|
Написано Аркадием Аверченко при
любезном содействии его коллеги Герберта
Джорджа Уэльса - Эсквайра.
...Получив
соответствующее разрешение, компания американских
миллионеров-предпринимателей выпустила на купленный за чертой города
участок земли целую тучу архитекторов, инженеров и, главное -
специалистов по всем отраслям предполагаемаго предприятия - самым
мельчайшим.
Весь участок был
обнесен высочайшим забором и только на южной стороне ограды были
проделаны монументальныя ворота с огромной вывеской, на которой горела и
сверкала всеми цветами радуги огненная надпись:
- "Город Чудес".
А ниже:
- "День
пребывания в Городе Чудес и осмотра его стоит 5 миллионов руб. Спешите!
Лучшая аттракция мира! Важно для русской "взыскующей града" души!!"
Безпрерывная
адская работа кипела 3 месяца.
Наконец,
последняя гайка была привинчена, последний гвоздик вбит куда следует, -
и предприятие было объявлено открытым для широкой публики.
* * *
Беря у входной
кассы билеты и платя за них жирную пачку керенок в пятьдесят тысяч, Иван
Николаевич Трошкин говорил своему другу Филимону Петровичу Грымзину:
- То есть,
знаешь, - если бы не так дорого драли - ни за что бы не пошел!
- Еще бы, -
разсудительно поддакивал Грымзин, - этакия деньжища не жалко и заплптить.
- Чего это они
нам покажут?
- Говорят тебе -
Город Чудес. Значит, чудеса будут - ясно!
- Пожалуйста
сначала в контору, ваше сиятельство, - сказал швейцар, снимая фуражку и
изгибаясь в три погибели.
- Слышь ты, -
толкнул локтем приятеля Грымзин. - Чудеса, брат, уже начались.
"Сиятельством" назвал.
В конторе
щеголевато одетый клерк почтительно вручил им какую-то проштемпелеванную
бумажку и указал на кассовое окошечко:
- Там получите
деньги на расходы.
И когда кассир
пододвинул им столбик золотых монет, рублей на двести, на столько же
романовских и целую кучу серебряных рублей и мелочи - оба друга только
промычали что то и, боясь громко ступать по выхолощенному паркету,
направились к выходу.
Вдруг Трошкин
застыл перед огромным, висящим на стене отрывным календарем и, не могши
вымолвить слова, только головой дернул:
- Смотри!
- На календаре
было: "1908 год. 18 августа".
- Виноват, робко
обратился к клерку Трошкин. - Какое у нас сегодня число?
- 18 Августа.
- А... год?
- Неужели не
знаете? 1908-й. Тут же написано.
- Ну ну, -
покрутили головой друзья.
Вышли.
Ошарашенные, зашагали по городу.
По улице - мчался
мальчишка, оглашая воздух неистовыми воплями:
- Ин-те-рресныя
газеты: "Новое время", "Русское Слово", "Речь"!! "Биржевка"!!
- Постой, постой!
За какое число "Новое Время"?
- Ясно - за
сегодняшнее.
- Сколько тебе?
- Две за
"Биржевку", пятак за "Новое Время"!
- Ф-фу!!
Зайдем-ка в кафе, почитаем. Барышня! Два кофе по-варшавски, пол десятка
пирожных. Ну ка, что они там пишут?.. Гм!.. Статья Меньшикова:
"Сколько раз мы
уже твердили о том, что Финляндия готова предать Россию в первый же
удобный момент. Еврейская левая пресса, которая спит и видит - поднять в
Россию революцию"...
- А посмотри
хронику.
- Изволь. "Его
Величеству Государю Императору имели высокую честь представляться
представители тамбовскаго дворянства. Вычлушав речь предводителя
дворянства, Его Величество соизволил ответить:
"Рад слышать, что
тамбовския дворянския традиции остались неизменны". - "Увольняется в
полугодовой отпуск д. с. с. Криворучко" - "Орденом Станислава 3-й ст.
Награждается старший советник градоначаль"...
- Буренинский
фельетон есть?
- Все на своем
месте.
- Кого ругает-то?
