для образованных. Во Франции ... литература особенно
стремилась стать замкнутой кастой... Не все слова имели право на
существование в языке. Словарь соглашался или не соглашался включить
какое-либо слово в свой состав... Пора оставить такой образ мыслей. Этого
требует демократия" (Гюго В. Собр. соч. М. 1956, т. 14,с. 320-321).
23 ... алиенировать... - т. е. отчуждать, отъединять.
24 ..."Exegi monument'" - начало первой строфы стихотворения Горация. В
русском переводе: "Создан памятник мной...". Стихотворение входило в
гимназические программы.
25 ...в прозе предисловия к "Горящим зданиям"? - Книга Бальмонта
"Горящие здания" вышла в 1900 г. Начиная со 2-го издания в качестве
предисловий помещены: 1) -"из записной книжки" (3.IX 1899); 2) Стихотворение
"Мои враги" (датировано 14.V111 1903); 3) "Из записной книжки" (3.1 1904).
Анненский имеет в виду декларативную субъективность Бальмонта, отразившуюся
в этих предисловиях.
26 ...как Пифагора, с его коллегией. - Пифагор (род. ок. 580-ум. 500 г.
до н. э.) - древнегреческий математик и философ. Основал так называемый
пифагорейский союз, который был одновременно философской школой,
политической партией и религиозным братством.
27 ...квинтилиановское украшение... - Анненский имеет в виду
специфические особенности ораторского стиля Марка Фабия Квинтилиана (род.
ок. 35-ум. 95) - древнеримского теоретика ораторского искусства.
28 Прекрасное должно быть величаво... - строка из стихотворения Пушкина
"19 октября" (1825).
29 ...лермонтовском фонтане и его медленных шагах по... кремнистому
пути? - Имеются в виду стихотворения Лермонтова "Желанье" ("Отворите мне
темницу..."; см. строку: "Чтоб фонтан не умолкая..."), а также "Выхожу один
я на дорогу..." (см. строку: "Сквозь туман кремнистый путь блестит...").
30 Хотя, конечно, Виктор Гюго... - см. прим. 22.
31 Тиха украинская ночь... - строка из поэмы Пушкина "Полтава".
32 Роденбах Жорж (1855-1898) - бельгийский писатель-символист.
33 ...свиток, который когда-то только мерещился Пушкину... - См.
стихотворение Пушкина "Воспоминание": "Воспоминание безмолвно предо мной /
Свой длинный развивает свиток..."
34 Мой идеал теперь - хозяйка... - строка из чернового наброска к
"Путешествию Онегина".
35 ...беклиновские волны... - Беклин Арнольд (1827-1901) - швейцарский
живописец-символист.