- Валерия Брюсова.
- А, брат Ваня?
Каково! Времена-то какия!..
- Барышня,
получите. Сколько? 75 копеечек? Дороговато. Хи-хи!
Вышли. На улице
их внимание привлекла масса зеленых и розовых билетиков, наклеенных на
парадных дверях.
- Чего это, Ваня?
- Квартиры все
сдаются. Время осеннее скоро - сам понимаешь!.. А это что за вывеска...
Во, брат! "Доминик". Зайдем... А? - У буфета по рюмочке... А? С
пирожком, а?
У буфетнаго
прилавка толпилось много делового народа.
- Я, - говорил
один другому, - могу продать вам вагон сахару по четыре с полтиной за
пуд.
- Ваня... Что-же
это?
- Статисты, нешто
не понимаешь. Для нас все эти разговоры. Для нас поставлены. Да-с - не
зря деньги содрали. Буфетчик! Пирожки-то свежие?
- Помилуйте! Вам
ординарную или двуспальную, за гривенник?
- Ваня! Обедать
хочу, шампанскаго хочу, музыки хочу! Всего хочу. Деньжищ-то у нас уйма.
498 с полтинником осталось. Это из пяти сот-то Ваня. Спервоначалу
обедать, потом в театр, потом в шантан.
Вышли. Пошли к
"Медведю". Пообедали. Снова вышли.
- Ваничка,
голубчик мой! Ей Богу, городовой стоит. Ваня, пойдем поцелуем. Не могу я
видеть равнодушно. Стоит голубчик, глазками смотрит. Гор-родовой!!
Не спеша
приблизился городовой.
- Чего орешь зря?
В участок захотел?
- Ваня...
Слова-то какия: "орешь", "участок"!.. Городовой! Я протестую. Почему у
нас не старая жизнь? Почему вы новые революционные порядки вводите?
Лицо городового
приняло сразу новый, интеллигентно испуганный вид.
- Что вы, мистер?
Этого у нас не может быть. Помилуйте, наша фирма...
- А вон, почему
на углу очередь стоит? Разве в хорошее время очередь стояла?
- Это же на
Шаляпина, сэр; всегда бывала, сэр.
И тут же
вызверился на проезжавшаго извозчика:
- Я т-тебе
покажу, дьявол желтоглазый... Не знаешь какой стороны держаться?! Экие
галманы!..
- Барин,
пожалуйте на четвертачек... Куда надо?
- Ваня! Изнемогаю
от счастья. Три бутылочки шампанскаго мы с тобой охолостили, а я
изнемогаю не от счастья, а от радости бытия, Ваничка... Ваня, в театр бы
ахнуть!..
С таинственным
видом приблизился барышник.
- Билетиков у
кассы не достанете. Желаете у меня? Второго ряда, вместо восьми целковых
- десять только и возьму. Пожалуйте-с.
В театре Филимон
Петрович снова ахнул:
- Ваня! Кто это
там с хором на сцене на коленках стоит? Неужто-ж Шаляпин?! Ах, голубчик
ты мой! Это значит, Высочайшее-то присутствие, а? Что делается... Все,
как раньше... Ах, молодчины американцы!
И с переполненным
сердцем влез Ваня на стул и завопил радостно:
- Товарищи...
Нет, извините, к чорту товарищей... Граждане!! Жертвую от полноты чувств
на американский красный крест сто тысяч!!
Подошел
капельдинер. Снял Ваню со стула и внушительно шепнул:
- Сэр! Вы,
очевидно, не разсчитали. Сто тысяч золотом, - а других денег мы не
признаем! - там за оградой, будут стоить миллиард вашими... Опомнитесь.
И сел Ваня на
стул, и горько заплакал Ваня...
В красивую,
полную пышной грезы и блеска, жизнь - ворвалась пошлая тяжелая проза, и
сразу потускнела вся американская позолота, и сделался жалким
комедиантом стоящий на коленях актер, так великолепно загримированный
Шаляпиным...
Арк. Аверченко. Город Чудес // Эхо Литвы. 1922. No 10, 18
июня.
|
